Сердце Пармы - Алексей Иванов

– Ну что ж, попробуйте добраться до татар, – насмешливо согласился Пестрый. – А войско ваше ставлю под начало Гаврилы Нелидова.

Боярин яростно засопел, а воевода тайком ухмыльнулся.

На следующий день дружины Нелидова и Вострово погрузились в барки и поплыли от Бондюга вниз. Пестрый дал им две пищали и пушчонку. Боярин держался в стороне от воеводы. Барки ушли за поворот, и великие леса обступили великую реку.

Плыли не торопясь. К вечеру первого дня встали в устье Сумыча. На второй день для ночевки выбрали большую луговину, на окраине которой оказалось кладбище пермяков-рыбарей: огромный кедр держал на ветвях, как люльки, долбленые лодки, в которых под обрывками бересты, все в плесени, догнивали кости. Несколько низеньких идолов оберегали покой мертвецов. На третий день, проплыв правый приток Урол, по левому берегу увидели большое городище – Пянтег.

Стоящий в излучине, он был обнесен ветхим тыном, хотя по многочисленным крышам и крепким срубам было видно, что город богат. Значит, не боялись врага пянтежцы, имели, чем оборониться. Воины на барках зазвякали железом, надевая кольчуги и опоясываясь мечами.

Из ворот городища высыпала толпа пермяков, вооруженных чем попало. Барки ткнулись в берег. От толпы отделились несколько человек во главе со стариком-князем. Они стали спускаться с кручи навстречу пришельцам. Нелидов сошел к ним без меча, без шлема. От своей барки уже ехал на коне Вострово.

Пермяки и русские остановились, разглядывая друг друга. Пянтежский князь был сутул, длинноволос, сед, но умные, светлые глаза его глядели спокойно, без старческой слепоты и усталости. За спиной воеводы в боевые порядки строились ратники, выставляли щиты, укладывали на тетивы длинные стрелы.

– Это Пемдан, князь Пянтега, уважа... – зашептал Нелидову подоспевший толмач.

– Надо, воевода, хрыча в полон брать, и сразу на приступ, – перебивая толмача, громко заговорил Вострово. – Пока очухаются, мы уже ворота выбьем, стену повалим, в городище ворвемся... Побегут нехристи, как ошпаренные.

– Не хвались, на рать едучи, боярин, – усмехнувшись, вдруг негромко заговорил по-русски Пемдан. – Здравствуй, воевода Гаврила.

– И ты, князь Пемдан, здравствуй, – немного опешив, поклонился Нелидов.

– Глянь-ко, идол по-нашему болбочет!.. – деланно захохотал Вострово, торчавший на коне среди пеших, как пень на вырубке.

– Помолчи, боярин! – зло одернул его Нелидов. Пемдан даже не глянул на Вострово.

– Если вы к нам с миром пришли, то мы рады принять вас гостями, – продолжал Пемдан, и Нелидову вдруг стало неловко.

– Пока я и сам не знаю, кем мы пришли – друзьями или врагами, – сказал Нелидов. – Коли покоритесь... – он замолчал, почувствовав нелепость этих слов: «Покоритесь – будем друзьями».

– Покоряются все люди... судьбе. И победители, и побежденные.

Нелидов не знал, что ответить.

– Я человек простой, – наконец выговорил он. – А ты, я вижу, мудрец. Разве ж мне тебя на словах одолеть?

– Тогда на мечах попробуй, – посоветовал Вострово.

– Не мучай себя, – сказал Пемдан, видя замешательство воеводы. – Князь Пестрый умный муж, раз поставил во главе войска тебя, а не этого спесивого человека, – Пемдан кивнул на Вострово. – Я отвечу на те вопросы, которых ты не можешь задать. Мы уважаем князя Михаила за разум и справедливость. Но мы не пойдем защищать его от вас, потому что рознь между вашим хаканом Иваном и князем Михаилом рождена не пармой и парме не нужна. А мы поклоняемся Пянтегу – Кедровому духу пармы. Но мы не предадим князя Михаила и не пойдем против него с вами. Если князь Михаил отстоит себя, мы будем ему рады. Если нет – то поможем ему, но как человеку, а не как князю. Если князь Пестрый будет побит, мы с миром выпустим его вон, хотя на нем кровь людей Уроса. А если он победит, то мы будем смотреть, справедлив ли он в княжении. Если нет – тогда возьмемся за меч. Если да – то будем давать ясак, как и прежде. Но это не значит, что мы ему покоримся. Мы просто примем его как часть своей судьбы. Я понятно сказал?

Вострово в досаде плюнул на землю. Нелидов измученно снял шлем и вытер мокрый лоб.

– А мне чего делать? – беспомощно спросил он.

– Будь гостем и жди. От тебя ничего не зависит. Победит Пестрый – и ты без боя победишь. Побьют Пестрого – и тебе убегать, даже если ты разоришь и сожжешь наш город.

– Гос-споди, куда меня бог занес!.. – в сердцах сказал Нелидов, думая: «Хорошо, что моя дружина меня не слышит!..»

