Прощайте, серебристые дожди... - Анвер Бикчентаев

Нет! Не надо тешить себя иллюзиями. Обмануться в данном случае значит подвергнуть отряд смертельной опасности.

Судьба и жизнь множества людей зависели от неё, от её мудрости, расторопности. Сумеет она перехитрить противника? Одолеть его? Не сможет — положит всех до единого солдата на поле боя. Значит, надо собрать волю всего отряда в один кулак, надежды всех вселить в своё сердце.

И Оксана Белокурая, внутренне мобилизовав себя, начала энергично и целеустремлённо действовать, готовиться к отчаянной, смертельной схватке.

— Позвать Нура Загидуллина!

Примчался Hyp немедленно, вытянулся, как полагается, перед командиром.

— Что известно о противнике? Доложи!

— Большак забит фрицами. Не иначе как долбанут после обеда, — высказал предположение взводный.

— Где это видано, чтобы немец начал наступление, глядя на ночь!

— Я тоже удивился, — признался разведчик. — Эти фрицы непохожи на тех, с которыми мы имели дело. По всему, появились специальные части, обученные лесным боям.

— Однако кто же мне скажет, какие специальные части перед нами?

— Прикажите — доставлю «языка»!

Командир задумалась. Что сейчас важнее: охота за «языком», продолжение диверсионных актов или, наоборот, приостановка «булавочных уколов», дабы держать всю мощь отряда в едином кулаке? И не является ли демонстрация своей силы уловкой противника?

— С «языком» погодим, — ответила командир, поразмыслив. — Ты сейчас нужен тут. Твой взвод будет моим резервом. Пока отдыхайте и… готовьтесь к бою.

«Заслоны первой роты выдвинуты на южную опушку. Сама рота пока в траншеях, это убережёт её от артналёта. Вторую роту немедленно следует выдвинуть на северную опушку, лицом к железной дороге, — промелькнуло в голове Оксаны Белокурой. — Да, силы слишком малы для ведения длительного боя. Только бы удержаться до ночи… А потом. Что? Прорыв? В каком направлении? По какому маршруту?..»

Над лесом пронёсся ветер, сорвал с деревьев листья. Они, прихваченные ночным морозцем, опалённые холодными туманами, загуляли, закружились золотистым бураном.

Где-то бухнул пушечный выстрел.

— Иван Иванович, как по-вашему, это случайный выстрел или?.. — спросила Оксана Белокурая.

Фельдшер не спешил с ответом. Он сейчас и жнец, и на дуде игрец… Одновременно замещает и комиссара, и начальника штаба, и доктора.

— Нет, пока не начало, — ответил, наконец, подумав. — Вот когда насчитаем тринадцать на дюжину, вздыбятся опушки от залпов, уж тогда жди настоящего начала боя. Я вот хочу спросить: как думаете поступить с пленными? — И скосил глаза на командира.

Не вовремя попались они нам в руки. Как поступишь с ними? Содержать их негде. Возиться с ними некогда. Надобно бы снимать показания, раскрыть все их преступления, дабы воздать по заслугам. Да где на это взять времени? В её распоряжении от силы час.

— Пусть приведут полицаев, — приказала она своему адъютанту Азату.

Каких только людей не повстречала она за свои двадцать три года! Но такой выставки безобразных физиономий, ей-ей, видеть не приходилось.

Рассматривая настороженных полицаев, несколько часов назад стрелявших в её людей, Оксана решала, как же поступить с ними? А если сделать неожиданный ход?

— Сами видите, нет времени у меня с вами возиться, — не спеша сказала она. — Скоро начнётся бой, потому надо решить вашу участь немедля.

Лица полицаев вытянулись. Такое начало ничего доброго им не сулило.

— Фашисты, да и вы, полицаи, в подобной ситуации долго не раздумываете. Пускаете пленных в расход. Мы, в отличие от вас, не звери. Я думала вот о чём: не отпустить ли вас всех с миром, если, конечно, дадите слово никогда не поднимать против нас оружия?

Лица полицаев осветились надеждой, некоторые откровенно вздохнули. Им не мыслился такой исход. Они уже приготовились к самому худшему.

Лишь испанец не изменился в лице. До него не дошёл смысл того, что пообещала Оксана Белокурая.

И ещё один из присутствующих не понимал того, что происходит. Азат Байгужин глядел на командира отряда, не желая скрывать своего возмущения. «Где это видано, чтобы кровопийц отпускали на все четыре стороны! Да ещё перед боем! Какая же им вера? Возьмут и приведут сюда, в лес, фашистов!»

Оксана Белокурая справедливо рассудила, что в таком состоянии, когда чувство полной обречённости вдруг сменяется ослепительной надеждой, каждый словом или поступком выдаст себя.

И она не ошиблась: пленные повели себя по-разному. Тюлень и Свинья — так мысленно прозвал двух полицаев Азат — первыми обрели дар речи.

