Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

А из второй столицы, как в свое время с Дона, – «выдачи нет».

– Хорошо, тут мы их сделали. Теперь – дальше, – выпустив пар, сказал Чекменев. – Мне вчера Розенцвейг насчет вашей беседы с «Кулибиным» излагал, принципов действия «Гнева» и еще какого-то эпизода с тобой лично. Я не все понял.

Что Розенцвейг мог своему старому приятелю и коллеге сюжет и фабулу оперативного мероприятия изложить так, чтобы тот не понял, Сергей не поверил. А если бы даже такое паче чаяния случилось, то Чекменев заставил бы его десять раз повторять, пока не вник бы в суть вопроса.

Значит, опять желает выслушать иную трактовку и составить собственное мнение.

Что ж, можно, скрывать ему нечего, только сам он, наверное, из рассуждений Маштакова понял как бы не меньше, чем израильский разведчик.

У того и жизненного опыта на десять с лишним лет побольше, и образование инженерное или физическое имеется, раз именно ему историей с «Гневом Аллаха» заниматься поручили.

Вадим, тот сразу начал конструировать какие-то свои гипотезы, вон, догадался, как углубить и расширить его воспоминания о визите в другой мир, самому же Тарханову все это казалось если не ерундой, то такой же трудно постигаемой вещью, как, скажем, математический анализ или, прости господи, топология.

Он как-то пролистал подобную книжку. Четыре страницы букв, цифр и символов, потом одна-единственная доступная фраза: «Из чего с очевидностью следует…».

Ага, с очевидностью!

Сергей пересказал Чекменеву все, что запомнил и понял, но от собственных трактовок воздержался.

Счел нужным только добавить, что, по мнению Ляхова, мир, в котором он оказался, расположен где-то после 1968 года, поскольку последний «орден комсомола» датирован именно этим годом и связан, очевидно, с пятидесятилетием успешного, в том варианте, большевистского переворота.

– Допустим, допустим, – хмыкнул Чекменев. – Интересно бы было посмотреть. Вдруг да удастся и из этого какую ни есть пользу извлечь. Ладно, побеседуем еще и с профессором, и с твоим приятелем. Не ошиблись мы с ним, в очередной раз убеждаюсь.

– Да уж. Они там не только машинку для допросов изобрели, там и еще что-то намечается…

– В плане прокурорской дочки?

– Дочка и сам папаша – другая статья. Хотя Вадим их уже практически перевербовал.

Они с доктором еще одну штуку дорабатывают. Я так понимаю, для составления психологической карты личности. Якобы может заменить отдел внутренней безопасности и управление кадров в одном лице.

– Вот что делается. Сплошные Кулибины, куда ни плюнь. Так, может, нам Ляхова к себе взять? Должность ему придумаем…

Сергею неосведомленность Чекменева в сути открытий и изобретений Бубнова и Ляхова показалась несколько утрированной. Если уж он распорядился перевести лабораторию Максима на остров, значит, вник и оценил.

Что же касается их разговора в автобусе с Маштаковым, Тарханов был уверен, что Розенцвейг вел его магнитофонную запись. Не такой Григорий Львович человек, чтобы полагаться исключительно на память.

Касательно же вопроса о дальнейшей судьбе Ляхова он ответил категорически:

– Не считаю полезным. Пусть учится дальше. Там от него толку больше будет, особенно исходя из его нынешних знакомств. А нештатно мы с ним и так работаем.

– Тебе виднее. Я его как раз к твоему отделу думал прикрепить. А ты на глазах растешь, капитан. Без всякой Академии дипломатом становишься.

Тарханов не стал в ответ называть его подполковником, хотя их приятельские вне службы отношения такое допускали и в первый момент очень захотелось. Но – вовремя одумался. Что толку? Лучше уж так, кивнуть, принять за обычное панибратство. Или шутку старшего товарища.

Потом же видно будет, «кто кого распнет», как писал в набросках к так и не написанному роману некий Илья Файнзильберг.

– Не забудь, полная распечатка допроса потребуется мне через два часа максимум, – свернул Чекменев аудиенцию. – Князю буду докладывать. Поторопи своих ребят. А на будущее – твой кабинет – напротив моего. Пойди посмотри, что там делают. Есть вопросы или предложения – не стесняйся. ХОЗУ оформит в лучшем виде. Сейчас мы на коне!

Тарханов посмотрел предназначенное ему обиталище. Поменьше, конечно, чем у Чекменева, но тоже метров в тридцать квадратных. Окна всего два, но выходят они прямо на Боровицкие ворота и мощенную брусчаткой аллею, обсаженную вековыми голубыми елями.

