Барин-Шабарин 3 - Денис Старый

Однако, Российская империя нынешняя — это не про товарное производство. Кроме того, здесь процветает кумовство, статусность, чуть ли не местничество, ну или отголосок этого явления позапрошлого века. Нынче тот же самый товар, пусть даже и худшего качества, скорее купят у человека знатного, чем на заводе. Так что Луганский завод просто не выдерживает конкуренции с тем же самым графом Бобринским. Любой помещик будет покупать именно у графа плуги, косы, всё, что необходимо для сельского хозяйства, чтобы, так сказать, засвидетельствовать ему свое почтение. А кому свидетельствовать это самое почтение на заводе? Правильно, особо некому. Так что и покупать заводское не нужно.

— Простите, но вот это не жизнеспособно. Не хотелось бы обидеть создателя подобного револьвера, но такие большие барабаны ни к чему, — сказал Фолькнер, указывая на двенадцатиразрядный револьвер.

Я не знал, кто создал подобное оружие, просто получилось по случаю найти двенадцатиразрядный револьвер в Екатеринославе, естественно, купил. Нужно же знать, куда оружейная мысль может занести, в какую яму. Я знал, что в истории были вполне себе компактные револьверы с двенадцатью зарядами. Если правильно помню, то подобный револьвер был или будет придуман изобретателем Джоном Вальхом. Там была сложная система подачи патронов, которую нам осмысливать даже нет резона. Зачем максимально усложнять конструкцию, если нужно производить много, качественно и понятно? Тем более, что стоить такое оружие будет очень дорого и оттого сложнее продаваться. Да и пружины… Опять они, эти чертовы пружины!

— А что скажете насчёт этого револьвера? — спросил я, указывая на оружие, которое, конечно же, украл у Смит и Вессон, но они об этом даже не догадываются, потому как, насколько я помню, до их изобретения ещё относительно далеко.

— Он представляет интерес. Знаете, я совершал попытки наладить производство револьверов на Луганском заводе, но мне ударили по рукам, а также это оказывалось слишком дорого и сложно. Нам нужно было некоторые детали осваивать заново, с пружинами так и вовсе не мог придумать, что делать. Да и патенты… Я говорил об этом, — сказал Фёдор Иванович, взял в руки револьвер, начал его крутить, разбирать.

— Вы любите оружие? — с нотками удивления спросил я.

Всё же управляющий Луганским заводом никогда не служил в армии, да, и насколько я знаю, не отличался буйным нравом, чтобы готовить постоянно себя к дуэлям.

— Нет, я не люблю оружие, в том привычном, вероятно, для вас понимании. Я лишь нахожу в оружии некое совершенство, грацию, ведь именно в него люди вкладывают большую часть своей фантазии, энергии. Так что, я люблю оружие, как творение искусства, — сказал Федор Иванович, пристально рассматривая мой револьвер.

А он ещё и философ!

— Так что, сие творение достойное? — спросил я по прошествии уже минут десяти, как управляющая изучал именно мой револьвер.

— Безусловно. Вот смотрю, и поражаюсь, ведь мы в России тоже можем и должны выпускать подобное оружие. А всё производится в Англии или во Франции, в Бельгии ещё могут хорошие пистолеты делать. Вот, кто изобрёл подобный револьвер? Вы знаете? — с неким раздражением говорил Фёдор Иванович. — Уверен, что европеец. Потому как у нас просто не дают их производить.

— Я, — нарочито спокойно, тихо, произнёс я. — Это конструкция моя.

— Вы? — не веря спросил Фёдор Иванович.

— Не нужно пробовать оскорблять меня неверием. Да, это мой револьвер. Я его начертил. Мастер, который ушел некогда с вашего завода, большую часть выточил детали револьвера. Пружины заказывали на Тульском заводе. Конструкция не защищена никаким патентом. Но это не Кольт, это оружие новое, — сказал я, наконец, рассмотрев стабильный огонь в глазах управляющего Луганским заводом.

— А ну-ка, сударь, давайте нынче поподробнее, с чем вы ко мне прибыли. Я слушаю вас предельно внимательно! — сказал Фёдор Иванович Фолькнер, подобрался, даже положил лист бумаги, пододвинул к себе чернильницу.

Вот, наконец-то, и начался предметный разговор, именно за коим я приехал в Луганск. Наверное, прежде чем появилось всё остальное моё тело, в кабинет должна была ворваться рука, в которой был бы револьвер, чтобы разговор с первых слов пошёл в нужном русле.

Но пока что я только в общих чертах собирался посвящать в свои планы управляющего. Нужно было бы понять и настрой Федора Ивановича, наличие у него желания изменять завод.

Луганский завод — это лишь общее название. На самом деле, это огромный комплекс различных предприятий. Здесь и два кирпичных завода, и угледобывающие шахты, лесопилки, мельницы, заводская школа, лазарет. Ну, и, конечно, производственные цеха и домны. По сути, — не завод, а город-завод.

Если разобраться в том, какую огромную номенклатуру товаров производит Луганский завод, то у меня, конечно же, возникал серьёзный вопрос, почему завод всё ещё нерентабельный? Косы, пилы, топоры, остальной сельскохозяйственный инвентарь, ножи, пробовали здесь изготовлять и паровые машины.

Более того, это мне было известно из послезнания, и подтвердил сам управляющий заводом, в Луганске был построен полностью металлический пароход [реальный факт]. Кстати, его так никто и не купил, что стало одной из статей в графе убытков завода. Флотские отказались от такого подарка судьбы, ещё бы разобраться, почему именно. Да и купцам цельнометаллический корабль был абсолютно не нужен. Зачем? Если они неохотно покупали даже деревянные пароходы.

И тут сыграла злую шутку бюрократическая коррупционная система. Фёдор Иванович рассказал мне, что он писал письмо самому императору в надежде, что Его Величество захочет купить такой пароход себе, пусть даже в качестве игрушки. Но письмо до императора не дошло, кем и когда оно было перехвачено, естественно, управляющий не знал.

— А в каком состоянии нынче этот пароход? — спросил я заинтересовавшись.

Фёдор Иванович махнул рукой, а мосле «махнул» и рюмку водки.

Мы обедали, причём, стол у Фелькнера был достаточно простой, без намека на изыски, что меня не смущало, но говорило о том, как и всё убранство дома управляющего Луганским заводом, что он явно не входит в когорту богатых людей России. Вареная говядина, пшенная каша, огурцы соленые, да моченые яблоки. Ну и хлеб. Как-то скудно, но сам управляющий объяснял, что привык с малых лет и редко изменяет вкусовым предпочтениям.

— Ржавеет наш пароход, — после продолжительной паузы, в ходе которой Фёдор Иванович успел выпить еще одну рюмку водки и снова ее наполнить, с сожалением в голосе, сказал управляющий.

Фёдор Иванович Фелькнер был немцем по происхождению, в чём он сам признался, но