Прощайте, серебристые дожди... - Анвер Бикчентаев

— Приказано было мне доложить вам, куда переместился хозвзвод. Иду себе и вдруг вижу: вереницей вышагивают фрицы. Чуть не нарвался на них.

— Чай, померещилось, а?

— Нет, не померещилось. Честное слово!

— Евонный, а сколько их будет? — бесцеремонно вмешался Hyp Загидуллин.

— Человек пятьдесят, не меньше.

— Может, двадцать?

— Может, и двадцать.

— А не десять?

Тут Мишка-поварёнок обиделся не на шутку:

— Я же не считал!

— Так, где твой немец?

— Говорю же, по оврагу приближаются.

— Но ежели так, чего ж лучше! — усмехнулся Hyp Загидуллин и своим разведчикам кивнул: — Пошли!

По тому, как точно бил артиллерией по командному пункту противник и упорно наседал в этом треугольнике между большаком и железной дорогой на партизан, чувствовалось, что он хорошо осведомлён об отряде.

— Крепко взялись за нас! — вздохнула Оксана Белокурая, отстраняясь от карты и остановив невидящие глаза на адъютанте. — Я тебе скажу, сложная ситуация! Вовсе не лёгкая!

«Сама с собой разговаривает, — догадался Азат. — В последнее время с ней это частенько случается».

Пусть командир не посвящает его в свои планы, но всё же адъютанту ясно: помощи им ждать неоткуда, одна надежда на самих себя. Другое дело в армии. Там всюду фланги, сосед справа, сосед слева. А где здесь возьмёшь его, соседа-то, когда ты кольцом в кольце находишься?

Время от времени Байгужин прислушивается к писку рации. В соседней щели колдует над своими точками и тире Голосуев. Может, он выловит из эфира какую-нибудь добрую весть?

Командир опять склонилась над картой. Какие-то планы вынашивает, это ясно.

Набежал ветерок. Заколыхались, зашумели роскошные кроны стройных, как на подбор, сосен. А ещё выше тех вершин заходили суетливые тучки. Солнце опускалось в жгуче-багровую подушку облаков.

Каждый вечер, независимо от того, были бои или нет, командир подытоживает события дня. Что произошло? Что приобретено и что потеряно? Сколько молодцов остались в строю и сколько лихих парней сложили свои головы?

Подошёл Иван Иванович, сумрачный, как никогда. Оксана Белокурая не спрашивает, что у вас, дескать, за новости? Ждёт, когда он сам начнёт разговор.

— Восемь убитых и двадцать три раненых, не считая тех, кто остался в строю, — доложил он.

После продолжительного молчания командир спросила:

— На подводах всех поднимем?

— Всех тяжёлых… Легко раненные пойдут сами.

— Хорошо закопали боеприпасы? — интересуется командир. — Фрицы не отыщут?

Азат знает: всё, что не роздали по вещевым мешкам, закопали в землю — провиант в одном месте, боеприпасы в другом.

— Не отыщут, ежели, конечно, собак не пустят по следу…

Раздаются возбуждённые голоса возвращающихся разведчиков. Вот и сам Hyp Загидуллин.

— Погнали фрицев туда, откуда никогда не вернутся, — докладывает он. — Одни остались лежать в овраге, других мы загнали в зелёные болота.

Командир молчит, будто вовсе не видит и не слышит. И все молчат.

— Так что, Загидуллин, — нарушает командир тишину, — отбери трёх лучших хлопцев. На станцию пойдут!

— Есть!

— А ты, Байгужин, пока иди с ними. Наверное, у них богатые трофеи. На этот раз поужинай за их счёт! Не обеднеют!

Адъютанта не проведёшь: знает, что у командира с Иваном Ивановичем сейчас состоится серьёзный разговор.

«Топай, Азат, к разведчикам! Может, в самом деле угостят ужином?» — приказывает он сам себе.

Байгужин следует за Нуром Загидуллиным, весёлым человеком.

— Сейчас будем отбирать лучших из лучших, — заговорщицки подмигнул Hyp. — Поможешь, земляк?

— А почему бы и нет!

— Садись, земляк, — пригласил Азата Шереметьев. Во взводе Шереметьев появился недавно. Один глаз косой, ноги раскорякой, но какой гармонист! Разведчик ещё лучший!

С лёгкой руки Загидуллиных весь отряд называет Азата Земляком.

— Есть, верно, хочешь?

— Не откажусь!

После прилёта с Большой земли самолёта отряду довольно-таки сытно живётся.

Шереметьев широким жестом показывает на котелки, висящие над огнём.

— Первое-второе, конечно?

Тем временем взводный садится на пень — это его КП. А сколько таких командных пунктов у него в каждом лесу было, не перечесть!

