Красота требует средств - Галина Балычева

— Пьер, дорогой! — вскрикнула она.

Но Эдька не позволил ей сорваться с дивана и удержал на месте.

— Лежи смирно, — приказал он, — может, у тебя сотрясение мозга. А Пьер твой — слабак. С трех рюмок коньяка — просто в лоскуты. А еще спорил со мной, что французы больше всех в мире вина пьют. То-то оно и видно, что вина... А как только дело до крепких напитков дошло, так он тут же и скис. А не умеешь пить — не пей! — философски заключил Эдька.

— Так он жив?

— Жив, конечно. Что ему сделается? Просто пьяный.

Эдька заставил Ленку снова положить голову на мягкий подлокотник дивана, а сам повернулся ко мне.

— А ты чего кричишь, не разобравшись? Умер, умер! Так людей действительно до обморока можно довести.

Я растерянно посмотрела на распростертого на ковре Пьера.

— Так, значит, он пьяный? Вот чёрт! А я-то подумала, что он помер. Это, наверно, из-за того, что у него все лицо в крови. Так он точно пьяный?

— Пьяный, пьяный, — успокоил меня Эдька. — Еще бы ему не быть пьяным. Разве может француз против русского мужика потянуть? Да никогда. Он мне теперь ящик коньяка проспорил.

— Так это ты, что ли, его напоил? — с гневом уставилась на брата Ленка. — Ты? Ты что не знаешь, что он больной человек и у него почки и сердце!..

— Да ничего я его не поил. Он сам напился. И насильно ему в рот никто ничего не вливал. Просто он попытался пить наравне со мной. Уж не знаю, зачем ему это понадобилось. Так я что, виноват, что ли?

Эдька сделал невинную морду, дескать, он здесь ни при чем, но в глазах его прыгали черти. Он был явно доволен, что сумел перепить француза.

— Еще бы не виноват, — окрысилась на него Ленка. — А ну давай неси его теперь в спальню!

Она отпихнула от себя Эдьку и, держась за голову, с трудом поднялась с дивана.

— О господи! Один русский затесался в компанию приличных людей и весь праздник умудрился перепортить. Как мы теперь понесем его мимо всех гостей?!

— Ничего, Элен, не беспокойся, — успокоил ее Морис. — Мы пронесем его через библиотеку. Идемте.

Морис с Эдькой подхватили под руки пьяного Пьера и потащили его в опочивальню. При этом Эдька обиженно бубнил:

— Я-то здесь при чем? Мы же вместе пили. Он напился, а я нет. Чем же я виноват... я же не напился.

В принципе в его словах была определенная логика. Пьер взрослый человек и вполне может отвечать за свои поступки. И если у него больные почки или сердце, так не пил бы. Насильно-то ему в рот действительно никто ничего не вливал. Однако Ленка никакой логики видеть не желала.

Мы шли с ней вслед за мужчинами, и теперь весь свой гнев она перекинула на меня.

— А ты чего заорала, что он умер? Ты что слепая, что ли, пьяного от мертвого не можешь отличить? Да меня от твоих слов чуть кондрашка не хватил.

— Но он так неожиданно упал, и у него было такое лицо... — оправдывалась я, — что я подумала, что он умер. И потом я же не врач в конце концов. Ты вон хоть и врач, а и то сначала ничего не поняла.

— Я уролог, а не патологоанатом, — огрызнулась Ленка, — а после того, как ты заявила, что Пьер умер, у меня все перед глазами поплыло, и я уже ничего не соображала.

Я с сарказмом покосилась на подругу. Все они, эти врачи — специалисты узкого профиля. Живого от мертвого отличить не могут.

— И вообще я подумала, что его убили, — сказала Ленка.

— Кого?

— Пьера.

— Кто?

— Ну откуда я знаю — кто? Ну может быть, это опять на меня...

Тут Ленка остановилась и, сделав испуганное лицо, прошептала:

— Слушай, а может быть, нас обоих хотят убить? И теперь непонятно, в кого сегодня на охоте стреляли, в меня или в Пьера?

— Вообще-то стреляли в меня, — напомнила я.

Ленка озадаченно покачала головой и не согласилась.

— Нет, в тебя попали случайно, а стреляли в кого-то из нас. Но кто? Кому, интересно, мы с Пьером могли перейти дорогу?

Пока мы стояли и думали, кому Ленка с Пьером могли перейти дорогу, наши мужчины ушли далеко вперед и, завернув за угол, совсем скрылись из виду. В какой коридор они свернули, мы не заметили, и теперь, для того, чтобы благополучно добраться до спальни, следовало рассчитывать исключительно на Ленкино знание поэтажного плана здания, то бишь замка, потому что я в чужих домах ориентируюсь из рук вон плохо.

Хорошо бы еще, чтобы Ленка и меня потом проводила в мою собственную спальню. А то комнаты в замке не пронумерованы, как в гостинице, и я, естественно, могу заблудиться.

В результате так и получилось. Когда Пьера принесли в его спальню, он вдруг неожиданно пришел в себя и заявил, что требует продолжения банкета. Тогда Ленка с Эдькой сразу же потащили его в ванную под холодный душ, а Морис отправился в бар за минеральной водой и лекарствами от сердца. Вряд ли Пьер имел в виду такое продолжение банкета, но, судя по всему, другого ему не светило.

Я потопталась некоторое время в одиночестве в чужой спальне, а потом решила попытать счастья и добраться до своей комнаты самостоятельно, тем более, что было уже довольно поздно, и вообще я с ними уже здорово выбилась из сил.

Я вышла из Ленкиной комнаты, прошла один коридор, второй, осмотрелась на местности и, заметив в конце коридора знакомого средневекового рыцаря, вернее его металлические доспехи, обрадовалась, что так скоро нашла свою комнату.

— Ну хоть в этом повезло, — с облегчением вздохнула я и пошла по направлению к доспехам.

Вообще-то от посещения замка с его карнавалом и охотой я ожидала чего-то большего. Не то чтобы мне здесь совсем ничего не понравилось. Нет, мне здесь как раз многое понравилось. Но как-то с самого начала все не задалось: то Макс вдруг объявился совершенно некстати, то этот дурацкий выстрел на охоте, а теперь вот еще и Пьер напился.

И тут я вспомнила про Фиру.

— О, господи! —