Твое сердце принадлежит мне - Дин Кунц

С борта самолета Райан позвонил Исмене, рассказав лишь, что ее умершая сестра сделала ему доброе дело, которое он никогда не забудет, он находится в Денвере и хотел бы заехать в гости, чтобы побольше узнать об Исмей. После того как Исмена с радостью согласилась, он договорился о том, чтобы в аэропорту его ждал «Кадиллак Эскалада».

Этот январский вечер выдался таким морозным, что и холодные руки Райана в сравнении с воздухом казались теплыми. Дыхание паром клубилось у рта, даже рассеивалось не сразу.

Желудок угомонился, в отличие от нервов, и после того, как свои небольшие дорожные сумки они поставили в багажное отделение «Эскалады», Райан попросил Кэти сесть за руль. Устроившись на пассажирском сиденье, прочитал вслух адрес Исмены с листка блокнота, и Кэти ввела его в навигатор.

Водила она отлично, управляла большим внедорожником с такой легкостью, будто проехала на нем пятьдесят тысяч миль. Райан подозревал, что столь же непринужденно она бы справилась не только с оружием или автомобилем, но и с любым техническим устройством, агрегатом, инструментом, потому что предпочитала их людям.

Сам процесс вождения вызывал у нее чуть заметную подсознательную улыбку, лицо перестало быть маской, таким расслабленным Райан его еще не видел.

– Нужно ли мне знать, кто эта женщина и почему мы к ней едем? – спросила Сайна.

Он рассказал, как Исмей Клемм поддерживала его при взятии биопсии сердечной мышцы… и об интересной подробности, о которой узнал только сегодня: медсестра умерла за двадцать один месяц до их встречи.

И не увидел на лице Кэти той реакции, которой мог бы ожидать. Улыбка осталась, она по-прежнему смотрела на дорогу, словно он не сказал ей ничего удивительного, наоборот, оглядев низкое небо, поделился мыслью о том, что скоро пойдет снег.

– Двадцать один месяц, – повторила она. – И что, по-вашему, из этого следует?

– Исмена и Исмей – однояйцевые близнецы.

– Так вы… что? Думаете, что в лабораторию, когда у вас брали биопсию, приходила Исмена?

– Возможно. Вероятно.

– Но она назвалась Исмей. Зачем?

– Вот это я и хочу выяснить.

– Полагаю, хотите.

Он ждал продолжения. Но Кэти ехала молча, произнося только: «Да, мэм» всякий раз, когда женский голос навигационной системы выдавал очередную инструкцию.

В силу особенностей той деятельности, которой занималась Кэти, ее специально инструктировали: внимательно прислушивайся к тому, что рассказывает клиент о своих проблемах, и не проявляй любопытства к той части истории, которую он решил оставить за кадром. Но ее способность имитировать полное отсутствие заинтересованности казалась фантастической.

Когда навигатор объявил, что до последнего поворота налево триста ярдов, Райан узнал парк, в котором росли осины, и церковь за ним.

– Остановитесь, – попросил он. – Я знаю это место. Если ее дом за углом, мы сможем дойти до него пешком.

Легкие куртки, в которых они прилетели из Невады, не предназначались для такой холодной погоды, но по-прежнему стоял полный штиль, так что их хотя бы не продувал ледяной ветер. Сунув руки в карманы, они вошли в парк.

Осины полностью сбросили листву. На фоне темного неба голые ветви образовывали самые разные геометрические фигуры.

Недавно выпавший снег, еще не растоптанный детскими сапожками, покрывал траву, выложенные плитами известняка дорожки выглядели словно каналы темной воды, проложенные в белизне.

– Однажды я здесь уже побывал, – сообщил Райан своей спутнице. – Шестнадцатью месяцами раньше.

Она шагала рядом с ним и ждала продолжения.

– В тот раз я испытал самый мощный приступ дежавю. Воздух и тогда словно застыл, но осины шептались, как шепчутся в любой день, пока не сбрасывают листву. И я подумал, что всегда очень любил этот звук… а потом осознал – прежде никогда его не слышал.

Лампа на столбе освещала железную скамью. Сосульки свешивались с передней кромки, под ними на плитах из известняка блестели островки льда.

– Сидя на этой скамье, я нисколько не сомневался, что в прошлом частенько сиживал здесь, во все времена года и при любой погоде. И я почувствовал невероятно сильную ностальгию по этому месту. Странно, не так ли?

Кэти снова удивила его, ответив:

– Не так чтобы очень.

Райан посмотрел на нее. Ощущая его взгляд, она, однако, не повернулась к нему.

– Сейчас вы ничего такого не ощущаете? – спросила Кэти, изучая хитросплетения осиновых ветвей.

Дрожа всем телом, Райан оглядел парк.

