Нуониэль. Часть первая - Алексей Николаевич Мутовкин

– Мой покойный дед служил в королевском войске во время той Старой Войны. Он рассказывал мне об опытном атарийском стратеге, который в свои малые годы проявлял такую военную смекалку, что ни один генерал наших сил не мог с ним сравниться. Никто не мог победить его на поле битвы.

– Послушай меня, малец, – заголосил вдруг Вандегриф. – Короли Атарии издревле советовались с домом Сельвадо из Айну. А когда дело касалось войны, то в замок Айну летели почтовые голуби не только из стольного града Анарона, но изо всех крепостей, где стояло больше дюжины солдат. Тебе рассказывали о господине Лере Сельвадо. У этого покойного мужа помощи в ратном деле искали даже правители безнадёжного королевства Имурад Гумэ, что на полдень от наших земель. От тех краёв остались одни пески; не прислушались тамошние господа к верным советам! Так вот. Сын же покойного Лера Сельвадо, зовётся господином Ломпатри. И о его военной смекалке ещё напишут не одну песню, потому что… – тут Вандегриф замялся, так как брага сильно вязала ему язык.

– Как тебя звать? – спросил Ломпатри у крестьянина.

– Меня зовут Молнезар. Я сын Ивола. Мою молодую жену Всенежу похитили с остальными детьми. И я пойду с вами спасать их, потому что с таким рыцарем…

– Молнезар, – перебил его Ломпатри, – я не люблю хвастаться ни перед знатью, ни перед простолюдинами. Не думаю, что у меня есть особый дар. Я просто стараюсь не упускать ничего из виду. Стараюсь почувствовать обстановку.

Ломпатри поднялся из-за стола, держа в руке кружку, полную браги. Он пошатнулся, и брага выплеснулась на его пурпурный кафтан с золотыми узорами.

– Вертепы! – тихо выругался рыцарь, а потом произнёс, почти крича, – И мне уже стало ясно, что является причиной ваших бед. С самого прибытия в Дербены я ото всех только и слышу что жалобы. Скол сгубил нас! Разбойники разрушили наши дома! Треклятые королевские войска сидят и ничего не делают, дабы помочь простому народу! Непогода! Наш урожай сгнил!

Тут рыцарь пошатнулся и чуть не упал.

– Я не проиграл ни одной битвы, – продолжил он, опираясь на стол, – Потому что знал: только я отвечаю за то, что произойдёт. А вы, как болотные черви ползаете в грязи и ждёте, когда за вас решат ваши проблемы! Великий рыцарь! Помоги нам вернуть наших дитяток!

Крестьянин Мот резко встал со своего стула. Молнезар тоже поднялся из-за стола. Вандегриф, увидев, как злобно смотрит Мот, тоже встал и схватился за мизерикорд, висевший у него за поясом.

– Сядьте все! – приказал Ломпатри. Все послушались. Ломпатри тоже сел.

– Налей, – попросил он непонятно у кого. Я оказал ему честь и наполнил кружку новой порцией браги. – Вы слабаки, – спокойно продолжил Ломпатри. – У вас нет чести, нет благородства! Но, что ещё хуже, вы глупы. Вы видите только очевидное. Вы не задаёте неудобных вопросов самим себе. Хоть кто-нибудь из вас озадачился тем, почему похитили ваших детей? Почему не спалили всю деревню? Почему похитили именно их, а не других крошек? Почему не взяли, к примеру, старуху вашего старосты? Неужто, она стряпает хуже молодой Всенежи? И кто указал бандитам, кого брать, а кого оставить?

В общем доме повисла тишина. Крестьяне упёрли в старосту хмурые взгляды. Казалось, сейчас всё взорвётся, и на старика обрушится сила, ужаснее которой нет на этом свете – сила народного гнева. И в этой тишине, скрипя старыми проржавевшими петлями, отворилась дверь, а из сеней ступили пятеро мужиков. Раньше в деревне я их не видел; скорее всего, чужаки. При тусклом свете жировых горелок и танцующем пламени камина, разобрать их лица оказалось сложно, но одного из них я всё же узнал. Это был Акош – тот самый разбойник, которого Ломпатри чуть не убил тогда на привале. Здоровенный детина опять раздобыл себе дубину с ржавыми гвоздями. Он браво размахивал своим оружием, обращался с нею как царь со скипетром и указывал ею на того, к кому обращался. С собой он привёл ещё людей, обычных головорезов поменьше ростом, вооружённых старыми ржавыми мечами. Один из них держал в руках недурной лук. За спиной у него виднелся колчан стрел. Даже в полутьме мне стало ясно, что лук и колчан сделаны мастером и стоят немалых денег.

– Почто меня не пригласили? – заявил Акош, указывая своей дубиной на стол-поляну. Ему никто не ответил. – Подземные твари! Глядите-ка! Это ж рыцарь! А я думаю, отчего это так жареным пахнет! Парни, я рассказывал вам, как поджарил этого атарийского доходягу-рыцаря?

Жена старосты Бедагоста и несколько женщин, что сидели с нею на женской лавке тихо собрали своё шитьё и юркнули в другую комнату.

– Побледнел ты, холоп, – ответил ему Ломпатри, и протянул руку к рябчику, лежавшему у него на деревянной тарелке. – Крови много потерял? Или дерьма собственного обожрался и теперь болеешь?

Не успел он взять рябчика, как в поджаренную дичь угодила стрела, выпущенная разбойником-лучником. Деревянная тарелка раскололась пополам, а стрела засела глубоко в столешнице.

– Здесь я тебя в помоях полоскать буду, – надменно заявил Акош. – А потом убью. Ну, давай, вонючий рыцарь, хлебни браги!

Лучник вытащил из колчана очередную стрелу и наложил на тетиву. К тому моменту я уже точно знал, куда он будет стрелять. Что-то во мне пришло в движение, и я ощутил, как проснулись мои руки. Они словно налились кровью и готовы были броситься на разбойников, словно одичалые волки.

– Пей брагу, знать поганая! – приказал Акош.

Ломпатри мешкал. Исподлобья он глянул на Вандегрифа. Тот смотрел вниз себе на колени. На коленях рыцаря покоилась рука, сжимающая обнажённый мизерикорд. Воська онемел от испуга и, похоже, уже молился о своём спасении забытым в этих землях богам. Только Закич пристально смотрел на Ломпатри. Закич, будучи простолюдином, в кабацких драках понимал больше, чем знатный господин. Когда глаза рыцаря и коневода встретились, последний еле-заметно кивну господину, намекая на то, что выпить придётся, так как расклад получается не в пользу славного рода Сельвадо из Айну. Рыцарь медленно протянул руку к кружке с брагой, взялся за ручку и стал подносить кислое пойло ко рту. В этот момент я услышал треск тетивы. Тогда я выбросил руку над столом и сжал в кулак. В кулаке я держал стрелу, которую лучник выпустил в кружку Ломпатри. Она не долетела до цели всего с пол-аршина. В горнице Общего Дома снова повисло безмолвие. Только капля крови, упавшая на стол с моей руки, нарушила грозную тишину.

– Да как так-то? – опешил лучник. Это оказались его последние слова. Мгновением