Свет всему свету - Иван Сотников

— Да шел вот, думаю, кто тут, а это вы... — и замолчал, чувствуя, как задрожали губы.

Комбат взглянул на него подозрительно, а Максим, сорвавшись с места, помчался прямо через кусты, не разбирая дороги. Он бежал, не чувствуя теперь ни запахов леса, ни свежести воздуха, не видя ни неба, ни леса. «Тебя, Максим, прямо расцеловать можно», — звучали в ушах слова, сказанные ею совсем недавно. Впрочем, нет, он ничего уже не слышал, ничего не видел и не понимал. У него и сердца внутри не было, а только боль, острая, режущая боль. Чем дальше бежал он, тем тяжелее становились ноги, руки, все непослушное ему тело, а земля под ногами гудела все глуше и тяжелее, словно недовольная тем, что на нее ступали. Быстро проскочил участок леса, пересек неширокое поле и с размаху прыгнул прямо в окоп Ярослава.

— Ты что, Максим? — уставился тот на сержанта.

— Ничего, бежал быстро.

— Чего бежал-то?.. Что случилось?

Якорев ничего не сказал в ответ. Отдышался он не скоро. Наконец чувства несколько улеглись и угомонились. Максим широко раскрытыми глазами поглядел на Якорева и вдруг сразил его неожиданным вопросом:

— Ты любил кого-нибудь?

Тот взглянул на него недоуменно.

— Женщину, девушку любил?

Ярослав отрицательно качнул головою.

— Так и не любил никого?

— Нет еще...

— И сейчас никто не нравится?

Ярослав смутился.

— Да не бойсь, я ж по-дружески.

— Крепко нравится.

— Кто ж, если не секрет?

Бедовой недоверчиво и хитровато взглянул исподлобья.

— Да не бойсь, кто же?..

— Ну Высоцкая.

— Вера?!

Он подтвердил кивком головы, и они оба неловко замолчали. Один — удивленный и смущенный неожиданной откровенностью. Другой — сраженный неожиданным открытием.

Весь день шел жаркий бой за Сату Маре.

К полуночи еще не стихли выстрелы, и приграничный румынский город таил опасность на каждом шагу. Жаров споткнулся и чуть не упал. Проклятая темень! Можно запутаться в лабиринте незнакомых улиц и вовсе не выбраться к центральной площади, где намечен новый командный пункт. Андрей и направлялся туда, шагая рядом с Якоревым. На крышах с треском разрывались мины, а в воздухе искрились трассирующие пули. Разведчики инстинктивно жались к цоколям зданий. Однако разве сравнить это с тем ожесточением, с каким они весь день бились у стен города.

Неподалеку за ними двигалась резервная рота, и Глеб, замыкавший строй, не удивился, заслышав гулкие шаги по асфальту. В сапог ему набилась земля, и он остановился переобуться. Видит, резервная подходит совсем близко, и вздумал поозоровать. Крикнул: «Принять вправо!» Только вдруг послышалось что-то не по-русски. Еще прислушался. Точно, по-немецки переговариваются. Разведчик со всех ног бросился за взводом. «Немцы за нами!» — долетел до Максима шепот по колонне. Какие немцы? Вот те и на! Откуда их вынесла нелегкая? Похоже, с роту будет. А вышли, видать, из боковой улицы.

Максиму ясно, случай из невероятных, времени упускать нельзя. Не то расстреляют в спину. Успеть бы упредить немцев! Как же поступить, однако? Перебить их не хитро. Развернись — и лупи в упор. Не то, не то! А вот захватить и обезоружить? Именно так. Шепотом переговорил с Жаровым. Шепотом подал команду. Взвод повернул назад и двинулся кромкой дороги. Лиц не видно. В колонне мертвая тишина. Запрещен даже шепот. Только гулкий звук шагов по асфальту. У Максима вдруг занемели руки, стиснувшие автомат. Меж бойцами и тротуаром, по которому сейчас пройдут немцы, было всего два-три метра. Вот их колонны сблизились. Указательный палец Максима скользнул по спусковому крючку. Нет, выдержать! Во что бы то ни стало выдержать эти секунды! У фашистов и догадки нет, что тут не свои.

Не сразу обрел решимость и Жаров. Не лучше ли их просто уничтожить? Нет, не лучше. Значит, дерзнуть! И вот они почти лицом к лицу. Жуткие секунды. Огонь и смерть — они тут, рядом. Теперь уже ничего не изменишь. Каждый мускул как железо. Губы пересохли. Ноги сделались чугунными. До жути сжалось сердце.

Но сейчас все: немцы как раз поравнялись с разведчиками. Андрей громко вскрикнул:

— Хенде хох! Хинлеген ваффен![28]

Внезапность, как ошеломляющий психологический удар, нередко парализует волю. И сейчас на мгновение немцы застыли в изумлении. Но кто-то из них все же успел сделать первый выстрел. Другой команды не нужно. В воздухе засвистели пули.

— Хальт, хальт! — истошно завопили немцы, задирая вверх руки.

