Граничник (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

По вечернему времени людей во дворе почти не было, только двое братьев стояли на воротах, которые сразу же закрыли, едва мы въехали. Да конюх выскочил, принимая у общинников лошадок. А так насельники монастырские уже спали или всенощную в церкви стояли — приехали-то мы поздно, в темноте.

Игумен, все такой же молчаливый и насупленный, самолично провел Стефана к приземистой постройке, отпер дверь, ведущую в подвал и велел спускаться. Граничник возмущаться не стал, уточнил только, есть ли там свечи. Получив утвердительный ответ, улыбнулся, словно только свечей ему до полного счастья и не хватало, и бодро сбежал вниз. Крикнув только, когда услышал звук запираемой двери:

— Вели горячего хоть пожрать принести, отче! Я уже месяц на сухом пайке!

«Ну, вообще, тебя в Малахии брат Анджей кормил», — напомнил я ему.

«Чего не помню — того не было! — отрезал напарник и завалился на лавку. — Толкни, как еду принесут, ладно?»

Свечи, что характерно, он зажигать не стал. Да и зачем бы они ему, если, едва войдя в подвал, он включил ночное зрение?

«Может, нам пока стратегию поведения обсудить? — уточнил я чуть позже. — Не нравится мне твое спокойствие…»

Меня и правда его отстраненность немного напрягала. Вернувшись и узнав, что с нами происходило за последние пять дней, Стефан, казалось, ушел в себя, не собираясь своими думами со мной делиться. И это после всего того, что мы пережили вместе.

«Чего там обсуждать? — даже удивился Стеф. — Расскажем все, как было, и пусть иерархи решают, что делать. Не наша это задача, Оли. Ты же видишь, какое тут аббатство творится — явно какие-то интриги! Савва этот со своим приказом дурным! Почему сразу не епископ?»

Я тоже так считал, поэтому в очередной раз выругавшегося напарника одергивать не стал. Выберемся из этой передряги — загоню в пост дней на пять! Взял моду — матерки маскировать!

Только не очень-то я верил, что выбраться у нас выйдет.

Каждый Страж-бродяжник — вольнодумец и авантюрист, и этого не изменить. Человек, в одиночку гуляющий по самым опасным местам планеты, не может быть иным, ведь ему приходится смотреть на мир не через призму догмы, а с позиции здравого смысла. Вопросы выживания для него первичны — не в ущерб душе, естественно. Да и как по-другому-то?

Поэтому каждый бродяжник ненавидит интриги. Всю эту борьбу фракций, временные союзы, дружбу с фигой за пазухой. Понимает, что такова природа человеческая, да и природа власти, но не приемлет. Сталкиваясь с подобным, он старается максимально быстро сбежать из места, где такое происходит. Обратно, на кордон. Там, где все просто и все по-честному.

А я это забыл, как выяснилось. И многое другое еще. Надо же, пять дней всего с ребенком нянчился, а привык, как полжизни этим занимался! Стеф, он ведь и раньше таким был — себе на уме, не болтливым. Вот таким и вернулся. Я себя даже ненужным на миг почувствовал. Как дед, внучок которого внезапно вырос и более в наставлениях не нуждается. И радостно, и обидно немного. Вот ведь… аббатство!

Ладно, все это пустое. Не хочет обсуждать — я за него подумаю. Потом еще спасибо скажет… или нет. Неважно. Важно другое — как себя на допросе вести? Ведь нас же на допрос привезли, верно? Только не очень понятно, о чем спрашивать будут. Я не про то, что нужно скрывать и запираться, нет — всю правду мы расскажем, я, например, по-другому и не смог бы. Просто хотелось понять, на чем акценты делать.

Да и вообще — почему сразу в «темную» кинули, как преступников каких? Что знает начальство на день сегодняшний? Немного, так-то! Если я прав, то у них сейчас мой доклад по состоянию дел, когда мы еще в Малахии были — я его брату Анджею на всякий случай оставил. А там из всей крамолы лишь использование услуг охотников, один из которых маг. Пятно, конечно, но не настолько жирное, чтобы Стража арестовывать. По-честному, так и не пятно даже, подобно нам и другие так поступали. Грех невеликий, на трехдневный пост с «врачеванием духовным», которое еще епитимией называют. А нас — в подвал. Не понимаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вот если бы начальство про союз с ведьмами прознало, тогда да. Пусть у нас выбора особого не имелось, но колдуньи наряду с Темными Слугами относились к категории «врагов рода человеческого» и за контакт с ними можно и на костер взойти. Но я (пока!) о том не докладывал, а из иных источников об этом узнать нереально. Значит, Стефан прав — интриги. Неся весть о Высшем, научившимся делать из Стражей одержимых, мы вляпались в какие-то фракционные разборки.

