Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон

Показания полковника Гамильтона, данные им перед лицом Совета, гласят, что утром в субботу, 15-го числа, герцог Гамильтон послал своего слугу к полковнику Гамильтону с просьбой немедленно одеться и приехать к герцогу, но не успел полковник приготовиться к выходу, как герцог сам явился к нему и так спешно потащил в свой экипаж, что застегивать пуговицы жилета тому пришлось уже в коляске. Доехав до Пэлл-Мэлл, герцог заметил, что полковник оставил дома шпагу; тогда он приказал остановить экипаж, дал своему слуге связку ключей и велел принести подходящую шпагу из какого-то стеллажа. Дождавшись возвращения слуги, они поехали в Гайд-парк, где кучер остановился, и герцог приказал ему ехать в Кенсингтон. Подойдя к дому, они увидели поодаль экипаж наемного извозчика, и Его Милость сказал, что там сидит некто, с кем ему необходимо поговорить, но когда они подъехали поближе и коляска оказалась пустой, то стали искать извозчика и, когда нашли, спросили его, где джентльмены, которых он привез. Тот указал направление, герцог с полковником вышли из экипажа и пошли по берегу пруда, где и встретили лорда Могуна и Маккартни. Подойдя поближе, герцог спросил, не опоздал ли он, а Маккартни ответил, что нет, он приехал точно ко времени. После этого все вместе перепрыгнули через канаву, и герцог, повернувшись к Маккартни, сказал: «Сэр! Вы здесь ни при чем, пусть же будет то, чему не миновать». Маккартни ответил: «Милорд, на то я и здесь!» Тогда уже милорд Могун сказал: «Этим джентльменам нечего тут делать!» Но Маккартни возразил и ему: «Мы не пропустим свою долю!» Тогда герцог сказал, обращаясь к Маккартни: «Тогда вот вам мой друг, он тоже поучаствует в наших танцах». Все обнажили шпаги, и Маккартни провел стремительную атаку против Гамильтона, тот парировал удар со всей силой и сам себя ранил в подъем стопы, однако, воспользовавшись открывшейся возможностью, перешел в ближний бой с Маккартни и разоружил его со словами: «Ваша жизнь теперь в моих руках». После этого он повернулся, увидел, как лорд Могун упал, а герцог упал на него, и бросился герцогу на помощь, отбросив обе шпаги, чтобы не мешали. Поднимая милорда герцога, он увидел, как Маккартни толкнул Его Милость; тут же проверил, не ранил ли тот его, но, не увидев крови, поднял свою шпагу, ожидая повторного нападения Маккартни, но тот удалился. Как только Маккартни ушел, появились служители и прочие, числом девять или десять человек, и среди них — Фергюсон, джентльмен милорда герцога, который привел с собой человека Бьюссьера, а тот, обнажив грудь Его Милости, обнаружил там рану слева, видно было, что клинок вошел меж ребер, между левым плечом и соском под углом, направленным в желудок».

Имеются и другие показания различных свидетелей, но они не стоят того, чтобы приводить их здесь.

По результатам расследования все четверо участников дуэли получили обвинения в умышленном убийстве.

«Доктор Ронджат, королевский хирург, получил вызов к герцогу Гамильтону, прибыл на вызов около восьми утра и обнаружил Его Светлость мертвым на постели. Герцог был одет; доктор срезал одежду и, проведя осмотр тела, обнаружил, что артерия на правой руке перерезана, и именно это послужило непосредственной причиной смерти. Кроме того, было обнаружено еще две раны: одна — на левой стороне груди, на три дюйма выше соска, шириной в два дюйма, около восьми дюймов глубиной, под углом уходящая вправо, и вторая — в правую голень, около трех дюймов шириной.

Когда тело лорда Могуна привезли домой, его духовник отправился к месье ла Фажу, известному хирургу, который, прибыв и осмотрев тело, обнаружил на нем три раны: одну — справа, прошедшую под углом через все тело насквозь и вышедшую над левым бедром; еще одну, очень большую, — в паху справа, эта рана рассекла бедренную артерию, что и стало непосредственной причиной смерти, и, по данным «Ньюгейтского вестника», три пальца на левой руке покойного были почти отрезаны».

Эти подробности представляют значительный интерес. По характеру ран, полученных обоими, можно предположить, что они были нанесены оружием, имеющим как острие, так и режущие кромки, то есть что оба благородных господина были вооружены не трехгранным колишемардом, а более старомодной плоской обоюдоострой малой шпагой. Раны обоих описываются как очень широкие, и причинены они не одним лишь уколом, кроме того, в обоих случаях имеет место серьезное повреждение артерии. Порез левой руки лорда Могуна (как в случае с Келюсом) явно является следствием попытки парировать или захватить ею оружие противника, что более успешно реализовал один из секундантов, полковник Гамильтон, парировавший «яростный наскок» Маккартни квартой, и, захватив шпагу противника левой рукой, мгновенно вырвал ее из руки противника. Это был один из приемов, которым обучали всех фехтовальщиков того времени, чтобы они имели возможность при случае окончить бой без кровопролития.