— Слушай мою команду, — говорит Загидуллин. Это, естественно, не приказание строиться, а просто начало разговора. Все это понимают.

— Нужны добровольцы. Кто пойдёт на станцию? — спрашивает Hyp.

— Пожалуй, я, — откликается Махмут. — Безделье мне на нервы действует.

— Выходи вперёд. Пойдёшь на станцию за машинистом. — И, точно оправдываясь перед остальными, Hyp добавляет: — Разве родному брату откажешь?

— За компанию пошли меня, — откликнулся Хохлов, широкозубый и широкоскулый волжанин. — Твоему брату буду верным товарищем.

— Что-то ты сегодня мне не нравишься, — говорит взводный и ударяет прутиком по голенищу. — Много разговариваешь. Тормозная система, как видно, вышла из строя.

Взгляд Нура остановился на чернявом Рябове, большом специалисте по взрывам.

— Ну а ты как?

— Пойду. Чего ж не пойти, если надо? Сам знаешь, жизни не пожалею, — ответил тот.

Hyp Загидуллин усмехнулся.

— С души воротит, когда вот такие громкие слова люди произносят. Кстати, кандидаты в покойники нам тоже не требуются.

— Ну как знаешь!

Следующий разговор состоялся с красивым, как дивчина, Митрофановым — большим специалистом считался он в отряде по музыкальной части: умел играть на губной гармошке и на балалайке чудеса вытворял.

— Немецкий мотивчик освоил?

— Могём! Раз плюнуть! — ухмыльнулся тот.

— Покажи своё мастерство!

Послушал взводный немецкий мотивчик на губной гармошке и остался, однако, недоволен.

— Из рук вон плохо! — объявил он. — Но выбора у меня нет. Пойдёшь с Махмутом на станцию! В случае чего будешь отвлекать немцев губной гармошкой. Пусть думают, что свои.

— Какой толк от губной гармошки! — подал голос Рябов, который не оставлял надежды пойти на задание. — Сейчас тебе отважный человек требуется, так я понимаю, а не музыкант.

— И ты, Рябов, пойдёшь с ними! — решил Hyp Загидуллин.

Сколько раз Оксана Белокурая отправляла людей на подвиг и на смерть! На этот раз она поймала себя на том, как пристально смотрит разведчикам вслед. Махмут Загидуллин, чуть нагнув голову, пробирается сквозь чащобу вроде рыси — бесшумно. Такой противник очень опасен в лесном бою. Рябов, его напарник, не идёт, а будто небрежно шествует. Но все знают: в случае опасности он моментально преображается, действует хитро и быстро. Что касается Митрофанова, то он хорошо известен фашистам — за ним фрицы охотятся с сорок первого года. Много чего натворил он с первых дней войны. Ещё в одиночку сжигал деревянные мосты, нападал на полицаев, минировал дороги, пока не вступил в отряд Оксаны Белокурой.

Последним его подвигом завершили прошлый месяц. На перекрёстке дорог Митрофанов соорудил вроде бы контрольно-пропускной пункт. Поставил немецкие указатели. На себя напялил вражью форму, на левый рукав повязал белую повязку. Ни к чему не придерёшься!

На эту удочку попались три полицая. Он остановил их под видом проверки документов — и тут с близкого расстояния разрядил диск автомата. Одним словом, не промах Митрофанов парень!

Отправить разведчиков Оксана Белокурая отправила, теперь оставалось одно — ждать. Пока разведчики не вернутся, ничего предпринять с уверенностью нельзя.

В волнующем ожидании прошёл час, а потом и второй. Уже истекал срок, а разведчиков всё не было.

На исходе дня Иван Иванович принёс страшную весть.

— Махмут погиб, Рябов тоже, Митрофанов едва дополз до расположения первой роты и умер на руках Сундукова. Все трое наскочили на засаду, — сообщил он.

— Где это произошло? — спросила командир.

— Возле разбитой мельницы.

Оксана Белокурая прислушивалась к стрекоту автоматов и раскатистым гулам разрывов.

— И всё равно необходимо связаться с подпольщиками-железнодорожниками, — глубоко вздохнув, сказала она.

— Да, другого выхода нет! — согласился Иван Иванович. — Но вот вопрос, как?

— Вызвать сюда хлопцев!

Иван Иванович недоумевал: до сей поры Оксана так оберегала мальчишек от пуль и от комаров, от нежностей и грубостей. Неужели хочет их направить на станцию Кривые Переулки?

Те явились в штаб тотчас же, словно только и ждали вызова.

— По вашему приказанию явился Азат Байгужин.

— …явился Микола Харченко!

— …явился Михаил Долгов!

— Дело это добровольное, — начала очень трудный для себя разговор Оксана Белокурая. — Повторяю: никого насильно посылать не буду.