Эпиграммы - Марк Марциал

С зависти лопнуть готов, что владею под Римом я дачкой,

В Риме же дом у меня, — с зависти лопнуть готов.

С зависти лопнуть готов, что друзьям я приятен и в гости

10 Я постоянно хожу, — с зависти лопнуть готов.

С зависти лопнуть готов, что и любят меня, да и хвалят…

Ну так и лопни, коль ты с зависти лопнуть готов.

Не всюду так уж плох был урожай винный,

Овидий, нет; на пользу был большой ливень:

Амфор воды Коран себе запас сотню.

Марк Антоний к моим с любовью относится Музам,

Коль поздравленьям в письме, Аттик, поверить его,

Марк, заслуживший себе в Толосе Палладиной славу

Громкую, что породил мира питомец — покой.

5 Ты, что можешь снести томительность долгой дороги,

Книга, ступай как залог дружбы далеких друзей.

Ты дешева, сознаюсь, коль тебя пошлет покупатель:

В том твоя ценность, что шлет автор в подарок тебя.

Разные вещи, поверь, — из ключа журчащего пьешь ты

10 Иль утоляешь свою жажду стоячей водой.

За три денария ты приглашаешь меня и, облекшись

В тогу велишь поутру в атрие, Басс, тебя ждать.

Далее — в свите идти, перед креслом твоим выступая.

Вместе с тобой посетить добрый десяток старух.

5 Правда, что тога моя дешева, и стара, и негодна,

За три денария все ж, Басс, и такой не купить.

Аппия путь, что святым в Геркулесовом образе чтимый

Делает Цезарь, — славней всех авзонийских путей.

Ежели подвиги знать ты первого хочешь Алкида,

Знай: он ливийца сразил, взял золотые плоды,

5 Со щитоносицы снял амазонки он в Скифии пояс,

Шкуру льва приобщил к вепрю аркадскому он;

От медноногой леса он лани избавил, а небо —

От Стимфалид и привел пса он от Стиксовых вод;

Гидры он плодовитой пресек возрождения в смерти,

10 Выкупал в тусской реке он гесперийских быков.

Все это — меньший Алкид. Послушай, что сделано большим,

Коего храм на шестой миле от Альбы стоит.

Он Палатинский дворец избавил от злого господства

И за Юпитера он мальчиком бросился в бой!

15 Хоть и держал он один бразды Иуловой власти,

Передал их и в своем мире лишь третьим он стал;

Трижды предательский рог сломил он сарматского Истра,

Трижды коня искупал потного в гетском снегу.

Часто из скромности он отклонял триумфы, а имя,

20 Как победитель, в краю гиперборейском стяжал;

Храмы — богам, людям дал благонравие, отдых — оружью,

Звезды — родным, небесам — светочи, Зевсу — венки.

Славным деяньям его божества Геркулесова мало:

Бог сей Тарпейского лик должен отца перенять.

229

Ты возвращаешь мне, Феб, на четыреста тысяч расписку:

Сотню бы тысяч ты мне лучше уж, Феб, одолжил.

Ты поищи-ка других, чтоб пустым этим хвастаться даром:

Что не могу заплатить, Феб, я тебе, то мое.

Новою Ледой тебе рождены столь схожие слуги?

Новый опять овладел лебедь лаконкой нагой?

Вылитый Поллукс — Гиер. Асил же — вылитый Кастор.

Как Тиндарида-сестра, оба прекрасны они.

5 Коль в Терапнейских краса такая была бы Амиклах

В дни, когда двух победил меньший подарок богинь,

Дома осталась бы ты, Елена: к фригийцам на Иду

Двух Ганимедов с собой взял бы дарданец Парис.

КНИГА X

Коль чересчур я длинна и кажусь я тебе бесконечной

Книгой, поменьше прочти: книжечкой стану тогда.

Неоднократно мои страницы кончаются кратким

Стихотвореньем: так вот ты и читай только их.

Наскоро писана мной десятая книга, скользнувши

Наспех из рук, а теперь все переделать пришлось.

Здесь кое-что ты читал, но вновь отшлифовано это,

Новых стихов большинство: будь благосклонен и к ним.

5 Ты ведь, читатель, — мое богатство; тебя мне давая,

Рим говорил: «Ничего большего нет у меня.

Волн ты медлительных с ним избегнешь Леты немилой,

И не погибнет твоя лучшая часть никогда.

Мрамор Мессалы уже расщепляет смоковница; жалким

10 Криспа смеется коням дерзкий погонщик мулов.

Ну а бумаге и вор не страшен, и время на пользу:

Памятник только такой смерти не знает вовек».

