Быть может… - Вера Заведеева

Им предстояло пересечь широченный бульвар и две дороги, чтобы выбраться к домам на противоположной стороне. Даже издалека было видно, что снегу там намело по пояс, – и никакого намека на тропинки. Ну, что ж. Идти-то все равно надо. Обхватив покрепче шатающегося старика за талию, она сделала первый шаг…

– Разве ваши родные не могут сходить за продуктами, чтобы вы так не мучились, хотя бы сейчас, в такой мороз?

– Жена у меня… умерла… полгода назад… на пятнадцать лет моложе… сердце – и сразу… Раньше она всем управляла… и домом… и детьми. Я ни забот, ни хлопот не знал. Работал. Они мать побаивались, а как только ее не стало, взъелись на меня, готовы со свету сжить… Квартира им моя нужна… кооперативная. Ведь и так мы с женой все отдали – и квартиру в высотке на площади Восстания, и машину, и все, что нажили… Сами перебрались сюда, чтобы не видеть, как они там колобродят. Дочь нашла мужа – лимитчика из глухомани, теперь они собачатся между собой, он хочет отсудить часть четырехкомнатной квартиры, которую я своим горбом зарабатывал. Всю войну прошел, раны долго не заживали, да и потом – как на раскаленной сковороде… Служба такая… Теперь вот нет моей голубушки, и все прахом пошло – у всех. Сын совсем спился, не работает, семью выгнал, жены каждый день новые… С сестрой лаются… до драки.

Старик уже еле-еле волочил ноги, а они еще и половину пути не прошли. Мороз пробирал до костей. В сапоги набился снег и противными ручейками стекал вниз. Силы были на исходе.

«Что же делать? – лихорадочно думала Кира, затравленно озираясь вокруг и осознавая истинный смысл рассказа Джека Лондона "Белое безмолвие": – Если остановимся, то замерзнем, – с каким-то равнодушием отметила она: – И найдут нас… не скоро… ну и пусть… больше не могу, сейчас сама упаду и не встану».

Старик сполз на снег и затих, прижавшись лицом к ее коленям. Жизнь для него потеряла всякий смысл, и бороться за нее ему уже не хотелось.

«А как же ребенок?! Ведь он скоро проснется, захочет есть. Какая же я дура набитая! Связалась с этим дедом, еще грудь застужу, молока не будет», – в голове ее замелькали картины, одна другой страшнее. Но зловредный внутренний голос вкрадчиво прошептал: «И что, перешагнула бы через него и пошла дальше? Все равно бы не смогла этого сделать, поэтому нечего нюни распускать, соображай быстрее, что делать. И соберись, наконец».

Кира оглянулась по сторонам, ни на что особо не надеясь, и вдруг увидела солидную семейную пару, степенно шагающую по тротуару, к которому они со стариком так стремились. Она неуверенно помахала им. Женщина ревниво подхватила мужа под руку и заторопилась пройти мимо. Сделав по инерции несколько шагов, мужчина приостановился и вопросительно взглянул на Киру, у которой слезы текли сами собой, образуя на лице ледяные сосульки. Что-то в ее скорбной фигуре было такое, что он решительно выпростал руку и побежал к ней.

– Что с вами стряслось? – запыхавшись, спросил он и вдруг осекся на полуслове, увидев привалившегося к ее ногам старика. – Зачем вы таскаете такого пожилого человека по морозу? – возмутился он. – У него же может случиться сердечный приступ из-за переохлаждения! Неужели вы одна не могли сходить в магазин? Обязательно деда было тащить с собой, да? А врачи потом вытаскивай его с того света? – почти кричал на нее прохожий.

– Он упал… там… у булочной, – прошептала она.

– Конечно, упал! Девушка, какая вы безответственная! Вы бы его еще в сандалиях на босу ногу из дома выпустили! Где вы живете? Куда вас проводить?

– Я? В тех новых домах, – показала она в другую сторону.

– Почему же вы здесь оказались? – опешил мужчина.

– Дедушка этот… он живет в том дворе, за углом… кажется.

– Почему «кажется»? Вы не знаете, где живет ваш собственный дед?

– Это не мой дедушка, это чужой старичок… Он упал и не мог подняться… Никого рядом не оказалось… Вот мы с ним и пошли потом… «через Альпы»… Он показал мне рукой, куда идти, а потом уже и говорить не мог…

Мужчина благоразумно решил не вникать в бессвязный Кирин рассказ, быстро потер старику лицо и руки, натянул на негнущиеся кисти свои перчатки и попытался поставить его на ноги. Старик немного пришел в себя и назвал дом и квартиру.

– Ох, простите меня, девушка, я и подумать не мог, что… – растерялся ее спаситель.

Они с Кирой подхватили старика и стали перетаскивать его через очередной сугроб, под которым скрывался колючий кустарник. Навстречу им спешила встревоженная жена мужчины. Она, пристально взглянув на Киру, молча забрала у нее сумки и, сняв с себя мохеровый шарф, закутала ей голую шею – верхней пуговицы на пальто как не бывало.

