Заговор - Джонатан Рабб

Он не принял в расчет неожиданный вал прибоя, волна, поднятая судном, прошедшим где-то поверху, швырнула его на щербатую кромку пирса. Первым пострадал баллон с воздухом: тут же в воде эхом разнесся скрежещущий визг пробоины. Еще секунда, и вторая волна припечатала его к бетону и стали — и опять вся сила удара пришлась по дыхательному аппарату. Скрежет теперь обратился в булькающий стон: воздух терялся мгновенно. Куда хуже было то, что от выброса поверхность воды забурлила пузырями, что могло сразу же привлечь внимание кого угодно.

Впрочем, выбора у него не было. Придется всплывать.

Сбросив акваланг с плеч, пловец смотрел, как тот тонул, вскоре следом отправился мешок, который он держал в руках, четыре взрывных комплекта бесцельно уходили в глубину. Затем он обратил лицо к поверхности. Отражение одинокой фигуры рябью колыхалось в воде. У него остался один выход: слой воздуха под пирсом. Скользя меж балок, он всплыл, без звука прорвав водную гладь. Затаил дыхание. Прислушался. Придется дожидаться темноты, а потом выбираться.

— Нет, — откликнулся Вотапек не менее беззаботно. — Мне хотелось бы знать, как вы нашли Элисон. Хотелось бы также знать, почему вы несли всю эту чепуху про то, что я направляю вас переговорить с ней. Естественно, Элисон вам поверила.

— На вас я сослалась, — сказала Сара, наливая себе лимонад, — потому что знала: это единственное, что убедит ее повидаться со мной.

— А как вы это узнали?

Сара поставила графин на место.

— Мне платят за то, чтобы знать, мистер Вотапек.

— Понимаю, — произнес он. — И кто вам платит за то, чтобы знать о подобных вещах? — Он поставил свой стакан на столик. — Наше правительство?

Сара позволила себе улыбку, отрицательно поводя головой:

— Правительство не может себе позволить прибегнуть к моим услугам.

— «Не может себе позволить»… — Вотапек заговорил с нажимом. — Как вы достали этот номер телефона?

— Как? — произнесла Сара мягко, понимая, что пришло время поманить проблеском правды. — Нашла в списке, — продолжила она, поставив свой стакан на столик рядом с его, — в списке, где были имена четырнадцати детей, десять из которых умерли. — Сара помолчала. — На самом деле умерли двенадцать. Последние двое погибли совсем недавно. — Взглянула на него в упор. — Но об этом вы знали, мистер Вотапек?

Он ответил куда более настороженно:

— Вы опять заставляете меня признаться в неведении, мисс Картер.

— Уверена, это не так, мистер Вотапек.

Тот помолчал, прежде чем заговорить:

— Ясно, что с правительством вы все же связаны, иначе откуда бы у вас эти сведения?

— Не будьте наивны. Вы считаете, что в Вашингтоне хоть кто-то имеет представление, кто такие Грант и Эггарт? Или какое отношение ко всему этому имеет вице-президент? — Сара вновь умолкла, чтобы убедиться, как озабоченность пробивается в его взгляде. — Если бы там об этом знали, мы бы с вами не вели этот разговор.

Вотапек стиснул зубы.

— Те досье… были закрыты.

— Верно, — подтвердила она, — только они ведь не единственный источник информации, так? — В голове у нее стал складываться план атаки. Не дав ему ответить, она добавила: — В досье никогда не упоминались ни Брейнбрук в Колорадо, ни Уинамет в Техасе, и все же нам обоим известно, что эти площадки намного интереснее, чем Темпстен в штате Нью-Йорк. — Она подождала, пока сказанное ею дойдет до сознания собеседника. — Откуда у меня этот номер телефона, мистер Вотапек? Думаю, об этом вы уже знаете.

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

— Этих сведений вам бы никто не дал.

— Тогда как вы объясните, что они у меня есть?

Вотапек раскрыл было рот, но умолк.

— Пусть это вас не беспокоит, — сказала Сара, горя желанием выяснить, насколько он обособлен. — Что вас должно беспокоить, — добавила она, достав из сумочки видеокассету Элисон, — так вот это.

И опять Вотапек ничего не сказал.

— Это запись, которая разъясняет, отчего столь интересны Брейнбрук, Уинамет и другие площадки. Запись, мистер Вотапек, где прослежена весьма поучительная история. Вам она знакома? — Сара дождалась его кивка. — Есть люди, которые хотят знать, почему у Элисон Крох оказалась копия записи.

