Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг

все более уверенно, и к концу песни все мы киваем, давая понять, что все в порядке. Зыбкое ощущение неуверенности в зале исчезает, и всех нас начинает приободрять надежда на то, что этот мюзикл станет хитом и принесет нам успех и славу. В тот момент я даже не подозреваю, что совсем скоро эта женщина до неузнаваемости изменит мой мир.

Репетиции продолжаются и, по крайней мере, с точки зрения нас, музыкантов, проходят вполне успешно, хотя у этого мюзикла нет того очарования, которое было в произведении «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов». Все кажется каким-то тяжеловесным и помпезным, словно мюзикл так и хочет превратиться в оперу. Труппа не очень понимает, как себя вести. В прошлом мюзикле музыка была простой и без лишних претензий, а в этом исполнители не знают, насколько серьезно нужно относиться и играть свои роли, и самое главное – этого не понимает и сам режиссер. На волне успеха прошлого шоу и под влиянием величия мистера Хэтча (плюс учитывая, что в мюзикле идет рассказ о беспорочном зачатии, одной из важнейших догм христианства) режиссер принимает решение найти что-то среднее между пародией и торжественностью. По крайней мере, нам так кажется из нашего полуподвала у сцены. Все билеты на премьеру распроданы. Актерское суеверие гласит, что генеральная репетиция должна быть достаточно хаотичной, чтобы премьера прошла на ура, однако актеры паникуют, все настолько сумбурно и непрофессионально, что участники начинают подозревать, что проблем может оказаться гораздо больше, чем они ожидали.

Частично проблемы этого мюзикла объясняются сценической декорацией, представляющей собой огромную стальную конструкцию в виде пирамиды с соединенными лестницами и платформами, расположенными на разных уровнях. Как мне кажется, это должно символизировать иудео-христианскую концепцию божеств, ангелов, простых смертных и ада под сценой, в котором находятся музыканты. Актеры должны перемещаться по разным уровням «бытия» по лестницам и переходам, отчего хореография становится запутанной, а движение опасным.

В одном номере актеры начнут петь и танцевать на ободранном краю сцены перед партерными местами. Во втором припеве они разбиваются на группы, поднимаются по лестницам, переходят на верхние уровни пирамиды вглубь нее, при этом продолжая петь. То, что никто не падает и не разбивается, хороший знак. Как бы там ни было, происходящий хаос не радует взгляд. Нас, музыкантов, зрителям практически не видно. Мы создаем мрачный аккомпанемент того, что наверняка превратится в библейскую трагедию.

Каждый музыкальный номер хуже предыдущего. Из своей темной ямы я наблюдаю, как сидящий во втором ряду режиссер хватается руками за голову и с ужасом смотрит на сцену, где разворачивается его неудачное творение. Его лицо краснеет сильнее и сильнее, и вот, наконец, он орет, сотрясая стены зала: «Расслабьтесь! Бл. дь, вы можете все немного расслабиться?»

Увы, призывы режиссера возымели на актеров совершенно противоположное действие. Актриса в главной роли все еще сверкает, как звезда на востоке, но все стальное население Бетлехема, включая трех мудрецов и архангела Гавриила, окончательно потерялось в песчаной буре неправильно понятых целей, раздутых эго и ужасной режиссуры. У меня возникает ощущение, что сегодня все будут плохо спать. Кроме этого меня грызут мысли о том, что я еще не поговорил с сестрой Рут по поводу дневных представлений.

На следующее утро по дороге на работу я принимаю решение в тот же день поговорить с директором. Я решаю, что скажу все начистоту: я хочу быть хорошим учителем, но музыка является моим истинным призванием. Я попрошу ее отпускать меня по средам, а потом придумаю, как смогу это отработать. Может, я поставлю в школе какой-нибудь рождественский спектакль.

Сидя в машине, я начинаю репетировать и говорю громким голосом: «Сестра Рут, я чувствую, что, после того как получил большой опыт в провинциальном театре (эффектная пауза для того, чтобы набрать в грудь воздуха перед тем, как смело нырнуть в холодную воду и положить себя на жертвенный алтарь), было бы хорошо, если бы меня назначили главным по постановке рождественского спектакля в этом году. В моем классе есть несколько талантливых исполнителей».

В девять пятнадцать утра я провожу утреннюю перекличку. Отсутствуют те, кого обычно и не бывает, но не хватает одного мальчишки по имени Кевин Андерсон. Это милый и веселый парень. То, что он недотягивает по академическим знаниям, с лихвой компенсируется его умением петь и шутить, правда, шутки его могут быть грубоватыми, но умение выдержать паузу и чувство момента у него идеальные.

Во время перемены ко мне в учительскую подходит секретарь и сообщает, что меня просят к телефону в офис директора.

«Аллоооо? – слышу я очень высокий голос в трубке. – Это по поводу Кевина, он плохо себя чувствует, наверное, простудился, поэтому я его сегодня оставляю дома, хорошо?»

В тоне голоса есть что-то очень неубедительное.

«А с кем я разговариваю?» – вежливо интересуюсь я.

«Аааа. Это я, мама».

«Кевин, если ты сейчас же не придешь в школу, то у тебя будут большие проблемы, ты меня понял?»

«Да, сэр!» – его голос чудесным образом становится нормальным.

«Кевин, кстати, а где сейчас твоя мама?»

«На работе на фабрике».

«Отлично, Кев, прямо сейчас приходи в школу, и я никому ничего не скажу».

«Да, сэр!»

После обеда меня осеняет гениальная идея. Я предложу сестре Рут отвести в следующую среду два класса на утреннее представление мюзикла и подчеркну религиозный и культурный аспект этого шоу. Пока дети сидят в зале, я могу выполнять свои обязанности музыканта. И когда магия театра покорит сердце сестры Рут, я смогу убедить ее отпускать меня на последующие утренние представления мюзикла по средам.

В конечном счете мне удается играть на всех представлениях по средам, после того как я постепенно провожу на спектакли все классы нашей школы, договорившись об этом с директором и преподавателями.

Рецензии на премьеру мюзикла, конечно, не такие хорошие, как на «Иосифа», но все же достаточно приличные. Такое ощущение, что нам повезло и на этот раз катастрофа обошла нас стороной.

Я очень доволен собой, потому что во время вечеринки после премьеры я нашел в себе смелость и подошел к актрисе, исполняющей главную роль. Она разговаривает с женой мистера Хэтча, известной Джеки Трент[20]. Они говорят о чем-то настолько серьезном, что я не в состоянии добавить что-либо интересное, поэтому выбираю другую тактику – обращаю внимание на собаку. Псинка смотрит на меня совершенно равнодушно.

«А, не обращай на него внимания, – произносит актриса голосом с сильным северо-ирландским акцентом, – это обычная старая дворняга и, должна заметить, довольно глупая».

«А как