Искатель. 1987. Выпуск №5 - Николай Черкашин

Я удивлен не меньше, чем Келин, однако страха не ощущаю. Наоборот — как это ни странно, мне радостно видеть Арвина и Пихру. Только теперь начинаю осознавать, как много они для меня значат. Люди, вместе прошедшие тяжелое испытание, не могут оставаться чужими.

— Буфи! — кричит Арвин наконец придя в себя. — Не верю своим глазам! Вы живы, а ведь мы были уверены, что сельва давно расправилась с вами.

— Как видите, мы целы и невредимы, — отвечаю я, улыбаясь. — Не знаю, чем это объясняется, но тем не менее это факт!

— Везение. Удивительное везение! — подает голос капрал.

— Не думаю, что только оно, — говорю я и в этот момент замечаю, что грудь Ная обмотана тряпками, насквозь пропитавшимися кровью.

— Вы ранены, Арвин? — спрашиваю я, и будто в подтверждение моих слов лицо проводника бледнеет, и он сползает в траву.

Бросаемся к нему и осторожно переносим его в хижину. Келин бежит за водой, а мы с капралом понемногу начинаем разматывать повязку. Ткань присохла, приходится срезать ее ножом.

Наконец сходит последний слой, и открывается страшная рана. Тело вокруг нее посинело, опухло. Под истончившейся кожей обозначились черные клубки вен.

Дело плохо. Похоже на заражение.

Делаю надрез и промываю рану. Подходит старик абориген, протягивает мне толстый, будто покрытый воском лист. Прикладываю его к ране и делаю свежую повязку.

Видимо, задеваю Арвина неловким движением, потому что он приходит в себя и морщится от боли.

— Ну как? — спрашивает Пихра.

С удивлением отмечаю в его голосе неподдельное волнение.

— Ничего. И не из таких передряг выкарабкивались, — говорит Най. Он очень старается, чтобы голос его звучал бодро.

Возвращается Келин с каской, полной воды. Арвин жадно пьет, а потом обессиленно откидывается на руки капрала.

Келин забыла о своих страхах и теперь с жалостью смотрит на измученных сельвой людей.

— Как же вы дошли сюда? — спрашивает Арвин, и по всему чувствуется, что вопрос этот его очень волнует. — Даже нам с капралом эта дорога показалась адом, а ведь у нас было оружие, опыт…

— Одна и та же дорога может быть покрыта мягкой травой и ядовитыми шипами, — отвечает Келин и сама пугается своей смелости.

— Действительно, — подтверждаю я. — Сельва словно играла с нами. Как котенок, который, если и покажет коготки, то совсем маленькие и не опасные. Может, она чувствовала, что мы не способны причинить ей вреда?

— Ерунда! — рубит воздух ладонью капрал. — Вы же сами говорили, что сельва и не замечает присутствия человека.

— Зато она очень хорошо чувствует результаты его присутствия. Сельва намного сложнее всего, что мы можем думать о ней.

— И все же слишком много совпадений, чтобы не заподозрить в этом какой-то смысл, — неожиданно поддерживает меня Арвин. — Джунгли бесконечные, но мы все почему-то приходим в одно место.

— Ну мы-то не сами сюда пришли, — отвечает Келин. — Скорее нас с Буфи сюда привели.

— Кто же это? — не верит капрал.

— Он, — указываю на старика, колдующего над лесными травами и цветами. — Пчелы нашли нас, а он привел.

Словно на зов, прилетает огромная мохнатая пчела и, покружив над нашими головами, садится на плечо старика.

— Пчелы у него вроде сторожевых собак или помощников. Когда они прижали нас к земле, я подумала, что сельва приготовила для нас самую мучительную смерть, — Келин передергивает плечами, а затем заразительно смеется. Я смотрю на нее и тоже не могу сдержать улыбки. Даже суровый капрал добродушно качает головой и хлопает себя по коленям.

— Зачем же ему понадобилось вести вас к хижине? — спрашивает Арвин, безмерно удивленный рассказом Келин.

— Можно только гадать.

— Может, ему просто одиноко? — робко спрашивает Келин, — Глиняные человечки не заменят живых людей.

— Похоже, Келин отчасти права, — подтверждаю я. — Конечно, дело не совсем в одиночестве, но пчелы старика определенно «натасканы» на людей, терпящих в сельве бедствие.

Арвин и капрал непонимающе смотрят на меня.

— Дело в том, что неделю назад они привели сюда еще одного человека…

Пихра поднимается и берет в руки автомат.

— Где он?

— Отложите автомат, капрал, — говорю я. — Он вам не понадобится.

Арвин тоже с трудом встает.

— Ведите, — говорит он, опираясь на палку.

Прохожу в дальний угол и приподнимаю циновку. На лежанке из травы и листьев разметался человек огромного роста. Широкие плечи, могучий, оплетенный мускулами торс, короткие светлые волосы. На руках — следы недавнего страшного ожога.

Капрал вздрагивает и пристально смотрит на Арвина. Тот согласно кивает и говорит:

— Да, это тот верзила, что сумел уйти из засады.

Какая засада? О чем они говорят? Значит, Пихра и Най знают человека с ожогом?

Хочу спросить об этом, но Арвин, будто почувствовав, поднимает руку и говорит:

— Не надо вопросов, Буфи.

Он говорит это чуть громче, и раненый просыпается. Он видит Ная, капрала, дуло автомата и испуганно вжимается в лежанку. В глазах его — ужас и ненависть.

— Не надо пугаться, — говорю я, давая знак Арвину удалиться. — Никто не причинит вам вреда.

Раненый вновь погружается в забытье.

Укрываю его остатками защитного комбинезона и выхожу, опустив циновку.

Арвин и Пихра подкрепляются фруктами. Келин идет проведать старика.

— Это хорошо, что вы пришли сюда, — говорю я, присаживаясь в углу.

Най и капрал замирают и поворачиваются ко мне. Они давно забыли, что кто-то может радоваться их приходу.

Как же они все-таки изменились! Для себя они менялись медленно, незаметно, но, не видя их больше трех недель, Буфи Илм может оценить эту резкую перемену.

— Что же вы с Келин решили делать дальше? — спрашивает Пихра, чтобы сгладить возникшую неловкость. — Как будете выбираться к поселку?

— Мы решили остаться здесь, — говорю я и вижу, как вытягиваются лица Арвина и капрала. — Не удивляйтесь. Что хорошего ждет нас в поселке? Или даже на Эсте? Здесь же мы впервые почувствовали себя свободными. От всего: денег, условностей общественного положения, несправедливости. Может, в таких хижинах и вырастет настоящий народ Ферры. Пчелы приведут новых несчастных, которые й создадут новое общество, и в нем не будет подлецов и завистников. Они не будут бояться сельвы, потому что сельва перестанет бояться их. Они не смогут делать больно друг другу, потому что сами много раз испытывали боль. Когда же нас станет много, тогда мы пойдем к поселку, чтобы бороться о тем, что превратило сельву в свалку. В свалку человеческих душ!