Финикс. Трасса смерти - Боб Джадд

— Мэйтленд Пэйдж, — представился он, протягивая мне большую пухлую ладонь. — Никто никогда не запоминает имени Мэйтленд, а потому называйте меня, как все, — просто Пэйдж.

Это был крупный мужчина с лицом, напоминавшим каравай хлеба, и маленькими глазками, наполовину скрытыми за пухлыми щеками. Ему было лет сорок, и на его бледной коже расплывались розовые пятна, как будто он только что пришел с холодного ветра. Жестом руки он пригласил меня сесть, махнув полицейским, чтобы они удалились.

— Ну что ж, приветствую вас в штаб-квартире президентской армии, воюющей с наркотиками.

Я сел в кресло, и он своей большой рукой очертил пространство перед нами.

— Мне нравится, когда мужчины носят красные трусы, — сказал он. — Это свидетельствует о развитом чувстве личного достоинства и стремлении к индивидуальному самовыражению. Вы часто бродите по городу по ночам в подштанниках и босиком, Эверс, или сегодня исключительный случай? Вы выглядите потрясающе.

— Я тоже рад с вами познакомиться. Сегодня действительно был трудный день.

— Да ну? Ведь у нас сейчас еще только время ленча. Я пока свеж, как ромашка. — Он откинулся в кресле, заложив руки за голову, разглядывая меня пристальным взглядом, как будто смотрел на абстрактную скульптуру в музее, не будучи в состоянии сразу понять, что это такое. — Свеж, как ромашка, — повторил он, — которую насилуют беспрерывно в течение последних двадцати пяти проклятых лет. Сейчас еще только время ленча, день лишь начинается, а я, признаться, уже порядком устал. И что больше всего утомляет, так это бесплодность нашей работы. Вы понимаете, что я имею в виду? — Он не стал дожидаться ответа. — Бесплодность заключается в том, что мы посылаем своих ребят на линию огня, их калечат, в них стреляют. Ну вот, скажем, мы поймали одного парня за продажу наркотиков, предположим, каким-то чудом без всяких снисхождений он угодил прямо в тюрьму. Так не успеют за ним захлопнуться двери, как двадцать пять других субъектов устраивают перестрелку, чтобы занять место дилера, которое мы сделали вакантным. Вот в чем безнадежность нашей работы.

Перед ним стоял бумажный стаканчик с холодным кофе. Он прихлебнул из него и сморщил физиономию. Потом поставил стакан на стол, посмотрел на стену с выражением полного отчаяния и снова перевел взгляд на меня. — Я говорю сейчас вам, как говорил всем прочим сукиным детям, которых могу заставить слушать, что единственный способ решить проблему — это захватить одновременно всю сеть — начиная с мистера самого Главного Сукина Сына в Перу или Колумбии, Сендеро Люминозо. Вы слышали что-нибудь о Сендеро Люминозо, Эверс? Слышали о Сияющем пути?

Нет, я никогда не слышал ни о том, ни о другом.

— Если бы вы были мэром в Перу, то, конечно, слышали бы об этом Люминозо, который убил уже девяносто мэров в Перу. Он возглавляет маоистскую группу, принуждающую крестьян в больших количествах производить кокаин, наносящий большой вред здоровью граждан Соединенных Штатов. Они большие мастера пыток и казней. Но Государственный департамент не может ничего сделать, боясь, что это назовут вмешательством во внутренние дела другой страны. Все они — одна большая шайка. Кроме того, имеется Главный Сукин Сын в южноамериканском правительстве и такой же в южноамериканской армии. Они полностью контролируют регионы, именуемые зонами чрезвычайного положения, где, собственно, и выращивают коноплю. Но ЦРУ не разрешает их трогать, боясь задеть «дружественное» правительство. Поэтому существует широкая сеть наркоторговцев, которые вывозят наркотики из Южной Америки и Панамы и доставляют в США. Необходимо добраться до этих главарей и распутать всю сеть, вплоть до несчастных мерзавцев, торгующих наркотиками прямо на улицах. Но в нашем правительстве никто не желает этим заниматься и расходовать на это деньги. Единственное, чего они хотят, чтобы мы делали облаву, выкладывая на стол мешки с наркотиками, а потом, после публикаций в газетах снимков, чтобы каждый говорил: «Смотри-ка, они делают свое дело — война президента против наркотиков идет успешно». На самом деле мы ни черта не делаем. На улицах разливанное море наркотиков, а мы пытаемся вычерпать его чайной ложкой. Дурацкое занятие! — Он зевнул, раскинул руки, потягиваясь, а затем наклонился к столу, положил ладони на стол и, не отрывая от меня взгляда, спросил: — Ну, с чем вы ко мне явились?

