Холод южных морей - Юрий Шестера

И когда на рее мачты взвились сигнальные флаги, предписывающие «Мирному» следовать самостоятельно, последовательно оглушительно грохнули семь пушечных выстрелов, а над палубой «Востока» пронеслось прощальное «ура!» его команды.

Через некоторое время и «Мирный» окутался пороховым дымом, ответив флагману уже двадцатью пушечными выстрелами.

— Уважает Лазарев нашего капитана!

— А как же! Все-таки начальник экспедиции! — шептались между собой польщенные офицеры.

«Видимо, Михаил Петрович радуется разлуке больше тебя, Фаддей, аж в три раза!» — нагнувшись к его уху, прошептал Андрей Петрович, озорно блеснув глазами. «Видимо, так, Андрюша», — без обиды воспринял шутку друга Фаддей Фаддеевич.

И было видно, как «Мирный» отвернул с курса «Востока» влево, ложась на указанный ему путь, а на его мачте взвились сигнальные флаги. Лазарев желал успеха команде «Востока».

В семь часов вечера 5 марта ночная темнота скрыла друг от друга спутников, и они разлучились на долгое время.

Когда же сполохи полярного сияния осветили бескрайние морские просторы, обеспечивая тем самым безопасность плавания, капитан нагнулся к Андрею Петровичу.

— Может быть, распорядишься, Андрюша, накрыть стол в своей каюте по малой программе. Надо же все-таки как-то отметить столь важное событие. Ты не против?

Андрей Петрович был почему-то не против.

Беллинсгаузен уже давно хотел запастись льдом, но все как-то не получалось. То был крепкий ветер, то благоприятный попутный, который не хотелось упустить для продвижения на восток, то большая зыбь не позволяла гребным судам пристать и держаться возле ледяного острова. Поэтому через двое суток после расставания с «Мирным» он с утра подвел шлюп к вовремя появившемуся айсбергу, и канониры пятью пушечными выстрелами отбили от него достаточное количество льда.

Понимая, что это уже последняя возможность запастись льдом до прихода в Порт-Жаксон, Фаддей Фаддеевич дал указание старшему офицеру заготовить его столько, сколько можно будет разместить на шлюпе. И тот, используя свои организаторские способности, объявил аврал, подняв на ноги всю команду. К полудню Иван Иванович удовлетворенно доложил, что все емкости шлюпа наполнены колотым льдом полностью. Мало того, за это же время успели еще заменить измочалившийся штуртрос новым.

И довольный капитан под всеми парусами повел шлюп на северо-восток со скоростью девять узлов. Еще более он был доволен тем, что до темноты они видели, и то только вдали, всего два ледяных острова. А это означало, что, во-первых, больше действительно не будет возможности запастись льдом, и, во-вторых, что опасность столкновения с айсбергами в ночной темноте значительно уменьшилась.

Через сутки ветер с утра стал крепчать, а в полночь уже был так силен, что на шлюпе из множества парусов оставили только штормовые стаксели. Однако в пять часов утра шквальными порывами ветра порвало их шкоты, и остался только один штормовой стаксель на фок-мачте. Но капитан приказал поскорее спустить и его, чтобы иметь в запасе хотя бы один парус на всякий случай. Сложившееся отчаянное положение могут представить себе только те мореплаватели, которые испытали это, — шлюп остался без хода, а как следствие этого, и без управления.

Ветер ревел, волны поднимались до необыкновенной высоты, море с воздухом как будто смешалось, а треск корпуса шлюпа заглушал все остальные звуки. Шлюп остался совершенно без парусов и был брошен на произвол свирепствующей бури. И тогда Беллинсгаузен приказал растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, чтобы иметь хоть какую-то возможность, удерживая шлюп ближе к ветру, не допустить его постановки бортом к гигантским волнам, которые, играючи, могли бы положить судно на борт со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Утешались только тем, что пока не встречали ни плавающих льдов, ни айсбергов в эту ужасную бурю.

Но утром с бака закричали:

— Впереди льдины!

При этом известии всех охватил ужас, так как шлюп несло прямо на одну из них. Капитан тотчас приказал поднять уцелевший штормовой стаксель и положить руль на борт, чтобы привести шлюп к ветру. Но это не привело к желаемому результату, а так как льдина была уже совсем близко, то оставалось только с ужасом наблюдать наступления трагической развязки.

Однако льдину, к счастью, пронесло под кормой, а вот другая оказалась прямо против середины борта шлюпа, и все с напряжением ожидали рокового удара, а вахтенный офицер лейтенант Лесков, не выдержав, закрыл лицо руками. Но чудо! В самый последний момент огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, оказалась между его бортом и льдиной и своей чудовищной силой отодвинула ту на несколько саженей и пронесла у самого борта.

Все находящиеся на мостике истово крестились и, еще окончательно не веря в спасение, шептали про себя молитву. Андрей Петрович глянул на окаменевшее лицо Фаддея Фаддеевича и положил свою руку на его, сжимавшую до боли в суставах планширь ограждения мостика. Тот вздрогнул и невидящим взглядом посмотрел на друга. Затем суровое выражение его лица смягчилось и, наконец, озарилось благодарной улыбкой.

— Спасибо, Андрюша! — сквозь завывания ветра и скрипы корпуса шлюпа проговорил Фаддей Фаддеевич. — Я только сейчас понял глубокий смысл твоих слов, произнесенных в присутствии Григория Ивановича на рейде Рио-де-Жанейро, «… если только не сгинем где-нибудь в полярных льдах». Слава Богу, что они оказались не до конца пророческими…

Буря свирепствовала по-прежнему, и вершиной одной из огромных волн ударило в конец бушприта так, что повредило его крепления. И старший офицер по приказу капитана метнулся на бак, чтобы закрепить его, цепко хватаясь руками за штормовые леера, когда водяные валы, пенясь, с шипением перекатывались через верхнюю палубу.

— Если сорвет бушприт, то фок-мачта потеряет продольное крепление и рухнет вперед, а за нею, как костяшки домино, завалятся и остальные мачты, — озабоченно пояснил Фаддей Фаддеевич.

— И тогда шлюпу вместе с командой придет конец… — заключил Андрей Петрович.

— Ты прав, Андрюша, — подтвердил капитан, — в такую бурю мы даже не сможем спустить шлюпки. Да это и бесполезно, — безнадежно махнул он рукой.

На мостике напряженно следили за матросами боцманской команды, которые, обвязав себя страховочными тросами, пытались на самом носу шлюпа, то вздымающегося вверх, к небесам, то падающего в водоворот бушующих волн, стянуть крепления бушприта талями. А те мертвой хваткой обхватывали руками скользкое дерево рангоута, прижимаясь к нему всем телом, когда пенные волны накрывали их с головой. Теперь только от них зависели жизни всех членов команды шлюпа.