Схватка - Ильяс Есенберлин

Когда они подошли к автомобилю, вдруг взошла луна и все вокруг стало нежным, ясным и призрачным, а скалы как будто вылитыми из голубого стекла.

— А ведь хорошо! — сказал вдруг академик растроганно. — Боже мой, какая красота! Вот живешь в городе и забываешь, какие места есть на свете, — и совсем уже расслабленным голосом добавил по-стариковски:«Аллах, аллах».

То, что произошло потом, было и смешно и, пожалуй, по-настоящему ужасно. Ажимов чего-то не сообразил и сказал шоферу (а сейчас за рулем сидел не Еламан, а молодой парень):

— Братец, а ну-ка провези нас по нашей обычной дороге.

— Слушаюсь! — ответил шофер.

Они вылетели на дорогу и тут показался первый щит: «До Саят — 1—30 км».

— Как в пионерском лагере, — улыбнулся академик.

Но сейчас же мелькнул второй щит, и он сказал: «А ну-ка постойте, это любопытно».

На щите саженными буквами было написано: «Дадим высококачественную медь! Здесь производит работу геологоразведочная экспедиция профессора Ажимова».

— Любопытно, — сказал академик, — экспедиция не под руководством профессора Ажимова, а просто экспедиция его имени. Великолепно!

И еще через сто метров он задержал машину и прочел: «Туристский лагерь по дороге налево», — «На сегодняшний день общая глубина скважин достигла...»

И наконец самая крупная надпись: «Здесь будет заложен поселок городского типа — Медногорск».

— Здорово, — сказал академик. — А вы говорите теперь, что не верите, что здесь есть медь? Так что ж с этими анонсами-то делать? Куда же Медногорск девать, — и добавил про себя:

— Действительно, империя Ажимова.

...Неделю комиссия просидела в Красном уголке, изучая состояние дел экспедиции, а в воскресенье объявила о том, что сегодня будет заслушан отчетный доклад начальника экспедиции Афанасия Семеновича Жарикова. Задолго до назначенного времени помещение было набито до отказа. Кое-кто стоял.

Жариков сделал краткий обзор работ за все прошедшие годы. Рассказал, как возникла экспедиция, как работала, с какими трудностями встречалась, каких успехов достигла. Про успехи, увы, говорить приходилось пока очень скромно, ощутимыми результатами похвастаться было невозможно. Все надежды возлагались на будущее. Правда, перспектива обнадеживающая, но... Но факты вещь упрямая, и медь промышленного значения до сих пор в Саяте не обнаружена.

— Извините, — перебил представитель народного контроля, — а какое у вас основание говорить о перспективах? Да еще об обнадеживающих! Что, собственно говоря, вас обнадеживает-то?

Жариков пожал плечами.

— Тут я должен буду предоставить слово для ответа товарищу Ержанову — это он прогнозировал медь в Саяте еще в конце тридцатых годов. Очень сильным аргументом — это и я, не специалист, могу подтвердить — является также то, что медь в Саяте была уже раз найдена, а потом утеряна. В Археологическом институте Академии наук республики Саяты представлены блестящей коллекцией энеолитических находок. Найдено также большое количество медных шлаков — все это говорит, что медь здесь была и была в достаточном количестве. Во всяком случае, древний человек несколько тысяч лет тому назад эту медь находил просто на поверхности земли. Сейчас, ввиду каких-то тектонических или иных катастрофических причин, она, так сказать, будто провалилась сквозь землю. Чтоб обнаружить ее вновь, надо применить новые методы, ибо наши обычные шурфы и мелкие скважины тут не подходят. Таково в самом кратком и неквалифицированном изложении мнение старейшего геолога Казахстана Даурена Ержановича Ержанова. Он здесь присутствует и сам будет говорить после меня, тогда он изложит все это более мотивированно.

— А какое мнение научного руководителя экспедиции? — снова спросил тот же член комиссии.

— Ну, — ответил Жариков, — профессор Ажимов тоже находится здесь и тоже сам изложит свое мнение. То есть, свое последнее мнение, ибо предпоследнее нам хорошо известно. В заключительной главе своего известного труда «Геологическое прогнозирование», — Жариков открыл книгу, — он пишет о Саяте так: «Подведем итоги. Итак, Саяту, вероятно, суждено быть вторым Жаркыном. Запасы руд здесь богатейшие, а ассортимент их очень разнообразен. Но больше всего здесь, конечно, опять-таки меди. Думается, что будет достаточно самой незначительной разведки, чтоб это предположение превратилось в научную аксиому». Кажется, предельно ясно. Вот именно, для того, чтобы превратить предположение в аксиому, и была создана эта экспедиция. Сейчас профессор Ажимов стоит на противоположной точке зрения: «Меди здесь нет», — говорит он. — Основания для этого утверждения, надо сказать, тоже очень весомы. Два года работы экспедиции под руководством такого специалиста, как сам профессор Ажимов, никаких следов этого металла не обнаружили. Ему возражает Даурен Ержанов. Он считает, что медь здесь есть, и ее много, — соображения его я вкратце уже приводил, — а не найдена она по чисто методологическим причинам: искать ее надо не так, как искали до сих пор.

