Лондон. Темная сторона (сборник) - Джерри Сайкс

Я обнаружил, что захвачен и поражен им, что едва способен сдержать свою радость открывателя. Я тяжело работаю над своими пустячками, и вышел в путь, говоря себе, что нынче вечером случится что-нибудь, достойное, чтобы доверить это бумаге. И, кажется, мне удалось заклясть этого мясистого голема, использовать его для нужд повествования, поместить его в графу, загодя помеченную «Местный Колорит», теперь там содержится нечто и впрямь странное, неподдельное, аутентичное, более умелый автор умудрился бы сгустить это до абзаца, а то и до фразы. Но я не могу сразу успокоиться и отвлечься. Мой ум бурлит, ища способа похитить это создание и приручить, дабы использовать в своих целях. То, что он явно спит, его наружность, его нечистый дух, все это хорошо. Я задумываюсь на миг, а нельзя ли как-нибудь исхитриться подковать его и пустить в бойкий сюжет, дабы, не особенно себя затрудняя, извлечь из этой встречи преимущества. Пока я об этом размышляю, он начинает шевелиться и собирать пожитки, дабы покинуть автобус на ближайшей остановке. Задетый налетом неотступно сопровождающего его облака, я возвращаюсь к книге, которую скрываю на своем лоне: Морис Лейтч «Король курильщиков», и отчаянно пытаюсь не привлечь внимания этого типа. В конце концов, он мое создание, и я не хочу нести ответственность за последствия, если такой законченный зверюга волею случая взглянет в глаза своего создателя.

Автобус останавливается, и, когда двери отворяются, зверина рывками устремляется к ним. И белые пластиковые мешки шлепают по запястьям, взметывая торнадо. И теперь след его присутствия разносится по всем четырем углам салона. Я украдкой бросаю на него взгляд, меж тем как он обрушивается вовне, на тротуар. Он распрямляется, выходя из бокового крена. Один из мешков взлетает и ударяет по стеклу рядом со мной, раздается звук, который мне не нравится. Рисунок тьмы сокровенной на миг разрешается в то, что моими молитвами не есть лицо, и вот минотавр исчез.

Патрик Маккейб

С кем вы знакомы на небесах?

(Patrick McCabe

Who Do You Know in Heaven)

Патрик Маккейб родился в 1955 году. Он написал романы «Кэрн», «Мясник», «Мертвая школа» и «Завтрак на Плутоне». Он также является автором пьес и сценариев и только что закончил новый роман «Зимний лес». Живет в Слиго, Ирландия.

Место действия — Олдгейт

— Все правильно, — сказал я и позвонил в полицию.

— Можно поинтересоваться, кто звонит? — спросили у меня.

— Эдгар Лустгартен, — ответил я. — Вы должны помнить меня по «Ступеням Правосудия». Хотя, возможно, и не помните.

— Нет, откровенно говоря, не припоминаю, — ответили мне. Если честно, это неважно, потому что меня уже нет. А потом был Фин в «Дэйли Миррор» с анораком, натянутым на голову. Но это точно он, больше некому. Больше ни один человек в мире не носит такую двухтонную обувку. Худшее в Мики Фине — его неуемная похвальба.

— Погляди на меня, я суперволонтер!

Я никогда не жаловал этих белфастских ублюдков, уж больно они петушатся. Ну, теперь, в Брикстонской тюрьме, у него будет предостаточно времени для бахвальства. Бедный старина Фин. А ведь он — всего-навсего еще один из длинной череды ирландских бандюг с поникшими плечами, угодивших в Альбионе за решетку милостью Ее Величества.

Вначале все шло хорошо, спору нет. Я думал: подамся в Лондон. Свалю и больше не вернусь.

— Прощайте, коровы, — сказал я. — И стежки-дорожки, счастливо оставаться. — Я бодро показал им зад, им и всему моему унылому краю. В конце концов, на дворе стоял 1973 год. Все разбегались из нашей вонючей дыры.

— Пока, папа и мама. Пока, малышня. Надеюсь, скоро помрете, — выдал я и смылся.

Я и впрямь встретил верных друзей. Этаких славных парней, которым не откажешь в душевности. Они носили топы зигзагами и полуспущенные джинсики.

В тот же день, когда я сошел на берег, взорвали магазин «Хэрродз»; по этому поводу мною заинтересовались два фараона — приветик, мол. Верьте не верьте, так все и было. Я сунул им конверт с именем старикана, но это не больно-то их обрадовало.

— Ты тут можешь здорово влипнуть, — добавили они. — Лихое времечко настало, глазастенький ирландский дружок.

Большую часть пути я был не в себе. Ну и выдул несколько пинт с одним прожженным типом, рожа у которого была точно спелый томат.

— Знаешь, что учинили англичане? — спросил он. — Повесили нескольких достойных ребят перед их же дверьми.