Это плохо. Само по себе плохо, а когда мы расскажем все от начала до конца — а мы расскажем — станет еще хуже. Подведут под ересь без вариантов. Впрочем, мы с подопечным знали на что шли, когда сюда спешили.

До утра еду так и не принесли. Это произошло только с рассветом, едва петухи третий раз прокричали. Дверь отперли и вниз спустился молчаливый монах, неся глиняную чашку, полную рассыпчатой, сдобренной сливочным маслом, пшенной каши. Поставил ее на лавку, которая пленнику и постелью служила, и столом со стулом, развернулся и пошел прочь.

— Кашка! — облизнулся Стеф. — Горяченькая! Благодарю тебя, брат!

Монах, поднявшийся уже до самого верха лестницы, обернулся и отвесил поклон. После чего вышел вон и запер дверь.

На то, чтобы расправиться с пищей, у граничника ушла всего пара минут. Ел он с таким аппетитом, так вкусно дул на горячую кашу и причмокивал, что я даже на миг сожаление ощутил, что сам не в теле и к трапезе присоединиться не могу. Когда же он наелся и откинулся на лавке с блаженным выражением на лице, дверь сверху вновь отперли и к нам спустился тот самый мужик из ополченцев, в котором мы сперва подозревали ревнителя.

— Чего тебе, человек божий? — вальяжно спросил Страж, едва приоткрыв глаза. — Ты же дьяк, я верно понимаю?

— Велено тебя проводить на допрос, граничник. — ответил тот без выражения. — Вставай и иди за мной.

— Допрос — это хорошо! — с искренней радостью сообщил Стефан. — Еще вчера можно было провести, но вы чего-то тянули. Веди!

«Вчера тот, кто должен допрос вести, в монастырь еще не прибыл», — пожурил я подопечного за поверхностность мышления.

«Без тебя знаю, зануда ты старая! — беззлобно отмахнулся тот. — Не сбивай кураж!»

Кураж? Он что это задумал? Понял что-то и молчит? Ладно, подождем. Парень он неглупый, доверюсь его чутью, раз собственное подводит.

Мы поднялись из подвала наверх, вышли на монастырский двор и отправились к церкви. Только зашли не с главного хода, а нырнули в неприметную дверку с правой стороны здания. Оказались в канцелярии — уж это царство бюрократов я ни с чем не спутаю.

Короткий и узкий коридор привел нас в крохотную комнату, считай, келью, где в ожидании нас сидел старик с лисьим лицом, в простой черной рясе и скуфье. На груди его висел большой серебряный крест — единственное, что отличало его от обычного монаха.

И я, и Стефан знали этого человека прекрасно. Отец Василий, второй викарий нижегородского епископа, ко всему прочему являлся еще и куратором ревнителей в епархии. То есть, очень крупная фигура, которой, по логике вещей, не было нужды тащиться в окраинный монастырь для допроса вернувшегося Стража.

— Спасайся, отец Василий, — поклонился Страж.

— Спаси Господи, — ответил тот и хитро прищурился. — Что, и благословения не попросишь?

— Попрошу, отчего же не попросить. Как только ты мой статус определишь.

— Не я, сыне, а Трибунал.

— Ты понял, что я сказал. Сесть можно?

Держался Стефан, как по мне, нагловато. То есть, ходил по самому нижнему краю дозволенного. Тон выбрал такой, словно перед ним не третий по значимости священник епархии сидел, а рядовой служитель на уровне дьякона. В другое время я бы устроил ему за это головомойку, но сейчас мне и самому была интересна причина, почему столь значимая особа решила посетить нас лично.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Садись, сыне, — викарий дождался, пока граничник усядется на лавку у входа, после чего дал знак уйти дьяку, который нас привел. — Как странствия твои?