Рабов остроты, грязный вздор, ругань,

Все, что болтает гнусным языком гаер,

За что и серной даже не дал бы спички

Ватиньевой посуды в черепках скупщик,

5 Исподтишка какой-то стихоплет всюду

Разносит, как мое. Ну можно ль, Приск, верить,

Что попугай как перепел кричать начал,

А Кан бы на волынку променял флейту?

Молвой позорной не чернят моих книжек:

10 На белых крыльях их несет, блестя, слава.

Что добиваться мне известности гнусной,

Когда молчанье достается мне даром?

Что об Эдипе читать, о сокрытом мглою Тиесте,

Скиллах, колхийках, о всех чудищах только читать?

Что тебе Партенопей, иль похищенный Гил, или Аттис?

В Эндимионе, скажи, спящем какой тебе прок?

5 Или же в мальчике том, с которого падают крылья?

В Гермафродите, кому нимфы противна любовь?

Чем привлекает тебя такой вздор на жалкой бумаге?

То ты читай, где сама жизнь говорит: «Это я».

Здесь ты нигде не найдешь ни Горгон, ни Кентавров, ни Гарпий,

10 Нет, — человеком у нас каждый листок отдает.

Но ведь ни нравов своих, ни себя ты не хочешь, Мамурра,

Знать? Так «Начала» тогда ты Каллимаха читай.

Пусть, тот кто столу презирает иль пурпур

И то, что должен чтить, язвит стихом дерзким,

Блуждает в Риме, изгнан с моста и склона,

И как последний хриплый нищий он просит

5 Себе дрянных кусков собачьего хлеба;

Пускай декабрь холодный и зимы слякоть

Доймут его, когда под сводом он мерзнет,

И пусть блаженной тех считает он участь,

Кого выносят, положив на одр Орка.

10 Когда же оборвется нить его жизни,

То пусть он в этот день грызню собак слышит,

Своим лохмотьем отгоняя птиц хищных,

Да и по смерти презрят пусть его просьбы,

И пусть Эак суровый бьет его плетью,

15 И пусть Сисифа будет он горой сдавлен,

И жаждать будет в волнах болтуна старца,

И сам претерпит он поэтов все басни.

Когда ж веленьем Фурий скажет он правду,

Пусть, выдав сам себя, он: «Я писал!» — крикнет.

Счастливы те, кому вождь явился в северных странах

И в озарении солнц, и в озарении звезд.

Скоро ль наступит тот день, когда поле, деревья и окна

Женами Лация все празднично будут сиять?

5 Скоро ли будет весь Рим, на Фламиньеву выйдя дорогу,

В сладком волнении ждать Цезаря дальнюю пыль?

Скоро ли, всадники, вы, и в пестрых нильских туниках

Двинетесь, мавры, и весь крикнет народ: «Он идет!»?

Нимф родитель, о Рейн, и всех потоков,

Что питаются снегом вод одрисских,

Наслаждайся всегда ты светлым током!

Да не будет волов погонщик дерзкий

5 Бороздить колесом тебя тяжелым;

Ты ж, опять получив рога златые,

Римским будь навсегда в брегах обоих!

Но, по просьбе владыки-Тибра, Риму

И народу его верни Траяна.

Замуж идти за меня очень хочется Павле, но Павлы

Я не желаю: стара. Старше была б, — захотел.

Мой в одиннадцать стоп, слогов во столько ж

Стих и острый, и вместе с тем не наглый

Чужеземцам известен и народу

Рима. Я — Марциал. Ужель завидно?

5 Не известней ведь я, чем конь Андремон.

Если вступающий в год при фасциях, лавром увитых,

Тысячу ты поутру можешь порогов обить,

Мне-то что делать теперь? С чем же, Павел, ты нас оставляешь —

Нумы народ и толпу эту густую людей?

5 Кто б ни взглянул на меня, восклицать «господин мой» и «царь мой»?

Это — и льстиво-то как! — ты ведь и сам говоришь.

Мне ли за креслом ходить, за носилками? В самую грязь ты

Лезешь, чтоб первым идти или чтоб даже нести.

Мне ль постоянно вставать при чтенье стихов? Сам стоишь ты,

10 Обе руки поднося одновременно ко рту.

Что бедняку предпринять, коль нельзя записаться в клиенты?

Пурпур торжественный ваш все наши тоги прогнал.

На языке у тебя лишь один Тесей с Пирифоем,

Каллиодор, и себя мнишь ты Пиладом самим.

Пусть я погибну, коль ты подать достоин Пиладу