– Князя Пемдана вся Пермь уважает как мудрейшего... – шепнул сзади толмач, но воевода отпихнул его локтем.

– Вон там, воевода, на шутеме ставь свое войско, – указал Пемдан рукой. – И близко, и места достаточно. А к закату жду тебя в своем доме.

Вострово хмыкнул.

– А ты, боярин, не думай врасплох на Пянтег нападать, – обратился к нему Пемдан. – Пянтег уважаем в нашей земле. Если вы его вероломно обманете, предадите город мечу и надругаетесь над священной рощей, на вас падет проклятие пармы, и каждая еловая иголка будет целить вам в сердце.

– Коли б мы боялись того, так сюда бы не пришли, – надменно ответил Вострово.

– Чтобы нас одолеть, тебе придется вырубить всю парму. А зачем вашему хакану мертвая пустыня вместо цветущей земли?

Боярин уже разинул рот отвечать, но воевода оборвал его:

– Хватит!

Полки дружно двинулись на поле за городищем. «Да-а, с таким князем здесь частоколы не нужны...» – думал по пути воевода. Ему было стыдно от того, что перед Пемданом он почувствовал себя мальчишкой, которого оттаскали за уши и прогнали на полати.

«Вот оно, пермское колдовство, – убеждал он себя. – Заморочили, по рукам и ногам связали...» Но в душе Нелидов в это колдовство не верил. «Эх, – корил он себя, – почто князь меня во главе поставил? Я – надтреснутый человек. Мне то ли Москве послужить охота, то ли на печи полежать; то ли людей сберечь, то ли повоеводить... И согрешить, и чистым остаться. Надо было Вострово над войском ставить. Тому все ясно: пермяк? – голову снимай!»

Вечером воевода и боярин отправились в Пянтег.

Княжеский дом был обширен, крыт еловым лубом. Сени из плотного ивового плетня вели в просторную, хотя и низкую горницу, куда надо было спуститься по двум земляным ступенькам, забранным досочками. В противоположных углах горницы громоздились две глинобитные печи-чувалы с деревянными дымоходами. Вдоль стен тянулись лавки, на которых сидели гонцы, ожидающие воеводу и боярина. Здесь были Соликамский есаул, посадские старосты и выборные из Усть-Боровой, Верх-Яйвы и Мошевых деревень, пермяки из Кондаса, Пыскора, Сурмога, Урола, Майкора и Мечкора, Шакшера, Кудымкара, Касиба. Пемдан скромно притулился в стороне и наблюдал.

Начался разговор, чем-то напоминающий торг. Пермяки обещали ясак, распахивали короба с подарками. Нелидов изумленно мял в руках невиданные меха: голубых песцов, серебряных соболей, бесценный белый каракуль, привезенный через Хаджи-Тархан из-за Хорезмского моря, вслушивался в русскую речь непривычного произношения. Но единоверцы оказались не столь податливы, как пермяки. Конечно, уверяли: «Божьей волей одолеем Михаила-отступника и вам наши животы принесем, крест целовать будем...», но с подарками не торопились. Мол, в пути подводы.

– А где же анфаловский есаул? – спросил Нелидов.

– Прийти не пожелал, – пояснил Пемдан. – Заперся в своем городке и велел передать, что он Михаилу-князю клялся, и крепость не покинет.

– Это как же?.. – не понял воевода. Пемдан усмехнулся.

– Есаул Кривонос – совсем старик, – сказал он. – Ему уже за шесть десятков зим миновало... От старости умом повредился. Вы его не бойтесь. С ним всего семь человек. Оставьте старика в покое. Жена Кривоноса давно в Пянтеге живет. В последние дни каждые утро и вечер ходит к городку и ругает мужа за глупость и упрямство, а он все равно не вылезает.

– А что с ним за люди?

– Трое сыновей и четверо Михайловых ратников.

На лавках ухмылялись посадские. Нелидова передернуло от нелепости положения. Старый хрен засел в крепости, и что с ним делать? Вострово злился.

– Дурь какая-то!.. – плюнул Нелидов.

Над камской излучиной, над теплыми заливными лугами стелился волшебный бирюзовый туман, по брюхо в котором тихо шли кони. Ночные деревья казались сквозисто-черными высокими соловьиными кострами. Где-то протяжно кричал дергач. Хрупкие майские звезды лампадами усеяли небо. Крестным ходом стройно и торжественно тек над землей Млечный Путь. Нелидов глубоко вдохнул пьяный, вольный запах раннего лета, и ему захотелось забыть обо всем: о походе, о князьях, о татарах, о боярине Вострово...

Вернувшись в шатер, воевода потребовал пива и уже не помнил, как завалился спать. Далеко за полдень его растолкал служка Соколок.

– Вставай, – талдычил он. – Баба к тебе просится, ревьмя ревет...

Едва Нелидов сел на походном топчане, в шатер ворвалась толстая старуха и с воем повалилась в ноги.