Заживо погребенная - Густав Эмар

— Положим, но неужели это совпадение случайностей не удивляет тебя?

— Здравый смысл не позволяет мне придавать значение этому смешению цветов и интересов, направленному будто бы к одной цели: то есть к моему уничтожению.

— Смейся, друг, но будущее покажет, кто из нас прав.

— Пустяки!..

— Ладно. Я тебе припомню только одну латинскую пословицу. Ты понимаешь по латыни?

— Когда-то понимал.

— Так слушай: «Quos vult perdere Jupiter, demental» 17.

— Черт тебя побери! Но оставим это! Наваха, я должен вам сказать, что рассчитываю на вас.

— Приказывайте, Майор.

— Необходимо, чтобы умный и храбрый лазутчик проследил, куда девались наши утренние гости.

— Вот что!

— Поручение важное и опасное, поэтому я и выбрал вас.

— Очень благодарен! — процедил Наваха сквозь зубы.

— Вы, кажется, не особенно радуетесь моему выбору! Не имеете ли желания от него отказаться?

— Я не должен отказываться. Мое дело повиноваться. Но, сказать правду, Майор, сегодняшние происшествия заставляют меня сожалеть о том, что ваш выбор не пал на другого.

— Полноте, друг мой, вы единственный, на кого я вполне надеюсь.

— Благодарю вас, Майор; я готов на все. Прошу вас только предоставить мне полную свободу действий, а главное — позвольте мне самому выбрать тот костюм, который я для себя сочту более безопасным.

— Ну, что касается этого, то делайте все, что вам угодно. Мне только нужно иметь самые точные сведения.

Наваха просиял. Он разыграл свою роль в совершенстве! Он добивался именно случая, который бы ему позволил переговорить с Темным Сердцем о последних распоряжениях Майора; и вдруг сам Майор помогал ему в этом.

Небо было покрыто свинцовыми тучами. Ветер налетал порывами. Вдалеке слышались раскаты грома. Все предвещало грозу. Сумерки уже наступили, когда Наваха покинул лагерь. Он был одет в полный костюм охотника, даже лошадь его была оседлана по индейским правилам. За поясом бандита был, можно сказать, целый арсенал. Он смело мог бороться с пятью или шестью противниками.

Отъехав от лагеря на значительное расстояние и удостоверившись, что часовые окончательно его потеряли из вида, Наваха круто свернул в сторону. Теперь он направлялся к мексиканской границе. Гроза приближалась. Зеленоватая молния бороздила небо, громовые удары повторялись с возрастающей силой; хлынул дождь и мгновенно превратился в ливень. Зги не было видно. Наваха напрасно напрягал зрение — мрак окружал его со всех сторон. Уже много часов блуждал он по саванне, отыскивая какой-нибудь признак дороги; наконец, утомленный, промокший до костей, он с досадой убедился, что сбился с пути. Тогда он вспомнил последнее средство всех заблудившихся путешественников: он бросил поводья, предоставив лошади следовать своему чутью.

— Ну, Негро, — сказал он вслух, точно благородное животное могло понять его, — иди куда знаешь, я отказываюсь искать дорогу.

Лошадь, великолепный степной мустанг, казалось, услышала слова своего господина. Она фыркнула, весело заржала и, подняв высоко голову, быстро помчалась вперед. Гроза не унималась. Наваха тревожно оглядывался; уже с полчаса, по крайней мере, Негро несся свободно по непроглядной шири саванны, как вдруг вдали блеснул яркий огонек.

— Черт возьми, наконец-то! — пробормотал Наваха. — Какой-нибудь лагерь. Лишь бы не неприятельский. Что же это такое? Огонек то показывается, то исчезает. Ну будь, что будет! Чего мне бояться? Всякому непоздоровится, кто вздумает напасть на меня.

Лошадь вдруг свернула с саванны и поскакала под деревьями девственного леса.

— Кто идет? — грозно раздалось в темноте.

— Друг! — ответил Наваха, останавливая лошадь.

— Кто такой?

— Охотник, ищущий убежища от грозы.

— Идите вперед, не бойтесь.

Бандит не заставил повторять себе приглашение. Он смело подъехал к месту, откуда раздавался голос.

Огонь, к которому его привез Негро, горел не на открытом месте, а внутри пустого дерева. Это был один из тех гигантских кипарисов, о которых мы уже говорили; на нем уцелела одна кора; выгнившее же годами дупло могло свободно вмещать до пятнадцати человек. В настоящую же минуту там жил один человек.

По приглашению хозяина этой странной квартиры, Наваха ввел в нее и свою лошадь. Он ее расседлал, вытер тщательно пучком соломы и, приготовив ей захваченный с собою корм, наконец, позаботился и о себе. Он вынул кое-какие припасы из сумки, разложил их перед огнем и собрался ужинать. Тут только он вспомнил о хозяине дупла, который и сам, по-видимому, не обращал на него внимания.

Наваха поднял на него любопытный взор и остолбенел.

— Себастьян?!. — вскрикнул он.

— Ага! Вы меня узнали, — отвечал тот, грустно улыбаясь. — Я тоже сейчас вас признал, несмотря на перемену одежды. Вы — Наваха.

— Да. Но, Себастьян! Может ли это быть? Вы не умерли?

— Нет еще, но долго ждать не придется, — вздыхая, проговорил матрос. — Добейте меня, если вам это приказано, я защищаться не стану. Сил больше нет!

— Мне ничего подобного не приказано. К тому же, все считают вас умершим.

— Как все? И Майор также?

— Да. Я и принес ему это известие.

Радость озарила лицо Себастьяна.

Бедный малый страшно изменился. Черты его лица вытянулись, он стал бледен, глаза ввалились. Его левая рука была обмотана окровавленной тряпкой. Видно было, что душа еле держалась в этом теле.

— Ну мы, вероятно, много кой чего можем друг другу порассказать, — продолжал Наваха, — но, признаться, я умираю с голоду. Хотя вы, вероятно, уже отужинали, однако, может быть, не откажетесь разделить мою трапезу. Для питья и для еды, знаете, было бы хотение.

— Вот уже три дня, как я ничего не ел, кроме диких плодов, — глухо проговорил бывший матрос.

— Чего же вы молчите! — воскликнул Наваха с участием.

— Мог ли я угадать, узнав вас, каковы ваши намерения относительно меня?

— У меня ровно никаких намерений нет, уверяю вас. Один случай меня сюда привел, и поверьте, что я вовсе не желаю вам зла. Садитесь же и ужинайте да, кстати, расскажите мне о вашем чудесном исчезновении.

Буря яростно выла, потрясая макушки деревьев. Себастьян и Наваха спокойно ужинали у пылавшего костра. Утолив первый голод, Себастьян принялся за рассказ.

Мы не станем его повторять, так как он уже известен нашим читателям; скажем только, что, когда Себастьян дошел до сцены перед судом Линча, Наваха его перебил.

— Ладно, товарищ, — сказал он. — Все это я знаю. Продолжайте!

— Как так знаете? — спросил удивленный матрос.

— Знаю. Да что греха таить, лучше уж всю правду выложить. Ведь выстрелил-то в вас — я!