Этот лорд Могун, к счастью последний в своем роде, был человеком характера, мягко говоря, беспокойного, что ясно видно из следующей истории.

В своем «Романе о дуэли» Штейнметц, как и Миллинген, на которого первый часто ссылается, приводит, кажется, вполне точное описание этого жестокого преступления.

Лорда Могуна, закоренелого развратника, всегда окружала свита, состоящая из людей еще хуже, чем он сам, среди которых был и некий капитан Холл. Этого капитана сильно привлекала, в некоторой степени своим очарованием, а по большей части своими доходами, популярная в ту пору актриса миссис Брейсгирдл. У этой дамы сложились на профессиональной почве дружеские отношения с молодым актером мистером Маунтфордом. Это был женатый мужчина, и он мирно жил дома со своей семьей, но Холлу вздумалось вообразить Маунтфорда своим соперником. И он решил убить одним выстрелом двух зайцев — и даму силой похитить, и воображаемого соперника устранить, а будучи беспринципным негодяем, в средствах Холл решил не стесняться и рассказал о своей идее другу и покровителю Могуну. Тот всегда был рад поучаствовать в любом насилии и быстро со всем согласился.

Для осуществления своего плана они наняли экипаж, разместили в удобных местах лошадей и приказали кучеру быть наготове на Друри-Лейн, возле театра, в условленный вечер к девяти часам. Войдя в театр и пройдя за кулисы, они обнаружили, к своему разочарованию, что в тот вечер имя миссис Брейсгирдл в афишах не значилось; зато им удалось узнать, что у нее ожидался ужин с друзьями в доме мистера и миссис Пейдж. Негодяи залегли в засаду неподалеку от этого дома, прихватив с собой банду нанятых Холлом громил. Ужин закончился, миссис Брейсгирдл с матерью спокойно направились домой в сопровождении брата и мистера Пейджа, но тут бандиты во главе с нашей парочкой набросились на них, схватили даму и попытались затащить ее в экипаж. Началась потасовка. Мистер Пейдж набросился на Холла и доставил тому массу хлопот, его светлость занялся братом дамы, а миссис Брейсгирдл-старшая вцепилась в дочь и во весь голос звала на помощь. На шум собралось столько народу, что наши джентльмены сочли за лучшее бежать. Но они отнюдь не успокоились и стали теперь ждать Маунтфорда. К своему несчастью, возвращаясь из театра, он попал прямо к ним в руки. Лорд Могун шагнул вперед и обратился к нему самым учтивым и дружеским образом. На шутливый вопрос Маунтфорда, что тот делает на улице так поздно ночью, Могун ответил:

— Я полагаю, вы уже слышали насчет леди?

— Надеюсь, — невинно ответил Маунтфорд, — моя жена не дала вашей светлости повода для обиды?

— О нет, разумеется! — воскликнул Могун. — Ваша жена тут ни при чем, речь идет о миссис Брейсгирдл!

— Миссис Брейсгирдл? — удивился Маунтфорд. — А ко мне-то она какое имеет отношение? Кстати, надеюсь, ваша светлость не одобряет поведения Холла по отношению к ней?

На этих словах негодяй Холл, стоявший со шпагой наготове, шагнул вперед, без лишних слов всадил клинок в тело несчастного актера, оставил его лежать мертвым на мостовой и тут же пустился наутек. Раздались крики «Убили!», собралась толпа, появилась стража, и Могуну пришлось сдать оружие, при этом он выразил надежду, что Холлу удалось спастись, и у него хватило наглости даже похвастаться тем, что он поменялся с беглецом плащами, чтобы тому легче было скрыться.

Недоброе это было дело. Случилось оно в 1726 году и кончилось смертью обоих джентльменов.

Майор Уанби, мистер Гауэр, мистер Рич и еще два джентльмена ужинали вместе как-то вечером в таверне, название которой выскользнуло из нашей памяти. Бутыль, как было принято в те дни, вольно пускали по кругу; покончив с трапезой, джентльмены решили развлечься игрой в кости. Беда началась с очень глупой и вульгарной шутки мистера Гауэра. Мистер Рич объявил ставку в три полукроны, а мистер Гауэр нагло швырнул на стол три полупенсовика и крикнул: «Принято!» Майор Уанби поставил на тот же кон свои три полукроны и проиграл их. На самом деле если у кого и был повод обидеться на неуместный поступок мистера Гауэра, так это у мистера Рича, но тот мудро счел ниже своего достоинства связываться. Но вот майор Уанби, уже порядком пьяный да к тому же еще и расстроенный неудачной игрой, всерьез разозлился на Гауэра из-за такого пустяка (что ж, бывает и так, что комариный писк раздражает сильнее, чем жужжание шмеля, а когда приходит вино — рассудок, увы, уходит). Так и Уанби высказал Гауэру в лицо, что класть медяки вместо монет — это неджентльменский поступок и на такое может быть способен только наглый щенок. Мистер Гауэр в горячке ответил: