Истории мёртвой зимы - Дмитрий Алексеевич Игнатов

— Ну, это другое…

— И сколько упёрли лично вы?

— Вы сейчас всерьёз решили предъявить мне обвинение? — Борис Сергеевич грустно, почти разочарованно, посмотрел на Петра Петровича.

— Нет, я оставлю это на вашей совести, — снова усмехнулся учёный. — Меня интересует лампа 6И1П с индексом Э4.

— Экспериментальный гептод? Зачем? — удивился седовласый профессор. — Технология уже морально устарела.

— Не для моих целей, — отрезал Пётр Петрович. — В институте не осталось ни одного действующего образца. А вы… Просто не могли не умыкнуть себе несколько штук.

— Это правда, — согласился Борис Сергеевич. — И, справедливости ради, имел на это право… В конце концов я приложил руку к их созданию. Мог же я хоть немного компенсировать этот свой труд…

Он тяжко подвинулся вперёд всем телом вместе с креслом, какое-то время копался в выдвижном ящике старенькой стенки, заваленной книгами и разным хламом, достал оттуда отвёртку и принялся неловко откручивать заднюю стенку пузатого полированного телевизора, покрытого сверху кружевной салфеточкой. Закреплённая всего на паре винтов, пластмассовая крышка быстро поддалась и отпала. Борис Сергеевич забрался рукой внутрь старомодного агрегата и вынул наружу поблёскивающую стеклом и металлом продолговатую лампу.

— Вы использовали её для телевизора? Как убого… — удивился Пётр Петрович, всё это время смотревший на профессора с нескрываемым презрением.

— Мы же делали лампу под стандартный разъём, — пожал круглыми плечами Борис Сергеевич и протянул миниатюрное устройство своему бывшему коллеге.

Пётр Петрович хотел сказать ещё что-то неприятное, но в комнате появился взволнованный Толик. При одном лишь взгляде на его лицо было понятно, что начало происходить нечто непредвиденное. Учёный подошёл к окну и осторожно выглянул из-за плотной шторы, будто такая осторожность могла на что-то повлиять.

Во двор из дома Бориса Сергеевича, из подъездов соседних домов, из соседних дворов, покачиваясь, ползли вереницы тёмных фигур. Они неторопливо, но довольно быстро собирались в небольшие группы, примыкали друг к другу всё плотнее, заполняя практически всё свободное пространство. Складывалось ощущение, что жильцы вдруг решили собраться на стихийный митинг и вот-вот начнут взволнованно обсуждать какой-нибудь насущный вопрос ЖКХ, вроде внепланового отключения горячей воды. Но в данном случае всё происходило в полной тишине, отчего делалось особенно жутко.

— Боюсь, Анатолий Ефремович, чаепитие отменяется, — проговорил Пётр Петрович и, подняв с пола свой чемодан, раскрыл его на старом телевизоре, как на импровизированной тумбочке. Всё пространство внутри занимал какой-то хитроумный прибор, больше всего напоминающий вывернутый наизнанку радиоприёмник с большим количеством подстроечных катушек, кнопок, тумблеров и всевозможных крутилочек. Солидная часть была отведена под пару-тройку десятков аккумуляторов от мобильных телефонов, скрученных вместе изолентой и, очевидно, питавших всё устройство.

Учёный не без удовольствия вытащил из хитросплетения проводов круглый серый разъём, с расположенными по кругу дырочками, воткнул в него электронную лампу, так же любовно спрятал внутрь, щёлкнул тумблером и принялся со знанием дела поворачивать многочисленные ручки.

— Занимательно, — оценил Борис Сергеевич, с интересом разглядывая устройство через плечо Петра Петровича.

— Неужели очередная вундервафля от нашего доктора апокалипсических наук? — воодушевился Толик. — Не иначе сейчас все зомбари лягут в радиусе ста километров.

— Вы излишне оптимистичны на счёт моих способностей, Анатолий Ефремович, — ответил учёный. — Но благодаря патологической запасливости многоуважаемого Бориса Сергеевича, мы теперь можем воздействовать на наших неживых друзей более тонко, через управляющее поле. Полагаю, это будет куда более научно, чем просто долбить их разрядами и электромагнитными импульсами.