– Нет. На этот раз это самое обычное место.

Они подошли к лестнице, которая вела к высоким дубовым дверям церкви Святой Джеммы, над которыми горела керосиновая лампа в форме колокола.

– Я знал, как будет выглядеть церковь, до того, как вошел в нее. А когда вошел… почувствовал, что вернулся в горячо любимое место.

– Войдем туда и сегодня?

Хотя Райан понимал, что определить так быстро его местонахождение и последовать за ним из Невады невозможно, он почему-то подумал, что, войдя в церковь, встретит там поджидающую его женщину с лилиями и ножом, только на этот раз без лилий.

– Нет. Теперь я не чувствую ничего особенного. Та же история, что и с парком, – обычное место.

Мочки уже пощипывал мороз, глаза слезились, холодный воздух чуть отдавал аммиаком.

С другой стороны церкви находилось большое кладбище. Его не окружал забор, вдоль центрального прохода горели фонари.

– Кладбища я в прошлый раз не увидел, – признался Райан. – Так далеко не заходил. Церковь покидал таким… напуганным, наверное, что мне более всего хотелось вернуться в отель. Я думал, что меня отравили.

Последняя фраза, похоже, произвела на Кэти наибольшее впечатление. Когда они проходили мимо кладбища, направляясь к перекрестку, она, после долгой паузы, спросила:

– Отравили?

– Отравили или напичкали галлюциногенами. Это долгая история.

– Какой бы долгой она ни казалась, мне представляется, что яд или галлюциногены – очень уж странное объяснение.

– Странное в сравнении с чем?

Она пожала плечами.

– В сравнении с каким-либо другим объяснением, которое вы не хотите рассматривать.

Ее ответ взволновал Райана, внезапно ему стало не по себе от близости кладбища.

– Готов спорить, она похоронена здесь.

– Вы про Исмей Клемм?

– Да.

– Хотите поискать ее могилу?

– Нет, не в темноте, – ответил Райан, скорчив гримасу припорошенным снегом надгробным камням.

В первом квартале после поворота налево дома стояли на одной стороне, фасадом к кладбищу.

Шестой дом, построенный в викторианском стиле, с изящными карнизами и фигурными наличниками, принадлежал Исмене Мун. На крыльце горел фонарь.

Тюль на окнах и бронзовая колотушка на двери в форме херувима, держащего в обеих руках корону, предсказывали стиль внутреннего убранства комнат.

Дверь открыла стройная симпатичная женщина лет шестидесяти пяти. С седыми волосами, кожей цвета кофе с молоком, с большими, ясными карими глазами. Черные туфли на платформе, синее трикотажное платье с узким белым воротничком и белыми манжетами говорили о том, что она недавно вернулась с вечерни или какой-то другой церковной службы.

– Добрый вечер, мэм, – поздоровался Райан. – Я – Райан Перри, а это моя помощница, Кэти Сайна. Мы договаривались о встрече с Исменой Мун.

– Так это я, – ответила женщина. – Очень рада познакомиться с вами. Заходите, заходите, а не то подхватите пневмонию из-за такой погоды.

Исмена и Исмей не были ни однояйцевыми, ни вообще близнецами.

Глава 48

Их встретила викторианская гостиная: обои в цветочек, темно-бордовые шторы по сторонам каждого окна, тюлевые занавески между ними, чугунный камин с подставкой для котелка, мраморная каминная доска и боковины, горка с хрусталем, два честерфилда[41], комнатные растения в горшках, скульптуры на пьедесталах, столик у стены, накрытый бордовой скатертью, и везде – с любовью расставленные фарфоровые статуэтки, фарфоровые птички, фотографии в рамках, разнообразные сувениры.

Исмена Мун приготовила кофе, который разливала из викторианского серебряного кофейника, поставила на стол вазочку с экзотическими пирожными.

Если Райан рассчитывал на пятнадцатиминутный визит с тем, чтобы узнать всю правду о случившемся в кардиологической лаборатории в тот день, когда доктор Гапта делал ему биопсию, то Исмена решила устроить прием. Благо повод для этого был: возможность поговорить на одну из ее любимых тем – о горячо любимой сестре Исмей. И конечно же, Райан не нашел в себе силы разочаровать такую милую и обаятельную женщину.

А кроме того, его теория однояйцевых близнецов лопнула, как воздушный шар, напоровшийся на шпиль церкви. Ему требовалось рациональное объяснение одного простого факта: каким образом женщина, умершая за двадцать один месяц до этого, могла говорить с ним в тот день, когда у него брали биопсию сердечной мышцы? Узнав о третьей сестре, Исмане, он вновь обрел надежду, что у Исмей все-таки была сестра-близняшка, но тут же выяснилось, что Исмана, старшая из трех сестер, умерла еще раньше Исмей.