Никогда в жизни я не видел такой рожи. «Невозможный Обормот из Типперери», единственное мало-мальски подходящее определение, которое приходило мне в голову при взгляде на эту физиономию.

— Я расскажу тебе кое-что о Лондоне, — заявил он. Правда, я так и не узнал, что он собирался мне поведать. Ибо в следующий миг — шлеп! — его пьяная башка упала прямехонько в большую пепельницу, только рыжая шевелюра взметнулась, точно огнецвет. Я быстренько убедился, что никто не смотрит, пошарил в его внутреннем кармане и без усилий извлек оттуда тугой кошелек. Внутри оказалась стопка фотографий, с которых улыбался во весь рот здоровяк-фермер, не иначе как недавно скончавшийся брат моего собутыльника. Впрочем, там лежала и недурная пачка деньжонок — аккуратная, перетянутая резинкой, как это водится у бывалых скотопромышленников.

Потом я направился в сторону Пиккадилли. Обогнул угол и увидел то вспыхивающую, то гаснущую вывеску «ЧИНЗАНО». Я застыл и уставился на нее, как загипнотизированный. Дело в том, что похожую картину я наблюдал в нашем домашнем камине, и это было последнее, что попалось мне на глаза перед уходом.

— Ты скверный мальчишка, Эммет, — вздохнул тогда папа. Я ожидал, что весь город сбежится, дабы засвидетельствовать мне свое почтение в связи с моим отбытием. Ничего подобного. Мало того, произошло событие, которое меня порядком обескуражило.

Когда я закрывал за собой дверь, из ниши над нею вывалился не кто иной, как Его Святость Пражский Младенец. Разъясняю английской публике, которая не ходит к мессе: Пражский Младенец — это такой святой малыш, который стоит на страже над дверьми в сияющем золотом венце со скипетром в руке. Увы, в результате падения голова у Младенца откололась. Это расстроило маму, ведь она его так любила.

— Не вздумай вернуться! — услышал я ее крик. А затем увидел, как папа сверкает глазами из сумрака.

— Не беспокойся, — сказал я, — теперь ты сможешь как следует ей наподдать. — Папа страстно любил футбол. Особенно с мамой в роли мяча. Всегда охотно шел на матч по выходным. Если, конечно, оставались деньги после пивной по понедельникам, средам, четвергам, пятницам. И вторникам.

Я зашел в большую, освещенную неоном лавку. Резиновая деваха Рита, из тех, что никогда не скажут «нет». Женщина в маске, не дающая разжиреть разгуливающему по городу франту, напялившему котелок.

— Я научу тебя вежливости, — обещает она. И это не пустые слова.

— О, нет, — отзывается франт. — Только не это, прошу, не надо. Или надо?

Шлепок вроде этого согрел бы меня, думал я, бредя берегом Темзы в направлении своей холостяцкой норы. По пути домой я вспоминал всех поросших дерном моих собратьев-земляков. Теперь-то они поняли небось, что я не вернусь обратно на мою пуховую перину. И великий ужас разлился по родному краю. Эти безмозглые бедолаги понятия не имеют, для чего мне на самом деле вздумалось наведаться в Лондон. Меня пробирала радостная дрожь, когда я представлял у себя в голове примерно такой репортаж: «Лондонское задание. Министр Британского кабинета застрелен наповал террористом из ИРА. Осуществить этот дерзкий теракт было крайне сложно, одно неверное движение могло привести к гибели террориста прежде, чем он попадет в цель». Я ласково погладил рукоятку моего «смита и вессона 686», четыре дюйма; он такой ухватистый, так уютненько покоится на дне кармана моей куртки — новехонькой курточки из мягкой черной кожи. Стандартное облачение для террориста, спору нет, но удобно и, как-никак, стильно. Именно так одевался обеспеченный средствами волонтер осенью в середине 70-х.

— Выйти из машины, — услышал я свои слова. — Этот драндулет реквизирован для нужд Ирландской Республиканской Армии. Меня называют Эммет — раз и готово, приятель. Ибо мне всегда хватает одного выстрела.

Огромная полная луна разбухла в небе над газовой станцией. Она смахивала на лучший в мире шар для полетов в стратосферу. Старикан знал песенку о луне. Я хорошо ее помнил, там есть такие слова: «Луна над спелыми хлебами. Видишь, Молли?» Я как-то слышал, как он пел эту песню пожилой даме, ночью на кухне вскоре после Рождества, давным-давно. Или мне так показалось. Затем я уснул, как следует, натянув на себя свою отменную курточку.

А потом я укатил. На поезде. Чух-чух-чух, до самого Эпсома в Сэррее. Ну и пристанище там у меня оказалось! Клуб для отставной козы барабанщиков, честное слово. Сколько бы вы там насчитали усов, как у Джимми Эдвардса? Я так насчитал семнадцать. Большущие растения в горшках и женщины-вамп. Эпсомская Ассоциация Мертвецкая Заря. Сидят себе и чешут языками о подагре и бегониях.