Судьба и книги Артема Веселого - Гайра Веселая

«Главная заслуга Артема Веселого в том, что ему удалось создать образ „простонародной революции“. В его книгах читателю открывается взбаламученный мир массовой жизни, где постепенно и неуклонно проступают очертания новых общественных отношений, новой государственности — открывается, следовательно, не только панорама грандиозной ломки, но и перспектива созидания. Темпераментно и правдиво рассказывая о далеком прошлом и о выстраданной народом революционной нови — обо всем воспринятом, понятом, перечувствованном, писатель обрел свой голос, свою интонацию, нашел те единственные, насущно необходимые в художественном творчестве слова, которые до него никем еще не были найдены, никем еще не были произнесены» 7.

В конце 1988 года из «Нового мира» нам переслали письмо читателя:

«Впервые книга Артема Веселого „Россия, кровью умытая“ попала мне в руки в 1981 году и стала одной из моих самых любимых. К ней я обращаюсь вновь и вновь. За это время я пока не встречал произведения о гражданской войне, равного по силе воздействия. Необыкновенная, какая-то ритмизованная проза в сочетании с правдивостью и реализмом изображаемых событий, глубиной характеров и страстей — все это просто потрясает. Прочитав книгу в первый раз, я понял — в этом произведении звучит та самая блоковская „музыка революции“, что и в „Двенадцати“. Других произведений, проникнутых этой музыкой до такой степени, я не встречал. Представить и понять людей, их поступки и события тех бурных лет без книг Артема Веселого невозможно.

12.11.88

г. Горький

Сергей Василенко — рабочий-электромеханик, студент-заочник истфака. 25 лет» 8.

«ГУЛЯЙ ВОЛГА»

Осенью 1926 года, продолжая работать над «Россией…» Артем Веселый задумывает исторический роман о присоединении Сибири к Московскому государству.

Обращение писателя к событиям XVI века не было, как это может показаться на первый взгляд, чем-то неожиданным.

Я взялся за эту тему, помня великолепное выражение Анатоля Франса, что только рабы не помнят своей истории, — говорил Артем Веселый. — А класс победившего пролетариата должен знать свою историю, историю своей страны не только с пятого или семнадцатого года 1.

В сентябре 1935 года, выступая на литобъединении журнала «Смена», с рассказом об истории создания «Гуляй Волги», Артем Веселый сказал:

Разин, Пугачев — большая дорога народных движений; Ярмак — глухая тропа.

Название романа автор объяснял так:

«Гуляй Волга» — это великая река, выходящая из берегов, разливающаяся на просторе, это Россия, продвигающаяся на восток, к новым землям и рынкам. Считаю — удачное, богатое название 2.

Об имени героя. Некоторые исследователи считают, что Ермак не имя, а прозвище, так, мол, на Волге называют артельный котел. Но при прозвище не употребляется отчество: уж на что, кажется, прикипело к царю Ивану IV прозвище «Грозный», однако не называют же его Грозный Васильевич, в то время как Ермак — Ермак Тимофеевич. В «Словаре русских имен» указывается, что Ермак — «разговорная форма имени Ермолай». Имя «Ярмак» встречается в одной летописи, а также в некоторых народных исторических песнях. Видимо, оно принято Артемом Веселым как более звучное.

В народной памяти Ермак — один из любимых героев, он опоэтизирован в русских исторических песнях, в которых рисуется как атаман вольных казаков, человек бесстрашный, умный, решительный, совершающий героические подвиги.

В XVIII–XIX вв. предпринималось немало попыток изобразить Ермака в художественной литературе, Артем Веселый считал, что они не удались. В «Литературных додарках» к роману он привел несколько примеров того, «что и как писали о Ярмаке».

Исключение составляет дума К. Ф. Рылеева «Смерть Ермака», которая в народной переделке — «Ревела, буря, дождь шумел» — сделалась популярной песней. На эту песню Артем Веселый ссылается как на первооснову замысла «Гуляй Волги». Однако, как рассказывал он, выступая в 1935 году на литобъединении журнала «Смена», вскоре ему стало ясно, что «по строкам песни далеко не уйти».

Нужно было по-настоящему осмыслить, изучить историю, выяснить роль казачества в событиях той эпохи, роль феодалов Московской Руси, купечества, Ивана Грозного, и т. д.

Первые книги, первые восторги…

Год работы не дал заметных результатов. Голова вспухла от прочитанного, хоть обруч наколачивай.

И тогда подумалось мне: одних книг и документов мало.

Весною 1927 года еду на Урал, на Чусовую. Покупаю на Ревдинском заводе рыбачью лодку и плыву вниз, рыская жадным глазом по мощно-красивым берегам, коими когда-то владели купцы и промышленники Строгановы.

В плане впечатлений и образов Чусовая, Кама, Волга дали много.

Отсюда я вывез первые настоящие строки, слова, краски.

Проплыл на лодке к Каспию, в камышах стрелял уток и лебедей, слушал сказки рыбаков, коптился в дыму костров, радовался зорям и, как скряга, навздевывал на крепкую нитку своей памяти слова и словечки, обороты какие-нибудь особенные, отдельные фразы, метафоры.

Осенью — опять за книги.

Чем дальше шла работа, тем больше и больше множились трудности […]

У меня накопилось с пуд выписок, в которых к концу второго года работы я окончательно запутался, махнул на все рукой, забрал ружье, старые сети и поехал в Сибирь: необходимо было посмотреть на месте кара-киргиз, табаринских татар, рыбаков и охотников тайги и тундры, коней, верблюдов, собак… Поехал с весьма ограниченными средствами, понадеявшись на твердость руки и меткость глаза.

Планы были грандиозные — проплыть с парусом от китайской границы (через всю Сибирь) до Ледовитого океана.

На озере Зайсан купил у рыбака лодку и поплыл, не разузнав толком про свойства коварных сибирских ветров.

Мыс Песчаный. До одного берега верст тридцать, до другого все сорок; буря с градом и снегом; мачта вырвана с корнем, парус за бортом, одно весло ломается, другое смыло волной… За борт летят постель, одежда, продукты. Четырнадцать часов лодку гоняет по озеру и, наконец, прибивает в юго-восточный угол, к устью реки Комарухи. Встреча с кочевым племенем монголов.

Через несколько дней, оправившись после катастрофы, из Зайсана выплываю в Иртыш.

Казачьи станицы, села кержаков. Записаны две сказки, песня, много частушек. Нанесены, наконец-то, на бумагу первые пять страничек будущей книги […]