Вотапек недоуменно раскрыл глаза, лицо его исказила гримаса — он не мог и не хотел верить ее словам.

— Эта запись, — говорила Сара, убирая кассету в сумочку, — вообще не должна была попасть в руки мисс Крох. У нее никогда не должно было быть доступа к материалам с грифом «Только для руководителя». — Она выдержала паузу. — В какой-то степени все это выглядит весьма слюняво и сентиментально.

— В какой-то… — Его взгляд метнулся к ней. — Эта запись держалась в тайне. Не могу понять, как… — Вотапек осекся. — Вы чью точку зрения имели в виду?

— Еще один вопрос, на который, уверена, у вас есть ответ. — Сара взглянула через плечо второго, который стоял в углу. — Думаю, будет лучше этим и ограничиться.

Вотапек не сводил с нее глаз. То, что поначалу было опасением, теперь граничило с крахом. Сара задела за живое; вот он, признак сомнения в самом себе: плечи его медленно расслаблялись, словно распластываясь по мягкой обивке кресла. Едва ли не самому себе задал он вопрос:

— У Элисон была запись? — Затем обернулся и, не сводя глаз с Сары, произнес неживым голосом: — Это все, Томас. — Стоявший в углу не колеблясь зашагал прочь по покрытой щебнем дорожке, немного погодя Вотапек встал и подошел к краю балкона. Разглядывал море внизу, дожидаясь, пока не стихнут шаги ушедшего, потом обернулся: — Кто вы, мисс Картер?

— Почему? — спросил Ферик. — Эти самые сферы неизбежно войдут в конфликт. Вы получите наихудший вариант былой советской империи.

— Теоретически, — подчеркнул Ксандр. — Если только один человек не встанет за спиной троих управителей — так Эйзенрейх называл стоявших во главе каждой сферы — и не будет направлять их. Этой фигурой монах делает блюстителя. В основе своей структура немного похожа вот на это. — Ксандр выложил на столик три сухарика и булочку. — Вот, скажем, сухарики — это управители. Нам с вами они кажутся абсолютно раздельными. Булочка же, — он держал ее дюймах в шести над столиком, — сопрягает действия сухариков, не выдавая, что вся четверка на самом деле работает сообща. Другими словами, мы видим всего-навсего три сухарика и считаем, что они автономны. Сами они знают, что это не так, но плохо представляют, что творится в других сферах. Вот здесь-то и появляется булочка, паря сверху, дабы убедиться, что все остальное идет гладко. — Ксандр поворошил страницы и, отыскав нужную, прочел: — «Тем самым государственная власть окажется под покровом республиканской добродетели, поскольку власть будет представать разделенной среди множества. Четкое проявление пределов и противовесов… удовлетворит прихоти народа».

— Какая прелесть.

— Это разделение, — прибавил Ксандр, — идеально увязывается с тем, что Эйзенрейх понимает как потребность государства время от времени менять свое обличье.

— Поясните.

— Ну, в зависимости от того, чего в данный момент народу хочется: демократии, аристократии или даже тирании, — одна из сфер настраивается на удовлетворение этой прихоти. Суть, основа не меняется никогда — только обличье, только то, что на поверхности. Итак, у вас есть основная группа: управители, определяющие политику в своих сферах. У вас есть человек вне их сфер: блюститель, надзирающий за тем, чтобы управители ноги друг другу не топтали. Меж тем как народ убежден, будто им не помыкают, поскольку три сферы, казалось бы, действуют обособленно. Народ становится сборищем довольных простаков, а балом правит четверка молодцев на самом верху, они и ведут государство туда, куда пожелают. — На лице Ксандра промелькнула тень тревоги. — Если по названиям последних глав о чем-то можно судить, то поведут туда, куда до жути не хочется.

— И этими тремя сферами правят три наших приятеля.

— Кто же еще?! Плюс вся система строится на той посылке, что народ уверен, будто все обстоит прекрасно. Это означает, что им приходится манипулировать. Здесь-то и вступает в строй высокоразвитая система образования.

— Вотапек. — Ферик допил пиво.

— Именно. Они буквально следуют этой книге.

— Имеется очевидное слабое место, — заговорил Ферик. — Обезглавь, избавься от блюстителя — и вся система развалится.

— Теоретически… Беда в том, что действуют они не теоретически. Устроенное ими в Вашингтоне и Чикаго полностью соответствует названиям нескольких последних глав. То, что произошло на прошлой неделе, стало идеальной пробой создания политического хаоса. А случившееся только что на зерновом рынке — экономического хаоса. Представьте, что будет, когда они попробуют в масштабах побольше.