Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

— Хорошо было бы, царственный, — несмело улыбнулся Акамант. — Море тогда намного чище станет. Продыху от этих разбойников нет. Я как вспомню, что при штурме пережил, так в холодном поту просыпаюсь. Из ваших слуг и половины в живых не осталось.

— Купец Рапану в Уллазу прибыл? — спросил я его.

— Прибыл, царственный, — кивнул писец. — Отчаянной смелости муж, если на такое дело сподобился. У него с собой папирус из канцелярии чати и табличка на аккадском. Я ее сам читал. Не представляю, как он смог ее получить.

— Не расплачусь с этим парнем, — пробурчал я. — Он дары царю Уллазы отдал?

— Отдал, государь, — ответил писец. — Сказал, что это дары от его величества фараона за то, что он всех бродяг у себя примет и к его величеству отправит. Ткани из Пер-Амона, золото и корабль зерна. После такого во все что угодно поверить можно. То золото, что он в Египте на серебро наменял, я в казну положил.

— Хорошо, — поморщился я. Недешево зачистка моря обходится, ну, да ничего, еще заработаем. Одним махом прихлопнуть девять из десяти пиратов на восточном берегу моря — дорого стоит.

— Царь Алкимах, государь, — продолжил писец, — и сам без памяти рад, что всех буйных в Египет отправит. Он муж разумный и дальновидный. Он Уллазу захватил совсем не для того, чтобы ее с лица земли стереть. Он ее отстроить хочет и детям своим передать. Да и другие цари прибрежного Ханаана тоже проблески разума проявляют. Они себе по клочку земли ухватили, и теперь нипочем не отдадут. Уже и забыли, что сами разбойники бывшие. Желают порядка, торговли и пошлин с купцов.

— Это хорошо, — усмехнулся я.

А ведь началось проникновение «живущих на кораблях» и намного южнее. К Газе, Ашдоду и Ашкелону. Египтяне еще контролируют города, но охранять весь берег уже не в силах. Будущие филистимляне совсем скоро переплавятся в единый народ, который просуществует столетия, попав в Ветхий завет. Именно они вышвырнули из Палестины гарнизоны египтян. Там у его величества Рамзеса воинов совсем мало. Пока что они зубами вцепились в Библ, потеряв который останутся без дерева.

— Бродяги железо обрабатывать умеют, государь, — внимательно посмотрел на меня Акамант. — Оружие у воинов доброе. Я слышал, они сюда с севера пришли. Где-то в стране Хатти этой премудрости научились.

— Что делать, — развел я руками. — Так и должно быть. Шила в мешке не утаить. Ты мастеров нашел?

— Нашел, господин, — склонился Акамант. — Новый ремонт дворца начнем незамедлительно. Ваш тронный зал затмит великолепием все, что есть на Кипре.

— Не так, — покачал я головой. — Сюда приплывут послы из Египта. Они должны быть потрясены увиденным. Понимаешь?

— Хм… — задумался Акамант. — Позволено ли мне будет привести к взору царственного старшин камнерезов и медников?

— И ювелиров, — кивнул я. — Я хочу переделать здесь абсолютно все.

— Но ведь египтяне никогда не присылали сюда своих послов, — задумчиво посмотрел он на меня. — Это наши вельможи всегда плавали в Пер-Рамзес и унижались перед проклятыми гордецами.

— У них просто не будет выбора, Акамант, — уверил я его. — Египтяне победят «живущих на кораблях», но эта победа обойдется им так дорого, что они малость растеряют свою спесь.

Глава 17

В то же самое время. Южная Фракия. Совр. полуостров Халкидики. Греция.

— Добрая соха! Ох и добрая!

Анхис сам провел первую борозду и теперь неверяще смотрел на вывороченный пласт жирной земли. Тот странный плуг, что прислал ему сын, оказался выше всяких похвал. Это не кривая деревяшка, влекомая упряжкой быков. Железный лемех на ладонь вглубь взрыхлил землю, и теперь она лежала гордо, красуясь жирными, влажными боками. Комо, царь фракийского рода, испокон веков жившего на этой земле, присел рядом и растер в пальцах темно-коричневый комок.

— Борону и серп я уже видел, — сказал он наконец. — Добрая вещь. Отдам дочь.

Царь разоделся ради такого случая, как и другие старейшины. Все исправно потели в туниках и плотных плащах, сколотых фибулой. У кого медная, у кого серебряная, а у кого и золотая, смотря по достатку. На голове каждого — алопекис, лисья шапка, по которой любой узнать может фракийца. И все они с любопытством разглядывали странную соху, на которую потратили целую уйму драгоценного железа.

Тут все пошло не совсем так, как наказал Анхису любимый сын, взлетевший в небесные выси. Стариковский ум рачительного хозяина породил совсем другое решение. Анхис не хотел лить кровь, ослабляя свой народ. Вот потому-то, когда толпа дарданцев, из которых две сотни были на конях, высыпала на берег рядом с устьем безымянной реки, войны не случилось. Анхис тогда взял пучок веток и зашагал к городку, оседлавшему высокий холм. Он бестрепетно вошел в ворота и предложил здешнему царю Комо править вместе, соединившись родственными узами. Дочь царя пойдет замуж за Элима, и вся молодежь, вошедшая в возраст, возьмет за себя супруга из другого племени. Взамен на легкое утеснение объединенное царство получит железный инструмент, коней и доброе оружие. И тогда, когда малость окрепнет, то погонит соседей за северные озера, взяв под себя лучшие поля и пастбища. Так слабый род фракийского племени бригов станет сильнейшим в этих землях, и очень богатым. Вся торговля с севером пойдет через Олинф, а за корабельный лес и вовсе будут платить железом, тканями, вином и маслом. В противном случае Анхис намекнул, что штурм крепости повторится, и тогда уж никого из старых хозяев не пощадят. Немногочисленная знать Олинфа — а именно так стали называть город — подумала и согласилась. Еще был свеж в памяти прошлогодний визит сына этого разумного мужа. Его повторения не хотел никто. Да и две сотни всадников, которые напоказ дырявили мешки, набитые соломой, повергли бригов в полнейшее уныние. Пехоте и получаса не продержаться в бою против такого войска.

— Какую дочь за себя хочешь взять? — посмотрел на Элима фракиец. — Знаю ведь, что уже с девками моими познакомиться успел. И они рады-радешеньки… кобылицы этакие… Так и отходил бы хворостиной…

— Спато прошу за себя, — белозубо усмехнулся Элим, который уже высмотрел себе пригожую хохотушку. И не только высмотрел, но и провел с ней приятную ночку, благо у фракийцев женская честь имеет значение только для дам замужних. Девки же до свадьбы были в своих развлечениях вольны. Спато — вторая из непросватанных дочерей царя. Тут теперь все до одной девки не просватаны, потому как помолвки отменили без взаимных обид. Жизнь племени важнее.

— Ну Спато, так Спато, мне без разницы, — равнодушно махнул рукой царь. — Присылай