— Чтобы мы, когда ещё подняли на кого руки? — заспешил с обязательством Тюлень. — Я от своего имени и вот от его, — кивнул он на своего соседа. — Да разрази нас господь!

Свинья усиленно закивал головой, подтверждая своё согласие.

Остальные тягостно помалкивали.

— А вам разве нечего сказать? Разве вас не устраивают мои условия? — вроде бы стала понукать Оксана Белокурая.

— Да что там, устраивает или не устраивает, — пробасил рыжий парень Лужёная глотка, как про него подумал Азат Байгужин.

— В чём дело?

— Мы вот, четверо, никуда от вас не уйдём, хоть гоните, хоть казните. Мы твёрдо решили своей кровью смыть свою вину перед народом и родной землицей.

— Может, страшитесь гестапо? Потому и решили спрятаться у нас?

— И не без того! — быстро согласился Лужёная глотка. — Нам так или иначе обратного пути нет. За лесом — дело табак!

— Разве я смогу вам довериться и вручить оружие? — задумчиво спросила Оксана Белокурая.

— А и не доверяйте! Мы сами покажем себя в бою. И на поле боя добудем оружие. К тому же, — осмелел он, — не отпускайте с миром вот этих двух фашистских холуев. Вон тот, который с краю, — указал Лужёная глотка на Свинью, — на той неделе расстрелял трёх раненых красноармейцев. А тот, — кивнул он на Тюленя, — выдал на станции Кривые Переулки двух окруженцев.

Азат ахнул. После того как стало известно о страшных преступлениях двух полицаев, полагалось бы, как он. думал, вытащить пистолет и на месте порешить их одного за другим.

Однако командир не спешила с приговором.

— А не наговариваешь ли ты на них, чтобы себя выгородить? — спросила командир.

— Подтверждаем слова Рыжего! Какой тут наговор? — загомонили три полицая, которые до сих пор стояли, словно набрав в рот воды.

Азат Байгужин поразился тому, как ловко Оксана Белокурая вела следствие. «Она заткнёт за пояс любого следователя!» — подумал и весь засиял.

— Ну, вы сами-то что скажете? — обернулась Оксана Белокурая к двум обвиняемым.

У Тюленя забегали глаза, отвисла нижняя губа, он пожал плечами, не пожелал, одним словом, оправдываться.

— Всё едино, один конец, — выдавил из себя Свинья. И вдруг, побагровев от злости, добавил: — Жаль, что опередила. Попалась бы ты в мои руки, ох и показал бы я тебе!..

У Азата Байгужина дух захватило. Вот сейчас командир возьмёт и разрядит в Тюленя и Свинью обойму. Чего уж медлить?

— Ваше мнение, Иван Иванович? — спросила командир.

— Оба заслуживают смерти! Тут Азат не выдержал.

— Я бы их давным-давно! — гневно выпалил он, захлебываясь от злости. — Начисто таких надо уничтожать!

— Загидуллина ко мне! И пусть уведёт их! — приказала командир своему адъютанту.

Азат размышлял: под расстрел мог угодить и испанец, дон Иван, к которому он успел сильно привязаться. «Ну непутёвый он, дезертир! Не захотел против нас воевать, ну и что? За одно это уже нельзя его расстреливать!»

Между тем дон Иван, не понимая русского языка, гадал, что происходит. Особенно забеспокоился он, когда двух полицаев увели, и он услышал короткие автоматные очереди, раздавшиеся невдалеке.

Поди, угадай, как решится его судьба? Его взгляд, умоляющий, вопил о пощаде. Он не спускал глаз с маленького адъютанта Азата Байгужина.

И Азат под гипнозом умоляющего взгляда, пораскинув умом, решил рискнуть. Объяснил жестами дону Ивану, что, дескать, ему надо постричься. Дон Иван словно ждал подобной команды. Мигом развернул своё парикмахерское хозяйство, и через минуту Азат Байгужин уже сидел на пне со свисающим с плеч полотенцем.

Пока Оксана Белокурая с Иваном Ивановичем решали судьбу оставшихся полицаев, опытный мастер превратил космы в элегантную причёску. Взглянул Азат в зеркало, сам себя не узнал. Это было как волшебное превращение.

Азата и дона Ивана, стоящего рядом с ножницами и расчёской в руках, первым увидел Hyp Загидуллин.

— Мой черёд! — бесцеремонно занял он пень. — В бой пойдём, как на парад!

Парикмахер старался вовсю.

— Ты правильно придумал со стрижкой, — утверждал Hyp не то шутя, не то всерьёз. — Видишь ли, земляк, в чём дело? Бургомистры и волостные старосты расклеили повсюду листовки, призывающие хватать без разбора лохмачей. Каждый лохматый ими приравнен к партизану. А теперь моя голова не будет меня демаскировать!