Фельдмаршал Манштейн. Военные кампании и суд над ним. 1939—1945 - Реджинальд Пэйджет

Таким образом, я сказал бы, что у вас, прежде чем опираться на эти документы, должна иметься полная уверенность в их достоверности. И вам не следует действовать на основании этих документов, если имеется хоть какое-то объяснение, которое говорит в пользу невиновности. Что касается документов, которых обвиняемый никогда не видел и по которым, естественно, не может дать объяснений, то все возможные нюансы должны истолковываться в его пользу.

Сэр, под конец я напомню, что вам следует с крайней осторожностью относиться к доказательствам, которые судьи с опытом не станут даже выслушивать».

Среди зрителей присутствовал главный судья суда Контрольной комиссии, Инглиз. Когда наступил перерыв, он представился мне и сказал, что горячо поддерживает все сказанное мною и что устав его суда по своим нормам закона во многом схож с судами Королевского предписания. Он и работающие с ним судьи считают, что для отправления правосудия такие нормы непригодны. По принятому соглашению они официально приняли английские нормы права и отказывались рассматривать любые обвинения или доказательства, если они не соответствовали английскому законодательству. Позднее он прислал мне некоторые постановления его суда. Я процитирую абзац из его сопроводительного письма: «Что касается структуры обвинений, одновременного рассмотрения не связанных друг с другом обвинений, правил о доказательствах и значимости конкретных свидетельств, допускаемых весьма открытыми положениями трибунала, то это может быть оспорено с достаточной степенью убедительности. Другие составы немецких судов из профессиональных юристов сочли необходимым ограничить себя более жесткими правилами о доказательствах и судебной процедуре, таким образом, трибуналам, состоящим из непрофессионалов, следует принять это во внимание».

Если бы фон Манштейн предстал перед судом, руководствующимся такими принципами, то не составило бы труда добиться его оправдания.

Затем, обрисовав применимость закона ко всем обвинениям в целом, я перешел к каждому отдельному обвинению и законам, применимым теперь уже к ним. Мы разделили обвинения на две группы, и после того, как я закончил с общими вопросами, мои коллеги детально разобрали документы. Моя вступительная речь длилась четырнадцать с половиной часов, а моим коллегам потребовались следующие семь дней. Что может дать некоторое представление о сложности судебного разбирательства, по которому суд непрофессионалов был призван вынести приговор, причем без каких-либо инструктивных правил по юридической обоснованности, имеющихся в настоящем суде.

Глава 11

Обвинения по Польше

Три пункта обвинительного заключения, касавшиеся немецкого вторжения в Польшу, шли первыми по порядку и первыми в обвинительном акте. Факты злодеяний, совершенных немцами в Польше, доказывались показаниями, которые опирались на аффидевиты польских свидетелей. Доказательства того, что фон Манштейн каким-то образом нес ответственность за эти жестокости, основывались на официальных немецких документах.

В мировой истории немецкая оккупация Польши явила собой пример самого ужасающего иноземного гнета из всех известных в истории цивилизованного мира.[85] Таким же историческим фактом является то, что гонения начались после того, как управление Польшей перешло к немецкой гражданской администрации. Однако обвинение старалось убедить суд, что широкомасштабные злодеяния начались одновременно со вторжением вооруженных сил рейха в Польшу. Сторона обвинения получила преимущество, поскольку поляки сами создали комиссию для сбора и придания огласке фактов злодеяний. Большая часть представленных на процессе материалов состояла из показаний, данных свидетелями польской комиссии. Другие показания являлись аффидевитами, принятыми Элвином Джонсом во время поездки в Польшу еще до начала суда. Польская комиссия оказывала Элвину Джонсу всемерную поддержку в сборе этих показаний, и нет необходимости упоминать, что правительство Польши также содействовало ему. Доктор Леверкун и доктор Латернер приложили все усилия, дабы присутствовать на даче тех показаний, но польское правительство отказало им в праве на въезд в страну.

Обвинение предложило представить суду своих польских свидетелей, но, изучив показания под присягой последних, мы пришли к заключению, что противоречия и неправдоподобность их письменных версий настолько явно бросаются в глаза, что перекрестный допрос не стоил бы затраченных времени и сил. Тщательного анализа показаний под присягой вполне хватало для того, чтобы дать им полный отвод.[86]

Мы попросили подвергнуть каждое показание под присягой четырехкратной проверке. Во-первых, является ли данная версия правдоподобной на первый взгляд? Во-вторых, является ли свидетель именно тем, от кого вы ожидаете получить достоверное описание произошедшего? В-третьих, нет ли здесь какого-либо рода подтверждений, а в особенности подтверждений, опирающихся на официальные источники, к которым возможен доступ? И в-четвертых, объясним ли инцидент другим способом, отличным от версии обвинения, – другими словами, нет ли объяснения, которое со всей очевидностью указывает на невиновность?

Просто поразительно, что большинство из этих показаний под присягой не выдержали подобной проверки. Очень немногие выглядели похожими на правду. Подтверждения существовали лишь для мизерной части.[87] Те свидетели, от которых ожидали наиболее достоверных сведений об инцидентах, на деле оказались не теми, кто давал показания по их поводу. И в большинстве случаев объяснения, указывающие на невиновность, легко читались между строк. В особенности не возникало сомнений, что довольно много польских гражданских лиц участвовали в сопротивлении без униформы и действовали не как армейские формирования. Никто не ставит им это в вину – более того, они вели себя с беспримерным мужеством. Но также совершенно очевидно, что многие инциденты, в которых польские гражданские лица предположительно были убиты немецкими военными без причины и повода, были ожесточенными схватками между немцами и этими гражданскими, боевыми столкновениями, в которых обе стороны использовали оружие и наносили друг другу потери.[88]

Нельзя сомневаться, что подобного рода жестокости случались на любой войне. Также неоднократно подтверждалось, что, где бы ни появлялись люди в черной униформе с «мертвыми головами» из подразделений Гиммлера – обычно вслед за немецкой армией, – следовало ожидать вспышек насилия. Сжигались некоторые синагоги, порой еврейское население польских городов и сел подвергалось унижению, и, несомненно, случались убийства; но, учитывая обширность оккупированных польских территорий и огромное количество военнопленных, злодеяния случались не так часто.