— Сто-о-ой! Стой! — останавливал Андрей разведчиков.

Стрельба смолкла. Только стоны раненых и робкая чужая речь. На асфальте человек пятнадцать — двадцать убитых и раненых. Остальные, присев на корточки, высоко тянут руки над головами, прижимаясь к стене...

Когда Жаров с разведчиками вышел к центральной площади, бой уж переместился к окраинным улицам, выбрался за оголенные сады и, стихая, поплелся дальше, к приграничным землям. Полк выводился из боя, и усталые солдаты молча радовались, что им выпал нежданный отдых. И никто еще не знал, что завтра их повернут на Рахов, в Закарпатье.

Командный пункт Жарова на час-другой разместился в одном из самых высоких зданий в центре Сату Маре, куда стягивались его подразделения. Андрей подошел к окну и настежь распахнул ставни. Теплый розовый рассвет совсем оживил край неба. Послушно угасли звезды, и лишь одна еще блестела сиротливо и удивленно. Прямо под ней, далеко-далеко за городом, все еще клубились огни, обозначавшие фронт удалявшегося сражения. Их тихое, как бы дымящееся свечение уже не разливалось заревом, охватывая полнебосвода, а, угасая, тлело у горизонта. Все меркло, все таяло и отступало перед торжеством рассвета. С изумлением Андрей глядел на возбужденные лица людей, на посветлевшие окна городских зданий, на далекие румынские земли, над которыми вставало большое солнце.

Ночь была тяжкой и трудной — последняя румынская ночь. Зато утро выдалось ясным и тихим. Как ни устал Жаров, на душе у него было тоже тихо и ясно. Пройдена вся Румыния!

А сколько еще впереди трудных дорог, жестоких боев! Андрей поглядел в окно. Просторная площадь и прилегающие к ней улицы полны ликующих людей. Что им не радоваться: ведь они получили самое дорогое — свободу! «Но будут ли они нам друзьями и братьями? Оценят ли они наш подвиг и наши жертвы?» — рассуждал он про себя, мысленно оглядываясь на пройденный путь, и в его душе крепла уверенность: поймут, оценят!

Чего же пожелать ей, крепнущей демократической Румынии, — вглядывался Андрей в ликующие толпы на улицах. — Чего, как не великого возрождения и счастья!

Живи и здравствуй, новая Румыния!

Здравствуй и живи!

Книга вторая

ДУНАЙ В ОГНЕ

глава первая

КРОВНЫЕ БРАТЬЯ

Растянувшись в нитку, разведчики больше часа брели чистым буковым лесом. Сквозь сетчатые ветви над ними голубело небо. Гладкие светло-серые стволы как бы торопились навстречу, и от них рябило в глазах. Золотые реснитчатые листья звенели под ногами. Похоже, ни войны тебе, ни опасности. Но за лесом все переменилось. Просторное нагорье сплошь усеяно замшелыми валунами. Отчаявшись выпутаться из опасного лабиринта, тропа нежданно-негаданно метнулась на кручу и взмыла к самому небу.

Максим Якорев озабоченно поглядел вокруг. Ну и гуцульские Альпы! Ни конца им, ни краю. То стеною встают, то разверзаются пропастью, и из-за каждого уступа того и жди кинжального огня противника.

До крови исцарапав руки, Максим следом за дозором взобрался на скалу и залег у обрыва под буком. Выбиваясь из сил, разведчики цепочкой карабкались вверх. За буковым лесом отсюда еще видны румынские селения. За гребнем же, который бойцы берут штурмом, их ожидает Рахов, Тисса, вся Гуцульщина.

Напутствуя разведчиков, замполит Березин говорил о Закарпатье, и в пути через горы Максим немало размышлял об этом крае. Здесь все в легендах: и тысячелетний подвиг, и тысячелетняя трагедия. Что их ожидает там и что предстоит свершить за тем гребнем? Нет, его одолевало не праздное любопытство. Просто хотелось, чтобы и в боях за горами все было геройски, чтобы и туда наши солдаты принесли свободу и счастье.

Редакция фронтовой газеты заказала Максиму новый очерк. О чем и о ком написать его? Вон как возмужал Глеб Соколов. Бесстрашный воин. А когда-то боялся голову из окопа высунуть. Было. Теперь же из него стоящий командир выйдет. Или вон Зубчик, неугомонная голова. Вроде щупл и ростом не вышел, а семерых стоит. По очеркам Якорева Зубца в армии знают. Вон и башкир Акрам Закиров. Такого сапера не скоро сыщешь. Виртуоз хоть куда. Ярослава Бедового Максим проводил особенно долгим взглядом. Вырос новичок. Теперь он не станет плясать под пулями на бруствере окопа, как было в Румынии. Упорный белорус. Только в душе у него еще немало темных пятен, и выводить их ему, Максиму. А Тарас Голев! Старой закалки солдат: и парторг толковый, и бронебойщик что надо. Все герои, и о любом хоть роман пиши, не то что очерк. Да вот беда — о каждом из них уже столько написано.