Возьмите нас в стаю - Варвара Мадоши

Раньше Кора любила нырять глубоко. Когда ты постоянно с кем-то, когда кто-то все время трется носом или боком, или подает сигнал, чтобы ты его нашла, или спрашивает, где ты, трудно бывает остаться одной.

А на глубине — хорошо! Темно, спокойно, звуков мало, сигналов мало. Опять же, на глубине ходят вкусные и большие рыбы… У поверхности рыбы чаще поменьше. Тоже вкусные, но на один зуб, а загонять косяк долго и утомительно…

Но на Тусканоре ей было немного страшно нырять.

Наверное, потому, что ей не с кем было общаться у поверхности, оставаться вдвойне одной на глубине не хотелось.

А потом — ей все казалось, что не зная, где дно, одна она не поймет, когда нужно всплывать.

Это была чушь, конечно. Кора еще на Земле частенько ныряла там, где до дна было не достать. Ты просто чувствуешь, когда нужно выныривать, и все.

Ну вот почему-то думалось, что в чужом океане, чужой, хрустальной воде, это чувство откажет…

Но — не отказало.

Кора примерно помнила, где была эта затонувшая земля в прошлый раз. В этот раз течением ее отнесло немного в сторону, но дни были спокойные, так что разыскать удалось без труда. Впрочем, такой большой кусок объект, говорил ей Флинт, потерять сложно. Всегда можно использовать механизмы.

Кора не доверяла механизмам, но доверяла Флинту. Обычно. Сейчас она все еще была на него слегка сердита.

Она ныряла несколько раз, чтобы определить размеры и местоположение «подводной земли».

Сделана она была не из кораллов. Или, точнее, сверху ее покрывали глубоководные кораллы, из тех, что не нуждаются или почти не нуждаются в свете для роста. Но внутри было что-то другое. Какой-то материал, которого Кора не знала. Впрочем, она многого не знала, и обычно это ее не заботило.

Земля парила под водой на глубине чуть-чуть больше, чем Кора могла нырнуть, — а Кора считалась в семье хорошей ныряльщицей. С глубины своего максимального нырка Кора могла эхолокацией разбирать причудливые выросты и формы, что покрывали эту странную «землю» — но увидеть своими глазами не могла, потому что не хватало света, и опуститься глубже тоже не получалось: вода выталкивала ее.

Плавая над вожделенным «объектом», Кора поймала какую-то тварь с щупальцами — Флинт говорил, их можно есть — и подкрепилась. Очень кстати. Тогда же она сообразила, как часто случалось с ней после еды, что эта штуковина была гигантской и плавала в воде наклонно. Может быть, до той части наклона, которая была ближе к поверхности, Коре удастся донырнуть?

Удалось! Почти! Кора практически доставала носом до каких-то выростов, еще чуть-чуть, и удалось бы коснуться! Ну же! А если выпустить немного воздуху из легких? Ей все равно должно хватить на обратный подъем!

И — да! Она коснулась.

И тут же случилось странное. Может, хорошее. Может, плохое. Кора не поняла.

Только вдруг ей показалось, что вода озарилась ярким светом, и она увидела то, что не могла представить себе даже в самых смелых мечтах. Просто не умела. А теперь — получилось.

— Как вы знаете, наша планета — жидкая, — начал Аше менторским тоном. — Вода — это основа жизни, и все здесь держится на жизни. Земля, по которой мы ступаем, живая. Дома, в которых мы живем, живые. Даже утварь сделана из отвердевшей слюны тиоликов, — (Алекс по новому посмотрел на миску, из которой только что ел). — Чтобы выжить, добыть еду, защититься от природных катастроф мы испокон веку работали с живыми существами, формируя их так, как угодно нам. Мы научились добывать металлы из морской воды — но только с помощью живых глубоководных моллюсков, которые отфильтровывали их для нас. Мы вышли в космос — но не раньше, чем создали технологию живого металла, чем научились выводить живые космические корабли, которые процветали в вакууме… В конце концов наше общество стало достаточно сложным, а объем накопленных знаний оказался так велик, что нам понадобились те, кто будет хранить в своей голове все накопленные знания, и выдавать их по первому требованию. И кто-то из тогдашних мудрецов предложил использовать лилуна.

— Кто они все-таки такие? — спросил Алекс. — Другая раса?

— Другой пол, — усмехнулся тлилиль. — До некоторой степени. Хотя ученые сейчас спорят, можно ли их назвать другим полом, или это квазипол. А может быть, генетическое заболевание? Неясно. Как вы знаете, мы все однополые.

Алекс кивнул.

— Но мы оплодотворяем друг друга, чтобы получился ребенок. У нас есть семьи, как правило, из двоих, очень редко троих индивидуумов. Все как у большинства разумных рас. лилуна не вписываются в нашу общественную систему.

Аше остановился.

— Почему? — спросил Алекс.

Он понял, что Аше был из тех рассказчиков, которые любят, чтобы ему задавали вопросы. Обычно Алекс не любил потакать «творческим натурам», но Хонда смотрела, и он решил подыграть. К тому же, как он неохотно признавал сам себе, речь Аше захватила его. Он не говорил ничего особенно интересного или неизвестного Алексу, но речь его была богата интонациями, а вокабуляр общеторгового — широк.

— Потому что лилуна — выродки. Там, где один тлилиль рожает одного ребенка за раз, а за всю жизнь может родить троих, ну четверых, лилуна рожают троих или даже четверых, и могут рожать снова, как только оправятся от предыдущих родов, — «ну, как нормальные женщины», — подумал Алекс, но следующая же фраза разбила его теорию: — К тому же они больше размерами, чем обычные тлилили, а шкура их имеет другой цвет. Все это, как вы понимаете, достаточные причины, чтобы к ним относились настороженно, даже со злобой. Нарушение генетического кода, говорили они, — Аше произвел что-то вроде полупоклона в сторону Алекса. — Неполноценные, говорили. Опасность для будущего нашего рода! Что будет с семьями, если разрешить лилуна заключать супружеские союзы с остальными тлилилями? Что будет с нашим обществом, если разрешить им выполнять те же работы, иметь те же права?

— И что с ними делали? — спросила Хонда. — Извините, что перебиваю, — добавила она. — Просто в нашем обществе в схожем положении были женщины, но их-то как раз обязывали рожать детей…

Алекс подумал, что Хонду опять заносит: в человеческом обществе женщины никогда не были в таком положении, чтобы даже об их существовании замалчивалось. — лилуна заставляли тоже, — кивнул Аше. — Семья, где рождался лилуна, считала это подарком небес. Они запирали его, сводили его с разными партнерами, а детей потом… ну, по-разному. Были у нас культуры, где дети лилуна считались по умолчанию рабами или низшей кастой. Там ими откровенно торговали. Были такие, где рождаемость падала из-за роста благосостояния, и тогда детей лилуна, фактически, продавали или отдавали даром бездетным тлилилям, которые не хотели или по какой-то причине не могли рожать. Это считалось очень благим делом.