Остров Безымянный - Юрий Александрович Корытин

счастливее? Не обернулось ли обретение желанной свободы ухудшением, отравлением общественной атмосферы?

Все молчали.

– Ты вспомни, – продолжил я, – если раньше какой-нибудь глупый мальчишка выругается матом, все окружающие хором начинали его стыдить. Каждый считал своим долгом воспитывать не только своих детей, но и чужих. А теперь никому нет дела не только до этого мальчишки, а вообще до других людей. Каждый думает только о себе. Я хочу сказать: то, что мы обрели свободу, очень важно. Но одновременно и потеряли мы тоже что-то чрезвычайно ценное, без чего йогурт и хамон не радуют.

Мне стало жалко Вадима: глаза его горели отчаянием, как у загнанного волка. До сих пор он рассчитывал на негласную, хотя бы частичную, моральную поддержку с моей стороны, теперь же он внезапно ощутил себя совершенно одиноким, причём не только за этим столом, но и на всём Острове. Он противостоял здесь всем. Он для всех был чужим. Даже не чужим, а чуждым – со своей проповедью приоритета свободы над моралью.

– О какой морали ты говоришь? – Вадим перестал кричать, но его пассионарный запал отнюдь не уменьшился. Пусть все, даже я, против него, он продолжал биться за свою правду. Как настоящий подвижник, он нёс слово истины, невзирая на препятствия и грозящие ему опасности. Я не мог не почувствовать восхищения, глядя на него. – Сочетание коммунизма и морали так же противоестественно, как любовь гея и лесбиянки. Бредовая коммунистическая доктрина выжгла напалмом все подлинные ценности. Мы до сих пор пожинаем её плоды, Совок, из которого пытаемся вылезти, да всё никак не получается.

– Господин, я же предупреждал! – Опять отреагировал на «Совок» Валеев, на этот раз таким громовым голосом, что зазвенела посуда в серванте.

Вадим, пожалуй впервые за всё время, обернулся к старшине и посмотрел на него недоумённым взглядом. Он действительно не понимал, чего от него хочет этот угрюмый верзила.

– Ваш Остров отделён от мировой цивилизации не только пространством, но и временем. Он когда-то провалился вместе с вами в пространственно-временную дыру, да так в ней и застрял. Вы ведь живёте в потустороннем мире – по ту сторону здравого смысла. Даже название своему острову до сих пор не удосужились придумать, он так и остаётся Безымянным.

К моему удивлению, на это обвинение Вадима отреагировал не Дамир и не Фима, а Валера. Причём голос у него был почти трезвый.

– Безымянный – не значит ничей. Он наш, это наша земля, тут наша родина. На руке тоже есть безымянный палец, и человек дорожит им не меньше, чем остальными четырьмя.

Для Вадима, однако, Валера просто не существовал, он даже не взглянул в его сторону и продолжил свою речь, когда тот ещё не закончил говорить.

– У вас родилось уже третье поколение, а вечерами до сих пор сидите при керосиновой лампе, как сто лет назад. И это не потому, что топлива для дизеля нет, а потому, что государству ваш Остров не нужен. Вместе с вами не нужен! За столько лет государство не обеспокоилось связать Безымянный нормальным сообщением с материком. Мы перемахнули за девять часов почти всю страну, а потом двое суток ждали оказии до этого острова. И нам ещё повезло, могли и две недели прождать! А на самом Острове ни одного метра дороги нормальной не проложено. Посёлок с его домами – готовая декорация для «чернушного» фильма. Ваш завод, о котором вы так печётесь, – груда металлолома, причём эта груда ничего не стоит по причине дороговизны вывоза.

– И торгово-развлекательный центр на его месте не построишь.

Фима вложил в свою реплику лошадиную дозу сарказма. Но Вадим не услышал его, он не перестал говорить, и некоторое время он и Фима говорили одновременно, только Вадим громко и запальчиво, а Фима нарочито спокойно и не форсируя голос. Между тем в этом спокойствии явственно ощущалась скрытая страсть. Я бы назвал её тихой ненавистью.

– И вместо того, чтобы бежать отсюда, бежать в цивилизацию… – Продолжал Вадим свою миссионерскую деятельность.

– По-вашему, цивилизация это тёплый нужник и поющие гомосеки? А мы, выходит, нецивилизованные. Дикари-каннибалы, что ли? – Не желал уступать Фима.

– …спасать детей, вы продолжаете тупо цепляться за свой прогнивший завод и никому не нужный остров. Потому что не способны трезво проанализировать ситуацию, принять правильное решение и воспользоваться невиданными ранее возможностями. Теми возможностями, которыми осчастливила вас Фортуна после того, как окочурился Совок…

– Ваша Фортуна сама скоро окочурится. Посмотрите в окно – очередной октябрь на подходе. Смотришь, для всего вашего «цивилизованного» мира и наступит неожиданно, как в прошлый раз… ну, тот самый… который всегда подкрадывается незаметно.

Удивительно, но негромкие реплики Фимы были очень хорошо слышны на фоне оглушительно-звонкого голоса Вадима, от которого даже дребезжали оконные стекла.

– Власть в последние годы много усилий прилагает, чтобы помочь таким как вы…

– Верно, правительство и депутаты тужатся, тужатся, да только ничего у них не получается. Хочется надеяться, что там, где поневоле приходится тужиться, у них результаты получше.

В этот момент я подумал, что Фима мог бы стать звездой любого ток-шоу на телевидении. Но Вадим никак не реагировал на его слова. Теперь для него было важно просто выкрикнуть, выплеснуть всё то, что накопилось в душе, всё, что разделяло его с местными представителями столь ненавистного ему племени аборигенов.

– Дело не в политике государства, а в вас самих. Нельзя помочь людям, которые сопротивляются переменам! Корень всех проблем – в вашей совковой психологии.

Дамир всё ниже склонял голову. Я, сидя напротив, видел его темечко, покрытое в равной степени чёрными и седыми волосами. После последних фраз Вадима он налил себе полстакана «Божьей росы» и молча «хлопнул» её, не предложив никому присоединиться, даже не взглянув на нас. Я понял, что это означает, и попытался остановить Вадима. Накрыв сверху кисть его руки своей ладонью, я произнёс с нажимом:

– Вадим, следи за своими словами!

Но Вадим нервно отдёрнул руку.

– Почему иностранцы каждый клочок земли обихаживают? – Фима продолжал защищать свой Остров. – Земли у них мало, а народу много, вот поэтому они каждый участок используют по максимуму. А у нас земли и прочих ресурсов – вагон и маленькая тележка. Потому государство и вкладывает туда, где больше отдача. Но прежняя власть и о нас не забывала. Во всяком случае, за эту землю держалась крепко.

– Ваш Безымянный надо переименовать в Остров Свободы! Свободы от здравого смысла, от экономической целесообразности… – Вадим стал запинаться – свидетельство усталости. Но в его глазах религиозного проповедника всё ещё сверкали молнии. – Свободы от