Прекрасные создания - Кэми Гарсия

Я лежал на маленькой белой кованой кровати, мои ноги свешивались с ее края. Это была комната Лены, и я лежал на ее кровати. Лена свернулась на стуле в ногах кровати, положив голову на руку.

Я, пошатываясь, неуверенно сел:

— Эй. Что случилось?

Я точно знал, что упал в обморок, но путался в деталях. Последним, что я запомнил, был смертельный холод, ползущий по моему телу, невозможность дышать и Ленин голос. Вроде бы она что-то сказала о том, что я ее парень, но так как к этому времени я был уже почти без сознания, а до этого между мной и Леной ничего эдакого еще не произошло, то, наверное, мне это показалось. Выдавал желаемое за действительное.

— Итан! — она соскочила со стула и залезла ко мне на кровать, хотя, судя по всему, старалась меня не касаться. — Ты как? Ридли бы тебя не отпустила, и я не знала, что делать. Ты выглядел так, будто мучаешься от боли, и я просто среагировала.

— Это ты о том смерче посреди гостиной?

Она с несчастным видом отвела глаза:

— Так это и происходит. Я испытываю эмоции, злюсь или страшусь чего-то и… нечто просто случается.

Я потянулся и накрыл ладонью ее руки, тепло потекло вверх по моей руке:

— Нечто вроде разбитых стекол?

Она вновь посмотрела на меня, и я сплел свои пальцы с ее. Одинокая трещина поползла по потолку в углу прямо над ней, трещина прокладывала себе путь по потолку, обошла ажурную люстру и, повернув, вернулась в свое начало. Она имела форму сердца — огромного, девчачьего рисунка сердца на треснувшей штукатурке потолка.

— Лена.

— Да?

— Твой потолок не рухнет нам на головы?

Она повернулась и посмотрела наверх. Когда она увидела трещину, она закусила губу, и румянец залил ее щеки.

— Не думаю. Это просто трещина на потолке.

— Ты это специально сделала?

— Нет, — яркий румянец теперь был не только на щеках, но и на носу. Она не смотрела на меня.

Я хотел спросить, о чем она думает, но побоялся смутить ее. Я просто надеялся, что это связано со мной, и с нашими сплетенными пальцами, с тем словом, что мне казалось, я услышал до того, как вырубился. Я с сомнением смотрел на трещину, она говорила очень о многом.

— Ты можешь вернуть все, как было до того, как это… нечто случилось?

Она с облегчением вздохнула, радуясь перемене темы.

— Иногда. Есть пределы. Иногда меня настолько захлестывают эмоции, что я уже не могу контролировать происходящее и не могу ничего исправить, даже после. Не думаю, что смогла бы восстановить стекло в окне в школе. Не думаю, что смогла бы остановить тот шторм, что бушевал в день, когда мы встретились.

— По-моему тот шторм не твоих рук дело. Ты не должна винить себя за каждый ураган, который обрушивается на округ Гатлина. Сезон ураганов еще не закончился.

Она перевернулась на живот и посмотрела мне прямо в глаза, она не отводила глаз, не отводил и я. От тепла ее прикосновения по моей коже бегали мурашки.

— Ты же видел, что случилось сегодня.

— Лена, иногда ураган — это всего лишь ураган.

— Пока я здесь, я буду сезоном ураганов в Гатлине.

Она попыталась высвободить свою руку, но я лишь крепче сжал ее:

— Забавно. Для меня ты больше похожа на девушку.

— Что ж, это не так. Я целый штормовой циклон, неподдающийся контролю. Большинство магов в моем возрасте могут контролировать свой дар, у меня, похоже, наоборот — мой дар управляет мной, — она указала на свое отражение в зеркале на стене, на отражении под нашими взглядами появилась чернильная надпись «Кто эта девушка?» — Я все еще пытаюсь разобраться с этим, но кажется, что мне никогда не справиться.

— А у всех магов одинаковые силы, дар или что там у вас?

— Нет. Все мы можем делать какие-то простые вещи, вроде телекинеза, но у каждого мага свои специфические способности в зависимости от дара.

В тот момент мне очень хотелось, чтобы существовал какой-то специальный курс лекций вроде «Все о магах», чтобы я был в теме подобных разговоров, потому что, как правило, я ничего не понимал. До этого единственным человеком, обладавшим способностями, я считал Амму. Предвидение и умение изгнать бесов должно считаться, верно? По всему, что я знал о ней, можно было сделать вывод, что и она может передвигать предметы силой своего разума; по крайней мере, мою задницу она заставляла ерзать одним только взглядом.

— А тетя Дель? Что она может?

— Она Времяворот, она читает время.

— Читает время?

— Так же, как мы, входя в комнату, видим настоящее, так тетя Дель видит одновременно и прошлое и настоящее. Зайдя в комнату, она может увидеть ее в наши дни, а заодно десять лет назад, двадцать, пятьдесят, все в одно время. Вроде того, что видели мы, когда прикасались к медальону. Поэтому у нее всегда немного потерянный вид. Она никогда не знает точно, когда и даже где именно она находится.

Я вспомнил, как чувствовал себя после одного из видений, и каково чувствовать себя так круглосуточно:

— Не весело. А Ридли?

— Ридли — Сирена. Ее дар — это Сила убеждения. Она может поселить любую мысль в любую голову, заставить рассказать ей все, сделать что угодно. Если она обратит свою Силу на тебя и велит тебе прыгнуть со скалы — ты прыгнешь.

Я вспомнил себя в машине с ней и то, как я чуть было не рассказал ей все на свете:

— Я бы не прыгнул.

— Прыгнул. Пришлось бы. Ни один смертный не устоит перед Сиреной.

— Нет, не прыгнул, — я смотрел на нее; волосы, сияя, обвевали ее лицо, хотя сквозняка в комнате не было. Я искал в ее лице какой-нибудь знак, что она чувствует то же самое, что и я. — Ты не можешь прыгнуть со скалы, если уже летишь вниз с другой побольше.

Я услышал то, что сказал, и тут же захотел вернуть сорвавшиеся с языка слова обратно. В моей голове они звучали лучше. Она взглянула на меня, пытаясь разглядеть, не шутил ли я. Я не шутил, но не мог сказать этого. Вместо этого я сменил тему:

— А какие у Рис сверхвозможности?

— Она — Сивилла. Она читает лица. Просто глядя тебе в глаза, она может увидеть, что ты видел, кого, и что ты сделал. Она, буквально, открывает твое лицо и читает как книгу. — Лена все еще изучающее рассматривала мое лицо.

— Ага, а кто это был? Та женщина, в которую превратилось лицо Ридли, когда Рис смотрела на нее? Ты видела?

Лена кивнула:

— Видела. Мэйкон не сказал мне, но это кто-то Темный. И могущественный.

Я продолжал расспросы. Я должен был знать. Было ощущение, что я пообедал с кланом инопланетян.

— А что может Ларкин? Укрощать змей?

— Ларкин — Иллюзионист. Вроде Метаморфа, но в нашей семье только дядя Барклай — Метаморф.