Недурно.

И тут же привычно подумал, что и как огневая позиция его кабинет хорош. Стены – пушкой не пробьешь, сектор обстрела великолепный, и в случае необходимости пути безопасного отхода обеспечены.

Рабочие уже закончили циклевать специальной машинкой паркет с необычно крупными плашками, готовились его лакировать.

В прихожей лежали рулоны обоев, имитирующих тисненую кремовую кожу. Мебель пока не подвезли, но и за этим задержки не будет, заверил Сергея десятник.

С неожиданным чувством неприязни к себе самому он подумал, что окончательно принял чужие правила игры и согласился с навязанной ему ролью. А ведь совсем недавно он был боевым офицером, не выносящим тыловых чиновников, и уж тем более – жандармских. И вот уже сам стал им.

Но, с другой стороны, – если не ты, то кто? Если не сейчас, то когда?

И он пошел командовать машинистками и помощниками, чтобы к сроку сделали все нужные бумаги и вдобавок оформили их, как полагается.

Успел, конечно. У полковника Тарханова подчиненные не умели сачковать или опаздывать.

…Местоблюститель Российского престола, Великий князь Олег Константинович на днях без всякого удовольствия отметил (не отпраздновал) свое сорокавосьмилетие. Перевалив через тридцать, он как-то разом потерял интерес к дням рождения и юбилеям. Что праздновать – очередной шаг к могиле? Или – что сумел еще год прожить?

Да и вообще. Любой из его венценосных предков к данному возрасту уже успел сделать почти все, к чему был призван, а он еще и не приступал.

А приступит ли?

Самое-то главное, что он до поры до времени и не собирался. Жили в этой смешной, но и почетной тоже роли его предшественники семь десятков лет и не комплексовали вроде бы. А если и да, то молчали об этом. Чего же он вдруг начал задумываться?

Царской власти ему захотелось? Нет. Наверняка нет. А вот чувство долга, кажется, взыграло. Страна ведь, как ни скажи, проваливается в небытие, а ты единственный, кто еще имеет возможность ее от этого удержать.

Уверен?

Теперь, кажется, да, и окончательно. Особенно после наглой вылазки террористов в Пятигорске. Он, обладая даже той мерой власти, что нынешний премьер, подобного бы не допустил.

Чего стоят все эти адвокатишки, экономисты, специалисты международного права, приходящие к власти по результатам вполне бессмысленных выборов под знаком столь же бессмысленных партийных программ? А программы эти, между тем, читать приходилось, чтобы знать, что происходит во вверенной его попечению стране. Пусть и лишен он законного права ею управлять.

Но не обязанности думать и стремиться к ее благу.

Эсеры, октябристы, кадеты, социал-патриоты, партия гражданского достоинства и партия такой же свободы, партия мелких сельских хозяев… Имя им – легион.

А ведь если начнутся государственные и иного рода катаклизмы – защитит хоть кто-то из них настоящие интересы страны?

Конечно же, нет.

А ему, Великому князю, предоставлена во вполне условное управление Москва и Московский военный округ. Отдан под резиденцию Кремль и под команду – Гвардия. Да что там той Гвардии, непосредственно в Москве всего две стрелковые дивизии без тяжелого вооружения, еще кое-какие отдельные части и подразделения, несколько учебных заведений. Есть еще, конечно, Экспедиционный корпус, настоящая сила, но его батальоны и бригады разбросаны по кромке российской части Периметра в полосе нескольких тысяч километров. Собрать его в один кулак – потребуется несколько суток, а то и недель, причем по воздуху удастся перебросить только боевые подразделения, без тылов.

В России же медленно, неприметно, но неудержимо нарастает Новая Смута.

Он ведь все-таки не только военный, он еще и ученый, историю, географию физическую и экономическую, геополитику не понаслышке знает. Читает не только газеты и стенограммы думских прений, начальник аналитического управления собственной Е.И.В. канцелярии регулярно на стол отчеты кладет, и офицеры из клуба «Пересвет» не из чистой любви к искусству свои доклады и рефераты пишут. Положение в стране и вокруг нее Олег Константинович представляет гораздо лучше очередного премьер-министра.

И положение это никак нельзя назвать блестящим.

Прежде всего, государство мучает хроническая политическая нестабильность. Родившаяся после Гражданской войны республика продемонстрировала полную непригодность парламентского строя для управления такой страной, как Россия.