Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

…«Еще одно дерево», – тупо отмечаю я, но через миг дремлющее сознание как пружиной подбрасывает. Высохший ствол перегородил железнодорожные пути, почти взломав их, толстые корни плотно переплелись с рельсами. Где-то на высоте полутора метров – развилка, сквозь нее можно разглядеть по-прежнему убегающую вдаль узкоколейку. Мы останавливаемся. Без команды, разом.

– Сходить с дороги нельзя? – то ли цитирует, то ли уточняет Харнет.

– Сходить нельзя, но вполне можно перелезть, – даже в школьные годы подобное препятствие не стало бы для меня проблемой, смешно представить, что взрослые тренированные мужчины не смогут его преодолеть.

– Так в чем проблема? – Раахан решительно делает шаг к дереву, но Дэй обрывает его.

– Подождите. Стоит проверить. Рин, у тебя какой-нибудь ненужной мелочи нет?

– Была, – я роюсь по карманам и нахожу обломок яркой микросхемы неизвестного назначения. В траве будет видно хорошо, – держи.

Дэй забирается на развилку и роняет перевитый проводами кусочек пластика на ту сторону. Он преспокойно падает в траву – это могут видеть все желающие, когда Дэй спрыгивает с дерева.

– Ну что, первым пойду я. На всякий случай. – Дэй достает из рюкзака многострадальную веревку, привязывает ее к ремню, моток отдает Раахану – Если что, помните: с дороги не сходить ни при каких обстоятельствах.

Затем он забрасывает за спину автомат, легко взбирается на развилку и так же легко спрыгивает вниз. И пропадает. Без единого звука или вскрика боли, даже не примяв травы по ту сторону. Натянутая веревка ослабевает; когда Раахан ее вытягивает, конец оказывается словно обрезан ножом.

– Дэй! – я бросаюсь к дереву, но Терн Харнет успевает поймать меня за плечи.

– Я понимаю ваше беспокойство, но мне сейчас нужно, чтобы вы сели и подумали. Ваш парень совсем необязательно мертв – насколько я понимаю извращенную логику этих мест. А нам нужно вернуться. Всем.

Сам того зная, Харнет цитирует еще одну строку нашего неписаного кодекса: пока тело чистильщика не найдено, он не считается мертвым. Рассуждать трезво, когда единственный в мире близкий человек исчез неизвестно куда, получается так себе. Итак, дорога. Не сходить с дороги. Но по ту сторону пропадаешь. Странно звучит: развилка дороги и развилка дерева. Получается, ветви дерева – прямое продолжение дороги? Ой, наркоманский бред. А что, если все действительно так? Путь через развилку – выход. Сойти с дороги – смерть. А еще раньше говорили: мир Иного народа – по другую сторону. Той самой реки, через которую ведет мост из человеческих костей. Я приглядываюсь к дереву. С сорванной корой, как и другие, выбеленное временем и ветрами до цвета кости – когда здесь еще был ветер. Поделка, которую сплел Дэй, похожа на железную дорогу и на игрушечную лестницу – но ведь и на мост тоже.

– Нам туда, – объявляю я, – все правильно. Здесь развилка дорог. Здесь выход.

– Вы уверены?

– Да, – не даю себе усомниться, как на экзамене, когда верный ответ уже пришел в голову и раздумывать нельзя, а то преподаватель решит, что ты плохо знаешь предмет. – Да, уверена.

Терн Харнет смотрит на меня – долго, испытующе. Потом, не отводя взгляда, негромко командует:

– Вперед.

Один за другим его подчиненные исчезают в развилке мертвого дерева, а я кусаю губы и молюсь всем богам, чтобы мое решение было верным. В конце концов на дороге остаемся только я, Харнет и Раахан.

– Теперь вы.

– Ну уж нет, – неожиданно усмехается Раахан, – Если мы вас, леди, тут одну оставим, нам ваш избранник при встрече уши надерет. И прав будет. Так что пожалуйте вперед. А командир все равно при эвакуации замыкающим должен идти, чтобы отставших не было.

Он подсаживает меня, чтобы было удобнее влезть на развилку. Я чуть подаюсь вперед, держась за ветку. Страшно, конечно, но я оборачиваюсь к тем двоим, что пойдут за мной, и говорю:

– До встречи на другой стороне.

И прыжок превращается в падение.

Где-то близко шумит река, и я рефлекторно делаю пару шагов, прежде чем догадываюсь посмотреть под ноги. Вот ты какой, костяной мост. Плотно пригнанные друг у другу берцовые и реберные кости, позвоночные столбы – ступаешь как по булыжной мостовой. Перил не видно, края моста теряются во мраке, но сами кости светятся мертвым фосфорным светом.

Мертвым. Каким же еще?

За спиной нарастает какой-то шум, пока вдалеке, я перехожу на быстрый шаг, потом на бег. Не оглядывайся, не оглядывайся, не оглядывайся. Это единственное, что беспокоит меня, – и еще страх оказаться слишком близко к краю. Я неплохо плаваю, но окунуться в воду этой реки мне совершенно не хочется.