— Я могу дать вам шанс использовать ведро вместо чайной ложечки.

— Вы говорили, будто видели в военно-морском доке сто тонн наркотиков?

— Может быть, и больше. Трудно оценить общий вес, потому что наркотик упакован в джутовые мешки с рисом, но того, что я там видел, хватило бы, чтобы засыпать футбольное поле. Я работал на погрузчике компании «Эмпайр», которая является субподрядчиком Военно-Морского флота. Мы разгружали грузовое судно «Командор Мелвин Форбс» на семнадцатом причале военно-морской базы. Я распорол клыками погрузчика один из мешков, и из него вместе с рисом высыпались наркотики.

— Почему вы решили, что это были наркотики?

— У них вкус алкалина, и у меня сразу же онемел кончик языка.

— Вы когда-нибудь пробовали на язык силикагель?

— Нет.

— Это вещество, которое используется…

— Я знаю. Мне сказал об этом Кларенс Хармон.

— Да, я говорил с ним, когда проверял ваши слова. Он сказал, что вы очень беспокойный тип. Сколько мешков вы просмотрели?

— Только один.

— Один мешок. Но сделали вывод, что они все содержат наркотики?

— Этому грузу уделялось особое внимание.

— Так вам показалось?

— Нет, не показалось. Все было организовано так, чтобы разгрузить эти мешки как можно скорее и разместить на специально подготовленные места на складе: на остальной груз они не обращали никакого внимания.

В холле раздался громкий смех.

— Ну подумайте сами — зачем перевозить один-единствен-ный мешок, когда можно перевести двести или десять тысяч? Все эти грузовики фирмы «Эмпайр» прибыли уж конечно не для того, чтобы везти один мешок.

К мужским голосам в холле присоединился женский смех. Похоже, они там неплохо проводили время.

— Какие еще грузовики фирмы «Эмпайр»?

— Не обращайте на него внимания, — раздался женский голос, — он совершенно размок в воде, но даже в сухом виде он мало что соображает. — И вот сама Салли появилась в дверях: одетая в светло-синюю рубашку морского офицера и темно-синие брюки размером чуть не с нее. Волосы она зачесала назад, на лице сияла широкая улыбка. За ней виднелись физиономии четырех морских офицеров, с любопытством заглядывающих в комнату.

— Вы продолжайте есть, — сказала она, оглядывая разгром на столе, — и не обращайте на меня внимания.

— Это тот свидетель, о котором вы говорили? — спросил Пэйдж.

— Салли Кавана, — представил я ее. — Мэйтленд Пэйдж.

Салли прошла в комнату, протянув Пэйджу руку для рукопожатия. Она слегка покачивалась, толкнула по дороге стул, но продолжала свой путь как ни в чем не бывало.

— Он из отдела борьбы с наркотиками, — пояснил я.

Пэйдж предложил ей сесть, а затем, глядя за ее спину, спросил:

— А вам чем могу служить, джентльмены?

Четверо морских офицеров — все молодые, двадцати — двадцати двух лет, — мялись в дверях, изо всех сил стараясь соблюсти достоинство. Тот, что стоял впереди, — коротенький, веснушчатый, с красивыми белыми зубами, похожий на Майкла Фокса, но с более крупным носом, — шутливо поднял кверху руки, как будто сдаваясь.

— Нам позвонили от ворот. Несколько полицейских разыскивали мисс Кавану. Мы решили пойти на всякий случай с нею, чтобы убедиться, что все в порядке.

Пэйдж отодвинул свой стул, встал и, подойдя к ним, вытащил из кармана бумажник. Салли наклонилась и поцеловала меня в шею.

— Как у тебя дела, Форрест? Я очень беспокоилась о тебе.

Пэйдж показал офицерам свою полицейскую бляху.

— Вы находитесь в области моей юрисдикции, джентльмены. У нас ведется расследование, и я благодарен вам за то, что вы проводили молодую даму. А теперь до свидания, желаю вам хорошо провести вечер.

— Послушайте, если вы не возражаете, — сказал один из офицеров с костлявым лицом, большим кадыком и черными волосами, подстриженными под бокс. Он говорил с заметным бруклинским акцентом. — Если не возражаете, — он слегка дотронулся рукой до плеча Пэйджа, — мы предпочли бы остаться здесь.

Пэйдж снял его руку со своего плеча.

— Нет, возражаю. Я предложил бы вам, джентльмены, сразу же отчалить к себе на базу или куда хотите, хоть ко всем чертям. Но если у вас имеются возражения, то я могу позвонить адмиралу Бенгхаузеру, подниму его с постели и доложу, что вы чините мне препятствия в моем расследовании. Итак, доброй ночи, джентльмены.