Хроника Богов: Мертвое Царство - Kxerox

class="p1">Вражьей кровью согретое, вспыхнуло вмиг,

И фатальный удар сердца Смерти достиг.

Сердце — жизни источник, введя его в транс,

Даже Смерть так убить появляется шанс,

Стон предсмертный сорвался из уст ледяных,

И угасло сиянье в глазах неживых.

На копье поднял вражее тело герой,

Всадник гибели вмиг обратился золой.

И над полем сраженья развеялся прах,

Растворилась и память убийцы в веках.

Как Кородио Смерть божьей силой разил,

Лапиона наследник уж выбился с сил.

Он сражался, как лев, но нет проку с того,

Не вредят стражу Ада атаки его.

Славный воин из старого города Рик

Пред собой увидал стража Голода лик

И в сраженье вступил, в сердце веру храня:

Защитит от ударов героя броня.

Сила Голода души на гибель вела,

От поверженных там оставалась зола,

Но герой Лаонес закаленный огнем,

Оказалась герою та мощь нипочем.

Не поддался он магии всадника зла,

Как дружина его, что без сил умерла,

Воин крепок, как камень, его не сломить,

Лаонес был настроен в бою победить.

Стон умерших страдальцев средь поля витал,

Лаонес против Голода молот поднял.

Его взор горячее, чем адский пожар,

Он врагу нанести попытался удар.

Только всадник иссохший и вовсе не слаб,

Своего он проклятия вечного раб:

Хоть огонь его сердца давно уж угас,

Никогда не наступит погибели час.

Молот божий, что землю способен разбить,

Удалось его длани в полете схватить;

Мощь удара героя ушла в никуда,

Испарилась, как будто на солнце вода.

Мрачный всадник, великого страха очаг;

Удивлен Лаонес, как могуч его враг.

Страж ударил, и воин с коня полетел,

Пасть к земле — проигравшего в битве удел.

Но на ноги поднялся могучий герой,

Он не мертв, не закончен безжалостный бой.

Голод битву закончить желал поскорей,

Ненавидел убийца пришедших людей,

Молот снова столкнулся с его кулаком,

Вдруг возник под ногами героя разлом;

Защищался от гибели верной герой,

Пред ударом врага стал он крепкой стеной.

Содрогнулся весь Ад от ударной волны,

Двое воинов мощных отваги полны.

Нет дороги назад, начат гибельный бой,

Лишь один среди них возвратится живой.

Лаонес тут собрался, сжал молот в руках,

Отгоняя подальше сознания страх,

И, подпрыгнув, ударил врага он опять,

Обрекая в агонии-боли пылать.

Пролетев чрез поля, всадник наземь упал,

Как и враг, он в сраженьи коня потерял,

И, поднявшись, возвысил над мертвыми взор,

Захватило проклятие поля простор.

Только воин от Голода мощи не пал,

Как убийца иссохший того ожидал,

Шел он верно вперед, вновь к удару готов,

Благородный защитник великих миров.

Знал герой, что немого врага не убить,

Но придумал, как Голод навек победить,

Он о землю ударил, тем создал разлом,

Упокоится всадник безжалостный в нем.

В неизвестную бездну, забытый, летит,

Всадник Голод не мертв, но героем убит,

Он, не зная спасенья, на дне заточен,

Нет свободы ему, как бы ни был силен.

Сила собрана хвори в седых облаках,

Лук Минервы — в героя умелых руках,

Человек Фиороно, стрелец золотой,

В бой рванулся со всадником Ада, Чумой.

Его стрелы всегда безупречно точны,

Стража Ада жестокого дни сочтены.

Словно дождь серебра сотни стрел вниз летят,

И владыку болезней они поразят,

Но и всадник не прост, он призвал свой покров,

Растворилась стрела средь его облаков,

А затем туча хвори рванула вперед,

Только светел герой, словно солнца восход.

Не проникнуть болезням в глубины сердец,

Наступает той мощи мгновенно конец,

Ведь героя хранит свет Дегира всегда,

Как средь неба ночного всех ярче звезда.

Удивлен адский страж, жив остался герой,

Тянет вновь тетиву, чтоб продолжить свой бой.

Но и стрелы врагу не наносят урон,

Несравнимо с асурами всадник силен.

Он помчался к герою, его чтоб сразить,

Сердце чистое ядом кинжала пронзить,

Фиороно держался от стража вдали,

Не ступая по жару горящей земли,

Только стрелы Минервы в полет отпускал,

Вновь и вновь вражье тело насквозь он пронзал,

Но и здесь не был найден великий успех,

Дальше двигался страж, в том не видя помех.

Ран не чувствовал всадник, ему нипочем,

Ядовитым пронзит он героя мечом;

Но и воин небес жизнь отдать не готов,

Должен он победить, как защитник миров.

Силу воли собрал он в последней стреле,

Чтоб предать того стража навеки золе,

Взгляд героя был остр, как асурский клинок,

Он душой своей чист, хоть тяжел его рок.

Мчится всадник к нему, поднимая кинжал,

Ветер крик с уст героя горячих сорвал:

«Ради рода людского!» — луна разнесла,

И отправилась к всаднику вихрем стрела.

Мощь героя и вера в победу людей

Тут же сделали воина стрелы сильней,

Даже воздух горячий зажегся вокруг,

Фиороно готов сокрушить тот недуг.

Грудь проткнула стрела, запылала Чума,

Разошелся огонь, на душе хоть зима,

Черным дымом к высотам подземных небес

Поднималась Чума, словно мрака завес.

Мор чумы заражает, спасения нет,

Лишь огонь очищающий — верный ответ,

Осознал Фиороно ту истину вдруг

И сумел одолеть тем бессмертный недуг.

Побежден так был враг, что казался сильней;

Фиороно был первым из рода людей,

Что зажечь свои стрелы лишь мыслью сумел,

Знали боги: героя та мощь не предел.

А четвертый герой, Диореем что звался,

Тот на поле Войну одолеть попытался.

Топором, что пустыни ветра рассекал,

Он к сражению всадника Ада взывал.

Ее чарам, что смертных сознанье дурманят,

Безудержно к убийству собратьев что манят,

Что взывают к недоброй натуре людей,

Неподвластен был славный герой Диорей.

Чистый разум безумье не жаждал познать,

В огнедышащем буйстве убийств утопать,

Он оковы, что разум пытались схватить,

Топором божьей силы сумел разрубить.

Всадник Ада, Война, тут направился в бой,

Развевая орудьем туман над собой,

Диким вихрем кружилась во тьме булава,

Жаждой крови горела его голова.

Замахнулся и тут же удар полетел,

Диорей от того уклониться сумел,

Но земля задрожала от мощи Войны,

И услышался грохот с другой стороны.

Одинаково важен для воинов бой,

Пораженье оплатят высокой ценой:

Жизни люда простого стоят на кону,

Вдруг топор Диорея направил волну,

И песчаная буря тут ввысь поднялась,

Диорея могуществом вечным зажглась;

Так на стража обрушились стены песка,

Что отправила воина света рука.

Мглой пустынной владыка раздора накрыт,

Не утихнет тот вихрь, коль свой долг не свершит,