Желтые обои, Женландия и другие истории - Шарлотта Перкинс Гилман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Для дальнейшего развития?
— Да. Когда кто-то слишком узко специализируется в одной области, наблюдается склонность к атрофии неактивных областей мозга. Нам нравится все время учиться.
— А что вы изучаете?
— Все, что нам известно в различных направлениях науки. Мы в определенных пределах неплохо знаем анатомию, физиологию и обмен веществ — все, что имеет отношение к полноценной и гармоничной жизни. Мы обладаем знаниями в ботанике, химии и так далее — на элементарном уровне, но интересными. Мы знаем свою историю и связанную с ней психологию.
— Вы связываете психологию с историей, а не с личной жизнью?
— Конечно. Это наша история, и она меняется вместе со сменяющими друг друга развивающимися поколениями. Мы неторопливо и осторожно работаем над тем, чтобы наш народ развивался по заданным направлениям. Это восхитительный и прекрасный труд! Видеть, как тысячи детей растут и развиваются, вырабатывают четкое и ясное мышление, более мягкие характеры и высокие способности. Разве у вас в стране по-другому?
Здесь я попросту ушел от ответа. Вспомнил мрачное заявление, что человеческий мозг не изменился со времени первобытных племен, он лишь стал получать больше информации. В это я никогда не верил.
— Мы развиваем две основных черты, — продолжала Сомель, — которые представляются нам совершенно необходимыми для достойной жизни. Это способность выносить четкие и здравые суждения и сильная воля, направленная во благо. Мы прилагаем все усилия к тому, чтобы в детстве и юности развить эти способности: индивидуальное умение связывать понятия и волю.
— В смысле — как часть вашей системы обучения?
— Именно. Как самую значимую ее часть. Как ты мог заметить, детям мы сначала обеспечиваем среду, которая питает мозг, не утомляя его, даем всевозможные простые и интересные задания, как только дети дорастают до их выполнения. Физические качества, разумеется, стоят на первом плане. Но как можно раньше и с наибольшей осторожностью, чтобы не перегружать мозг, мы предоставляем детям возможность выбирать, выстраивая очень наглядные причинно-следственные связи. Ты обратил внимание на игры?
На них я внимание обратил. Дети, похоже, всегда во что-то играли или же сами что-то изучали. Сначала я удивлялся, когда же они ходят в школу, но потом выяснилось, что они туда не ходят — таким представлялось обучение. Без всякого школярства.
— Мы тысячу шестьсот лет занимаемся разработкой все более улучшенных игр для детей, — продолжала Сомель.
Я пришел в ужас.
— Разработкой игр? — не понял я. — В смысле — придумываете новые игры?
— Совершенно верно, — ответила она. — А вы разве нет?
Тут я вспомнил детский сад, разработанные госпожой Монтессори[8] «материалы», и осторожно ответил:
— В некоторой мере — да.
И добавил, что большинство наших игр — очень старые, они из глубины веков передаются из поколения в поколение.
— И каково их действие? — спросила Сомель. — Они развивают способности, которые вы хотите поощрять?
Я снова вспомнил заявления ярых поборников и сторонников «спорта», после чего так же осторожно ответил, что в теории это отчасти так.
— Но детям эти игры нравятся? — спросил я. — Когда что-то придумывают и преподносят им? Им разве не хочется поиграть в старые игры?
— Ты же видишь детей, — ответила она. — Разве ваши дети более увлеченные, заинтересованные и счастливые?
И тут я подумал, по правде сказать, как никогда раньше не думал, о виденных мною праздношатающихся скучающих детях, нывших: «Чем бы еще заняться?» О бегающих по улицам группах и стайках детворы, о значении заводил, обладающих инициативой и вечно стремящихся «что-то затеять», о детских праздниках и тягостных обязанностях старшего поколения «развлекать детей». А еще о бурных водах неуправляемой активности, называемой у нас «озорством», о дурацких, опасных и иногда злодейских поступках, совершаемых ничем не занятыми детьми.
— Нет, — мрачно ответил я. — По-моему, нет.
Дочь Женландии рождалась не только в тщательно подготовленном к ее появлению на свет мире, полном увлекательных игр и возможностей учиться, но и в обществе, где присутствовало множество учителей, с рождения готовившихся к своей работе, чьей обязанностью было сопровождать детей в пути по тому, что казалось нам совершенно невозможным — по сверкающей дороге к знаниям.
Их методики не содержали тайны. Приспособленные к воспитанию детей, они были по крайней мере понятны взрослым. Я много дней провел среди малышей, иногда вместе с Элладор, иногда без нее, и начал ощущать мучительную боль за свое детство и за детство всех, кого я знал.
Построенные для детей дома и разбитые для них сады были спланированы таким образом, чтобы предотвратить саму возможность получить травму. Там не было ни лестниц, ни острых углов, ни маленьких предметов, которые можно проглотить, ничего горючего — прямо детский рай. Девочек как можно быстрее обучали управлять своим телом, и я раньше никогда не встречал столь уверенных, ловких и смышленых малышей. Было отрадно глядеть на ряды учившихся ходить ребятишек, не только на ровном полу, но и чуть позже на резиновых полосах, приподнятых на несколько сантиметров над мягким дерном или толстым ковром. Они с радостными криками падали, возвращались к началу и снова пытались пройти до конца дорожки. Конечно, мы замечали, как дети любят на что-то залезать и идти! Однако мы никогда не догадывались использовать подобный неисчерпаемый источник радости в целях их физического воспитания.
Конечно, они росли рядом с водой и учились плавать даже раньше, чем ходить. Если сначала возможные результаты этой слишком интенсивной системы опеки и обучения меня немного пугали, то страхи рассеялись, когда долгими солнечными днями я глядел на радостные игры и крепкий сон, в которых эти небесные создания проводили свои первые годы. Они даже не догадывались, что их обучают. Они и подумать не могли, что при сочетании шумного и
