Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова

Маша при виде этого роскошного платья из тончайшего шелка, изысканного и элегантного в своей простоте, чуть было снова не захотела замуж, но тут же одумалась – хватит, постояла и она один раз в таком платье. Постояла и будет с нее. Платье, как оказалось, – это еще даже не начало, это так, суета и гламур, малостоящие фантики. Но за работу взялась. Взялась, а у самой душа в пятки: не простой кусочек шелка – испортила, ничего, новый купим, – а бесценная вещь, что случись, так никаких денег не хватит расплатиться.

В магазине «Все для шитья» она купила пяльцы и медленно, осторожно, по кусочкам, словно минер, принялась разрисовывать нежнейший шелк бледными розами на тонких стеблях. По счастью, как настоящая девочка, розы она освоила в совершенстве еще в детстве, вместе с удивительными большеглазыми принцессами. Для полного удобства Маша сходила в ателье и, честно объяснив проблему, выпросила под залог старый манекен.

Вот за этим занятием, за возней вокруг манекена он ее и застал.

Глава 3. Магазин

Сначала был звонок в дверь, долгий и нетерпеливый. И Маша опять оказалась не готовой к его визиту, снова приняла его за консьержку.

– Привет, Мурашка! – бодро затрубил он на всю прихожую, давно отвыкшую от шума и голосов. – Сердишься, да? Ну не сердись. Виноват, а повинную голову меч не сечет.

Он снова крепко обнимал и прижимал к себе, а Машка снова уворачивалась, пытаясь скукожиться в комок по причине, как ей казалось, неодетости – из-за жары только коротюсенькие шортики и подвернутая под грудь футболка. Да еще в этих дурацких объятиях ее шлепали по попе зажатые у него в руке многочисленные яркие пакеты, какой-то пластик неприятно холодил голую спину, острый угол упирался в поясницу.

Она выворачивалась и совершенно, абсолютно не понимала, почему она должна на него сердиться, чем он может быть перед ней виноват.

– Миша, – сердито сопела Мария, – да отпусти же меня немедленно. Миша, что ты делаешь?

Видимо, Миша задумался над тем, что он делает, не нашел подходящего ответа и выпустил ее из рук.

– Машка, понимаешь, я хотел сразу заехать, как вернулся, но столько всего сразу навалилось. Сначала думал, что на денек опоздаю, потом на два… Сама ведь знаешь, как оно бывает.

– Миша, ничего страшного, – Мария потихоньку приходила в себя, – подумаешь, не зашел…

Но Михал Юрич будто бы не верил в ее прощение, продолжал смешно и назойливо оправдываться. Ему это удивительно не шло.

– Я сначала хотел позвонить, а потом решил не звонить. Ведь лучше, когда без звонка, правда? Я думал, что приду сейчас и скажу тебе, что только вчера прилетел, совру… Только, знаешь, я, оказывается, тебе врать так и не научился, никогда я не мог тебе врать.

Он был таким чудесным, таким загорелым, с выгоревшими на солнце волосами, с белозубой улыбкой во весь рот, в тертых джинсах и распахнутой рубашке поло, что Маша залюбовалась им, мягко улыбаясь. Залюбовалась на одно мгновение и оборвала себя: все понятно, яппи на отдыхе, сплошной позитив.

– Проходи, Миша, как отдохнул? Чаю хочешь? – вежливо пригласила Мария, беря себя в руки.

Ежу понятно, что ничего общего у них больше нет и быть не может. И дело даже не в том, что он яппи, а в том, что она та самая сказочная лиса. Была у зайчика избушка лубяная, а у лисы ледяная…

– Машка, – не обращая внимания не изменившийся тон, взмолился Михаил, – да забери уже у меня пакеты. Это тебе, мы с Данькой везде тебе подарки покупали. Данила знаешь как старался, выбирал…

– Данила? Кто это? – Маша так удивилась, что даже забыла отказаться и привычно поблагодарить, пакеты благополучно переместились в Машины руки.

– Это мой сын. Я ему очень много про тебя рассказывал. Про нас с тобой…

Да нет никаких нас с тобой! Неужели ты не понимаешь? Были когда-то, да все вышли, были, да сплыли. Что, ну что можно рассказывать про нас с тобой? Это из другой жизни, даже не из предыдущей!

– …про то, как ты мне зуб выбила, и про то, как мы в границу играли, и я тебя целый день на поводке водил, потому что ты была служебной собакой, и про то, как мы в шкафу спрятались и чуть не задохнулись…

– А про фигурное катание рассказывал? Когда ты меня головой об пол уронил? – купилась Маша, не в силах больше сопротивляться воспоминаниям.

– Ох, а про это я забыл! Точно, ты тогда еще делала вид, что тебе совсем не больно, чтобы мне не попало… – Михаил замер на полуслове, проходя в комнату с манекеном. – Машка, ты что, замуж выходишь?