Шум переходит в грохот, будто за мной пустилась в погоню конница. Мерный плеск воды далеко внизу уже не слышен, но начинает казаться, что в грохоте за спиной я различаю крик, – это на разные голоса кричит мост, кричит от боли каждой своей косточкой, принимая тяжесть моего загадочного преследователя. Мертвый? Да какой же он мертвый, если ему так больно.

Кости по-прежнему светятся, указывая путь, но берег все еще неразличим, там только темнота.

Еще один рывок – и мост вылетает из-под ног, как ковровая дорожка, которую кто-то дернул за край. Треск костей, ужас падения, и где-то за спиной – утробный рев того, что валится сейчас в темную бездну вместе с остатками моста.

«Не знаю, кто ты и что ты и почему решил защитить меня, но спасибо…»

Свободный полет в полной темноте обрывается неожиданно быстро. Какая-то твердая поверхность словно бросается под ноги, я теряю равновесие и едва успеваю выставить вперед руки. Открываю рефлекторно зажмуренные глаза и осматриваюсь. Мерзлая земля без малейших следов надоевшего вереска. Металлическое ограждение, за ним – я бы подскочила, не сожри путешествие из волшебной страны в нормальный мир все мои силы, – асфальтовая лента дороги. За моей спиной толпятся бойцы, я невольно их пересчитываю, как наседка цыплят. Восемь. Все восемь. Девятый – Дэй, обессиленно привалившийся к стволу.

Треском помех взрывается рация, морозный воздух обжигает руки и лицо – непривычно после мертвого безветрия сказочной страны. Я зачем-то обхожу кругом дерево с развилкой – разумеется, ничего не происходит. Да и дерево отличается от того: это самый обычный дуб, уж точно не собирающийся засыхать в ближайшие сто лет. И, конечно, рядом нет никакого намека на узкоколейку. Получается, выход одноразовый, как и вход. Готова поспорить, что завал на дороге тоже исчез, как не было. Жалеть об этом я не собираюсь.

– Кто-нибудь знает, куда нас занесло? – спрашивает Дэй.

– Мы километрах в четырех от лагеря, где ждали груз. Сейчас свяжемся с ними, чтобы прислали машину.

– Хорошо, – он облегченно оседает на землю, – очень хорошо, ноги уже не держат.

Я заставляю себя сделать несколько шагов и почти падаю рядом. Чья-то тень ложится на мое лицо – Терн Харнет садится на корточки возле нас.

– Хотел поблагодарить, пока не набежали любители расспросов. У вас странная работа, но вы хорошо ее делаете.

– Не очень, – отзывается Дэй, – пропавшего водителя так и не нашли.

– Идеальных битв не бывает, – офицер цитирует какой-то древний трактат о воинском искусстве. – И пусть кто-то попробует вас упрекнуть.

– Вы что-нибудь видели при переходе? – спрашиваю я. И добавляю с видом эксперта: – Иногда бывают галлюцинации…

– Нет, – он морщит лоб, честно пытаясь восстановить свои ощущения. – Нет, ничего такого, просто несколько секунд в полной темноте. А что, у вас что-то было?

– Ничего, – мы с Дэем обмениваемся долгим взглядом. – Ничего, мы привычные.

– Значит, костяной мост действительно существует.

– Существовал, – поправляю я, – за моей спиной он осыпался.

– Верю, я ведь тоже его видел. Только успел проскочить до того, как за нами что-то погналось.

– Значит, это все же была волшебная страна? – я с наслаждением вытягиваюсь на спальнике, – и теперь вход туда закрыт.

– Жалеешь? – Дэй застегивает «молнию» палатки, отсекая шумный лагерь. Теперь свет сочится только через маленькое окошко, затянутое мутным пластиком.

– Жалею, что не успела увидеть ее живой. Слушай, а ведь ты действительно создал для нас дорогу.

– Не будем об этом, хорошо?

– Почему?

– Не хочу думать, что мы такое, раз тамошние странности нам подчинились.

Дэй стягивает майку и отбрасывает ее в угол палатки. Мои пальцы чертят по его коже невидимый узор. Мы слишком утомлены для чего-то большего, чем простая нежность, но прикосновение – наш обязательный ритуал. Словно желание удостовериться, что мы не потеряли друг друга в лабиринте иллюзий и фальшивых зеркал. Если нам приходится засыпать порознь, я закрываю глаза и представляю Дэя рядом. Однажды я проснулась в палатке одна, Дэй уехал еще с вечера. Но у меня было четкое ощущение, что, пока я спала, в мое плечо вдавилась жесткая прядь волос. Не моих, разумеется, мои убраны в короткий хвост и не рассыпаются живописно по спине и спальнику. Будто кто на плечо голову пристроил, да так и заснул. Впрочем, понятно кто.