Разрушу твою жизнь - Елена Рахманина

представилось. По прутьям камеры ударили. И я с удивлением обнаружила по ту сторону решётки Короткова.

Смотрел на меня с бесконечно усталым выражением. Я и не заметила, как он успел так резко постареть. На лице темнели глубокие морщины, сложившиеся из вечно удручённой маски.

– Бедовая ты, Вишневская, – раздаётся хриплый бас, – выметайся отсюда. За тобой приехали.

Коротков выпроводил меня в кабинет начальника отдела полиции. Сам сел за стол. А мне ничего не оставалось, как расположиться напротив.

Нервничала. Не понимая, к чему вдруг он решил провести со мной воспитательную беседу. За время нашего знакомства мог бы и понять, насколько это бесполезное занятие.

– Что вы забыли в этом отделении полиции? Это же не ваша территория, – разглядываю незнакомый кабинет, недоумевая.

Пожал неопределённо плечами. Но досаду скрыть не сумел. Не по доброй воле ему пришлось менять место дислокации. И наверняка кого-то просить за меня.

– За стенами отделения тебя ждут два человека. Одного я не знаю, но он приехал сюда с явным намерением тебя забрать. Второй – Соломон.

Вытянулась вся в струну от напряжения. Что это ещё за человек за мной приехал?

– Разве Ямадаева уже выпустили? – спрашиваю, а сама не понимаю, какие эмоции испытываю. Глупую радость или животный страх.

Подполковник покачал головой.

– Судя по тому, что ему вменяется, он ещё не скоро выйдет на свободу. За тобой явился, вероятно, его родственник – Якуб Ямадаев, так он представился. Готов выкупить вместе с тобой всё отделение с потрохами.

Напряглась ещё сильнее.

Зачем я понадобилась братцу Хозяина?

Меня что, закуют в цепи, и я буду сидеть в темнице, пока Шамиля не выпустят?

Сидела какое-то время, искусывая губы до крови, оттягивая момент выбора. Мне не хотелось отсюда выходить ни к одному из этих людей.

Но всё решают деньги. Водились бы они в моих карманах, мне не о чем было бы беспокоиться. Но в этом платье такая деталь не предусмотрена.

Как и мозги в моей черепной коробке. Как я не догадалась запастись наличкой, хотя возможности были! Сдала бы купленное шмотьё обратно в магазин или в комиссионку за наличные. Денег на какое-то время хватило бы. Но нет же, всё, о чём я думала, как понравиться собственному врагу. И возможно, будущему убийце.

– Я могу вывести тебя к любому из них. Но, судя по настроению этого парня, Ямадаев разнесёт всё отделение, если тебя не увидит. Поэтому к Соломону выпровожу только через служебный вход. Выбирай.

Плечи заболели, будто на меня повесили мешок с картошкой. Согнулась, уперев локти в ноги, утопив лицо в ладонях. Не представляя, как выпутаться из того дерьма, в которое угодила.

Куда ни плюнь, везде проиграла.

Влюбилась в убийцу отца. Стоило о нём подумать, как перед глазами всплывала недавняя сцена. Шамиль на коленях, с руками за спиной, скованными наручниками. И странное желание защитить его. Совершенно дурное, нелогичное. Но… Видеть его на коленях кажется таким неправильным. Противоестественным. Всё равно что пленить льва в саванне.

Пришлось ущипнуть себя, чтобы напомнить, кем он является на самом деле. И кто скрывается за его красивым лицом. Убийца. Он убийца. А я дура.

Пойду к его брату, и окажусь в ловушке.

От Соломона сбежать будет куда проще.

– Отведите меня к Соломону.

Коротков поднялся из-за стола, обошёл его, приблизившись ко мне. И замялся. Странное поведение, не вязавшееся с этим человеком.

– Василиса, – начал он и остановился, будто подбирая слова, – не доверяй ни Соломону, ни Шамилю. Они все преследуют свои интересы. Освободись из-под их власти.

От удивления у меня даже рот приоткрылся. Не ожидала подобной откровенности. Впрочем, вроде ничего нового он мне не сообщил. Но от его слов засосало под ложечкой.

– Чтобы выбраться из-под их власти, мне придётся стать криминальным авторитетом, – хмыкаю. Мы ведь оба знаем, что обрести свободу у меня ничтожно мало шансов.

Коротков выпроводил на улицу. Чёрный начищенный «Роллс-Ройс» ждал у ворот. Тонированные стёкла не позволяли разглядеть пассажиров. Водитель, увидев меня, распахнул дверь.

Занырнула в салон, умостившись на кожаном сиденье. И замерла.

Показалось, что сердце остановилось. Прекратило биться. Накачивать тело кровью. Я вся омертвела. Только выдохнуть успела. И почти жалостливо промычать.

Напротив меня сидел значительно постаревший мужчина. По крайней мере с момента нашей последней встречи. Некогда тёмно-русые волосы почти полностью покрылись сединой. Острые черты лица придавали ему вид хищной птицы. Расслабишься, и выклюет глаза.

В аркане Таро – колесо Фортуны, разворачиваясь карательной стороной к тем, кто был на его вершине одним поворотом, оказывается им же, этим колесом, раздавлен.

– Папа?

Было ощущение, что мне провели процедуру кровопускания. Только забыли её вовремя остановить. И вся кровь, капля за каплей, вытекла из жил.

Я даже перестала ощущать биение сердца. Окружающее пространство слилось в одно тёмное пятно. Звуки пропали. Лишь подступающая к горлу тошнота напоминала о том, что я жива.

Хотелось упасть в обморок и перестать находиться здесь. Перед ним.

– Я так рад тебя видеть, Василиса, – моей руки коснулись прохладные, сухие пальцы.

Я перевела на них взгляд. Кожа на тыльной стороне кисти покрылась пигментными пятнами. Наверное, он часто проводит время на солнце.

Отец выглядел удивительно хорошо. Холёно. Почти таким, каким я его запомнила. Лишь в волосах появилось больше седины, а на лице – морщин. На загорелой коже выделялись светлые, потускневшие со временем глаза. Серые, холодные, как сталь.

Подметила и дорогой, шитый на заказ костюм. Часы на запястье, продажа которых решила бы большинство моих проблем.

Язык будто отмер. Не могла сказать ни слова. И не понимала, что должна говорить.

Рада ли я видеть отца, который бросил меня?

Перед глазами пронеслись все прошедшие годы, наполненные ужасом и страхом. Я перестала их замечать. Сроднилась с ними, относилась как к данности, естественному ходу вещей. Ведь моего отца убили, и я осталась без защиты.

А теперь мой мир рухнул. Всё, за что я цеплялась в этой жизни, потеряло значение. Потому что обернулось гадкой ложью.

Убрала руку, спрятав её за спиной, испытав неприятные ощущения от прикосновения. В висках пульсировала боль.

– Ты нас бросил. – Спрашивать, как он выжил, смысла не имело. Он жив. А значит, мог помочь нам с мамой. Но решил этого не делать. А следовательно – предал.

Осознание глубины предательства пришло мгновенно.

Отец тяжело, раздосадованно вздыхает. Будто я задала какой-то неудобный и неуместный вопрос. От которого можно отмахнуться.

– Это не так, Василиса, – гипнотизирует меня цепким взглядом, словно пытаясь вложить в мою голову свои мысли, – всё, что я делал, всегда было