– Как же вас так угораздило? – с сочувствием произнесла она. – Простудитесь ведь…

– Да ничего, я, вообще-то, закаленная. Только вот после родов ослабела маленько… И грудь боюсь застудить.

– Вы, что, недавно родили? – заохала она.

– Чуть больше месяца назад…

На счастье, дом старика был уже близко. Он собрал последние силенки и засеменил своими ногами. Они все вместе вошли в подъезд и поднялись на седьмой этаж. Кира с женщиной остались погреться у батареи на лестничной клетке, а мужчина со стариком направились к квартире. Дверь после продолжительного звонка открыла немолодая женщина с отечным лицом в разводах вчерашней косметики и всклокоченными волосами.

Такого вдохновенного мата пришедшие услышать не ожидали. Кира даже заслушалась, проявив к этому словарному запасу арготизмов профессиональный интерес. «Услышала бы эту тираду Галкина-Федорук (профессорка из МГУ, которая сделала научную карьеру на подобном материале, почерпнутом в родной деревне) – сдохла бы от зависти! И ведь грамотно тетка слова-то расставляет, не то, что забулдыги у пивнушки!» – думала она. После столь блистательного вступительного «соло» дама, наконец, поинтересовалась:

– Вы зачем эту старую шваль сюда притащили? – набросилась она на завороженного таким приемом мужчину. – Пусть бы издох там, где упал! Неделю назад где-то уже пропадал, так нет – притащили. Такие же, сердобольные, мать вашу… И вот – опять. Мы уж думали – все, каюк этому козлу, а он … приполз… живой. Ну, давай, сволочь такая, снимай свои галоши! Где перчатки потерял?! Запру вот тебя, мудака старого, на замок, чтоб не вылезал никуда! – кричала она, замахиваясь на старика.

– Женщина, у вас ведь тоже старость не за горами, – попытался урезонить ее Кирин спаситель. – А что если ваши дети с вами так же обойдутся? Подумайте об этом. Умрет отец – ведь плакать будете, не на ком зло-то срывать станет… Да и о Вечном не грех бы уже задуматься… А бить старого человека – за это можно и срок схлопотать. Так и передайте своему братцу.

В коридоре появился хмурый, с тяжелого похмелья мужик и потащил старика в комнату. Тот неловко обернулся и, взглянув на мужчину, смущенно прошептал: «Извините их, пожалуйста. Спасибо вам. И передайте той девочке, которая меня подобрала… не бросила замерзать на снегу… никто не подошел… только она. Я буду помнить ее. Пока жив».

Дверь с грохотом захлопнулась. Сверху сбегал по лестнице мальчишка лет десяти-одиннадцати.

– Слушай, парень, – обратился к нему мужчина. – Ты знаешь дедушку из этой квартиры?

– Да, старенький такой. Мама говорила, что он какой-то заслуженный генерал. За ним еще такая блестящая черная «Волга» приезжала. У него наградами весь китель увешан! Я сам видел, перед Днем Победы в прошлом году. Но сейчас он почти не выходит, после смерти жены.

– Знаешь, этому дедушке сейчас очень трудно живется, иногда ему и поесть-то нечего. Ты бы не смог к нему заглядывать иногда – ну, хлеба, молока принести из магазина или еще чего-нибудь? А я тоже постараюсь его навещать. Вот мы и поможем этому заслуженному человеку хоть чем-то, как ты думаешь? Ведь он за нас с тобой на фронте воевал…

– Конечно, мне не трудно, я живу над ним, этажом выше. Но там часто очень громко ругаются… и что-то роняют… Мама даже милицию вызывала…

С тяжелым сердцем выходили они из подъезда. Кира заторопилась домой, муж с женой хотели ее проводить, но она поблагодарила и отказалась. Оттаявшие ноги неслись, не замечая сугробов. Вот и ее дом.

– Ты что так долго? – встревоженно спросил муж, помогая ей раздеться. – Да ты как ледышка! Беги скорее в ванную, грейся, а я чайник поставлю…

– Сначала надо малыша покормить, метнулась она к кроватке.

– Куда ты такая холодная к ребенку! У тебя молоко, наверное, уже превратилось в мороженое, а ему это еще рано! – попридержал он Киру. – Ничего, он потерпит, я его уже попоил водичкой, подмыл, перепеленал…

– Как? Сам?

– Ну не соседей же звать! Только, по-моему, он уже из одеялка вырос. Какое-то маленькое ты купила.

Кира взглянула на спящего ребенка: закатанная в одеялко «колбаска», перевязанная поясом от ее халата, мирно посапывала, высунув на волю святые розовые пяточки. Она невольно улыбнулась. Какая разница, как пеленать, – главное, чтобы ребенок не плакал.