Маша, озабоченная тем, чтобы убрать с дороги пакеты, не сразу откликнулась. Она в это время суетливо размышляла, как будет правильнее – все сразу посмотреть и выразить немыслимые восторги или же посмотреть потом, а сначала выказать себя радушной хозяйкой. Сама же чай предложила…

– Машка, признавайся, что ты молчишь?! Я, может быть, сейчас ревновать начну. Мы, кстати, в детстве в Отелло не играли?

– К кому ревновать? – недоуменно спросила Маша, вырастая на пороге комнаты.

Вот ужас, в бывшей Мишкиной комнате Мария как раз и оборудовала себе мастерскую. А так как работала Мария иногда прямо-таки как стахановка с опережением графика, то и навести долгожданный порядок руки никак не доходили. Кругом краски, банки-склянки, грязные формочки с засохшими остатками туши, кастрюля с парафином, старые газеты, все этим самым парафином изгвазданные… Пол она, конечно, застелила полиэтиленом, но все равно… Сейчас он как разорется, что она из квартиры свинарник устроила. Вон лицо какое сделал!

– Да если б я знал, к кому… От тебя хочу услышать! Колись давай, девушка.

– Я не девушка… – совсем уж по-идиотски начала Маша и в этот самый момент сообразила наконец что к чему, – нет, это совсем не то, что ты подумал, это я работаю.

– Платье шьешь? – недоверчиво уточнил Михаил. – Уф, а я решил – замуж выходишь. У вас, у красавиц, это быстро…

Ну да, у красавиц… А еще говорил, что не врет.

– Без моего благословения, чтобы ни ногой! Я в этот раз сам твоим женихам смотрины устраивать буду. Я же тебе, если разобраться, родным дядей прихожусь!

Хм, не врет! Будто ему дело есть до Машкиных женихов!

Маша решила сменить тему:

– Двоюродным… Я не шью, я только расписываю.

Платье было готово ровно наполовину, как раз чтобы сравнить прежнее и получившееся.

– То есть ты вот эти цветы сама, что ли, нарисовала?

– Сама, – нехотя выдохнула Маша.

– Классно! Не, я, Маш, не знал, что ты так рисуешь. В самом деле здорово. А платье-то почему?

– Что значит почему? Что заказали, то и расписываю. Рисую, как ты говоришь.

Маша начала злиться. Какое, скажите на милость, ему дело до этого платья? Чаю же хотел вроде бы. Так пей свой чай и начинай разговор про выселение. Нет, наверно, она несправедлива. Человек с подарками приехал, а она…

Друг детства не отставал:

– Так ты за деньги, что ли?

– Миша, – как можно терпеливее, начала Мария, – я расписываю за деньги. Да. Что просят, то и расписываю. Могу платки, могу шарфы, могу занавески… Одежду могу.

– И много платят? – не переставал удивляться «близкий родственник».

– Мне на жизнь хватает.

– Машка, я же тебе оставил на первое время. А теперь я вернулся…

Ну уж нет. Нетушки, как говорили они в детстве. Пожила уже один раз за чужой спиной, чужим умом. Ничего хорошего не вышло. Хватит. В этой жизни только на себя можно рассчитывать, только на себя.

– И что? Ты решил взять меня на содержание? Спасибо, Миша, но я сама. Тем более что мне это нравится и у меня получается. И заказов, между прочим, у меня достаточно.

Мишка, как мог, пристраивал эту новость у себя в голове.

– Нет, это хорошо, что ты так здорово рисуешь… А покажи еще что-нибудь… Только, знаешь, платья на заказ… – протянул с сомнением, – ну я не знаю, это как портниха…

Да пошел он к черту! Можно подумать, что сам-то! Тоже мне, «Город Строй»! Бульдозерист на бетономешалке!

– Миша, Карл Лагерфельд тогда тоже портниха. – Мишка удивленно поднял брови, Карл Лагерфельд был вне его компетенции.

Разъяснять Маша не захотела. Из вредности. Просто развернулась и вышла на кухню, Михал Юрич поплелся следом, думая о чем-то своем.

Он думал, пока Маша заваривала и разливала чай, пил чай и думал, а Мария потихоньку, молча подготавливала себя к неприятному разговору. И чего хорошего ждать, ишь как насупился весь, жалеет небось, что в воспоминания детства ударился? Лишними они оказались, эти воспоминания, в их ситуации, как после них начнешь сугубо деловой разговор о праве на недвижимость?

– Миша, почему ты никогда меня не искал? – Маше не хотелось облегчать ему жизнь, да и вопрос этот ее чрезвычайно интересовал, всегда. – Ты же мог. Тогда, давно.

– Не искал? – Михаил удивился вопросу. Все ведь ясно. – Маша, ты ведь и не терялась. Что ты имеешь в виду? Когда мама поссорилась с тетей Галей, твоей бабушкой? Так мне было одиннадцать лет, я был взрослым крутым пацаном, а ты малявкой. У меня были, наверно, друзья, мальчишки, сейчас уже плохо помню. Ты, разумеется, была смешной девчушкой, из тебя классная собака получалась, – Миша рассмеялся собственным воспоминаниям, – и ты никогда со мной не спорила, но искать…