— Но и эти ваши новые поиски тоже ничего не дали! — крикнул кто-то.

— Ну, не знаю так ли это, — спокойно ответил Жариков. — Недавно в Алма-Ату мы послали очень обнадеживающие рудные образцы, взятые из трех скважин. Это запад Саята. Подождем результата.

— Но на сегодня результатов еще нет? — спросил академик и посмотрел на Жарикова, который собирал бумаги со стола. — Несмотря на прямое и честное заявление Ажимова, что его прежний прогноз ошибочен, работы все-таки продолжались. Вот мне было бы интересно узнать — в надежде на что? Сколько потрачено средств непосредственно самим Ержановым?

— Пятьдесят тысяч рублей.

— То есть, в переводе на старые, полмиллиона, — покрутил головой академик. — Ой-ой-ой! Действительно, есть над чем призадуматься. Товарищ Ажимов, вы что-нибудь скажете?

— Я, если разрешите, потом, — поднялся Ажимов.

— Хорошо. Потом! Так кто хочет выступить по докладу товарища Жарикова? Дело-то серьезное и касается оно нас всех. Ну, кто смелый? Вы, товарищ? Ваша фамилия? Еламан Курманов? Очень хорошо! Должность? Заведующий хозяйством и член месткома! Еще лучше! Послушаем представителя общественности. Итак, товарищ Курманов, прошу вас на трибуну.

— Извините, — сказал Еламан, вставая, — мне отсюда сподручнее. Так вот, товарищи: я, конечно, не специалист, специалисты скажут после — по-умному, по-ученому, а я простой человек, и скажу вот что: что там голову дурить? Нету меди тут — и все. По-всякому мы разведку вели: и по методу Ажимова, и по методу Ержанова, и шурфы копали, и канавы прокладывали, и скважины бурили — не простые, а глубинные, и ровно ничего не нашли. По науке, конечно, то есть, по предположению Ержанова, медь должна быть, а ее нет и нет. Видно, не все предположения, даже самые ученые, сбываются. Вот капиталисты, те тоже предполагали, что нам придет крах и в 1917 году, предполагали и в 1919 году, когда на нас шла Антанта, предполагали и в 1921, когда был голод, и в 1929, когда мы начали проводить коллективизацию, и в 1941, когда на нас попер Гитлер, — видите, сколько было у них предположений? А в результате пропадаем не мы, а эти самые предсказатели. Так ведь, товарищи? Кто это сказал: «Если жизнь не соответствует моей теории, то тем хуже для жизни?..» — он оглянулся, кто-то смеялся. — Нет-нет, — заторопился он, словно отвечая на чей-то вопрос, — это не Ержанов сказал, это какой-то другой мудрец, не то греческий, не то римский, не помню. Наш. Дауке так не скажет. Он идет вперед и жизнь тащит за собой. Вот только одна беда — жизнь-то не баран. Нет, не баран. Барана тащишь — он идет. А жизнь штука упрямая: она сопротивляется, головой мотает, в землю всеми ногами упирается — не хочет идти за Ержановым. Нет, не хочет. Вот и получается: предположения-то предположениями, а деньги деньгами.

В зале опять засмеялись, а Еламан вдруг прикусил губу и сделался совершенно серьезным, все шутовское, глумливое исчезло с его лица, губы поджались, глаза смотрели холодно, строго и отчужденно.

— А смеяться здесь нечего, дорогие товарищи, — отчеканил он. — Взяты сотни тысяч из государственного кармана, то есть из нашего с вами, а сколько их еще потребует товарищ Ержанов — неизвестно, так что, если над этим смеяться, то, пожалуй, и просмеешься. Вот что я хотел сказать. Если что не так — извините.

И он сел. Наступила тишина. Было видно, что речь Еламана произвела впечатление.

— Да-а, — сказал кто-то значительно. — Да-а! — И тут вдруг раздался звонкий голос Бекайдара:

— Товарищ председательствующий, могу я задать один вопрос только что выступившему товарищу?

— Пожалуйста, — кивнул головой председатель.

— Товарищ Еламан, какое вы имеете отношение к геологии? — спросил Бекайдар. — Вот вы сказали — скважины бурим не простые, а какие-то глубинные — так что это такое? Так все-таки, какие же они? Ведь вы против них как будто возражаете? Так против чего вы возражаете? Вот вы говорите: «предположения Ержанова»? А что за предположения, в чем их суть? Насколько они обоснованы? Вы это знаете?