— Вы ведь собрали что-то вроде радиоприёмника? — уточнил старик.

— Приёмника-передатчика, — кивнул Пётр Петрович. — Что-то вроде супергетеродинного приёмника-передатчика, если быть точным. Высокая чувствительность и избирательность позволяет ему работать на тех же режимах, что используют и эти… существа.

— Занимательно, — задумчиво повторил Борис Сергеевич.

Тем временем Пётр Петрович закончил настройку, закрыл чемодан, выпрямившись в полный рост, деловито произнёс:

— Ну, вот и всё. Спасибо. Теперь мы можем идти, — и вместе с чемоданом проследовал в прихожую. Окинув растерянного Бориса Сергеевича насмешливым взглядом, Толик последовал за учёным.

— Постойте… Как же? Вы просто уходите? — забормотал седобородый старик, явно не ожидавший такого стремительного развития событий.

— Да, — спокойно ответил Пётр Петрович, тщательно наматывая на шею шарф и надевая пальто. — Мы уходим, а вы остаётесь. Сердечно благодарим за содействие. Отечественная наука не забудет ваш труд…

Холодный пот вдруг прошиб Бориса Сергеевича. И вовсе не потому, что сейчас он снова останется один в своей небольшой квартирке, заваленной старыми вещами и книгами. А от внезапного осознания собственной бесполезности. Всё, что ещё могло твориться, происходило где-то снаружи, вне его жизни, а его возможные притязания, достижения, мечты о признании на глазах рассыпались, просачивались, словно песок между пальцами.

— А как же… Я? Мои наблюдения? Записи? — засуетился старый учёный. — Вам же может понадобиться совет ваших более опытных старших коллег.

— Позвольте мне усомниться в этом, — после некоторой паузы сухо произнёс Пётр Петрович наблюдая, как старик торопливо засовывает свои ноги в тяжёлые ботинки и, путаясь в рукавах, натягивает пуховик на своё шарообразное тело.

Тем не менее учёный и студент всё-таки дождались престарелого профессора. Все трое вышли из подъезда одновременно. Первым, широким и уверенным шагом, шёл Пётр Петрович с чемоданом в руках. За ним, напряжённо озираясь и на всякий случай, держа на изготовке циркулярную пилу, двигался Толик. Борис Сергеевич, поспешал в самом конце, волоча подмышкой полиэтиленовый пакет, куда он запихнул стопку общих тетрадей со своими записями.

Толпа мертвецов, будто ретируясь от такой безудержной самоуверенности и наглости, расступалась перед людьми, оставляя вокруг них пространство около семи-восьми метров в поперечнике. Находясь в этом своеобразном пузыре, троица довольно быстро продвигалась к выходу из двора.

— Круто… — восхитился Толик. — Они боятся нас, да? Как собаки ультразвука или типа того?

— Скорее не видят, — отозвался Пётр Петрович. — Но в том, что это круто, вы, Анатолий Ефремович, полностью правы. Моё устройство переизлучает колебания, которым подчиняются эти создания. Волны накладываются в противофазе, амплитуды взаимно вычитаются и возникает своеобразная зона, куда мёртвые просто не могут зайти…

— Мёртвая зона для мёртвых, — усмехнулся студент.

— Да, это определённо успех, — запыхавшимся голосом поддакнул сзади, порядком отставший Борис Сергеевич. — Вы ведь не забудете о своём обещании упомянуть меня в ваших работах? Только подождите… Вы идёте слишком быстро.

Пётр Петрович резко остановился и оглянулся на престарелого профессора.

— Научный прогресс движется стремительно. Он не будет вас ждать. А нам с Анатолием Ефремовичем предстоит ещё много важных и срочных дел… Но не переживайте, я ничего не забываю. В том числе и своих обещаний… Надеюсь, отношения с соседями у вас лучше, чем с коллегами?

Борис Сергеевич хотел было переспросить, чего конкретно касался этот внезапный вопрос, но неожиданно встретился