Зов любви - Ги Де Кар

Хадиджа уже не нуждалась в уроках французского языка, тогда как Ален, напротив, очень любил открывать все новые тайны арабского. Под влиянием своей учительницы он быстро овладел достаточным словарным запасом и даже в обиходе использовал арабские выражения. Так свою машину он называл по-арабски «кархаба». Даже горничная, которая давно была в его услужении, постепенно перестала называть его «месье», и говорила по-арабски «сир», а его подругу «санда» вместо того, чтобы называть ее «мадам».

Интерьер и украшения квартиры постепенно приобрели восточный колорит. Больше стало ковров и подушек, на которых Хадиджа могла усесться, сложив ноги; повсюду появились предметы, которые обычно находятся в арабских домах. Со стороны было бы странно видеть, как эта молодая женщина любит сидеть со скрещенными ногами на ковре у ног своего мужчины, на которого она преданно смотрит, как влюбленная рабыня на своего хозяина. И тогда Ален говорил:

– Когда ты так сидишь, то мне кажется, что я восточный принц, который только привел тебя с базара, купив у работорговца.

Она отвечала:

– В этом есть, наверное, доля правды, дорогой мой. Неужели ты не выкупил бы меня у этого Люсьена, если бы это было необходимо? Впрочем, это был единственный раз этого первого счастливого года, когда имя сутенера снова возникло в разговоре. Несмотря на угрозы в последние минуты их встречи, он ничем не напомнил о себе и совершенно как-то исчез из их жизни.

Этот счастливый период их взаимной любви, обоюдного внимания и радости был отмечен несколькими путешествиями. Во время рождественских праздников Ален решил приобщить Хадиджу к зимнему спорту. Но для девушки, выросшей под ласковым, средиземноморским солнцем, это показалось неинтересным и даже вызвало определенное противодействие. Она попросила побыстрее уехать, ей надоела лыжня, многочисленные толпы людей, которые заполняли все модные в то время санатории и дома отдыха. Она упросила его вернуться в Париж.

Девушке не понравилось пребывание под солнечным небом Испании. Несмотря на то, что они поехали во время святой недели и пасхальных праздников, андалузские танцы, музыка не вызвали никакого интереса у Хадиджи. Кроме того, Ален понял, до какой степени арабы презирают испанцев и наоборот. Ему показалось, что арабы не могут простить испанцам того, что для своих мелодий фламенко они используют некоторые ностальгические мелодии арабов, которые исходят как бы из самых призывов муллы с высоты мечети. А испанцы, в свою очередь, продолжают упрекать арабов за то, что несмотря на века, которые прошли, на их земле остались грандиозные монументы и целые города, которые свидетельствовали о расцвете арабской цивилизации.

И хотя, на первый взгляд, казалось, что для Хадиджи под южным испанским небом хорошо и это окружение чем-то напоминает «Тысячу и одну ночь», ей не понравилось – очень многое напоминало об извечной борьбе между исламом и христианством. Поэтому она вскоре попросила Алена вернуться в Париж. В сентябре они провели какое-то время на Лазурном берегу, цвета и очарование которого могут соблазнить любого человека, но когда пришло время уезжать, она без сожаления покинула эти места и вернулась с Аленом домой.

В октябре между ними возникли ссоры. Ален очень любил охоту и все выходные дни посвящал этому времяпрепровождению, которое считал чуть ли не искусством. Хадиджа считала охоту убийством, занятием грубым и недостойным благородного человека. Алену пришлось отказаться от своего любимого спорта в пользу той женщины, которой он все больше и больше уделял внимания.

Что бы они ни делали и где бы ни были – всегда спешили домой, считая, что лучше всего и уютнее дома. Им нравилось уединение и они никого не допускали к себе. Они не искали компании, чтобы провести время, любовь и богатое воображение Хадиджи заполняли все их существование. Казалось непонятным, как эта женщина могла жить настолько обособленно, заполняя все свое существование эгоистическим счастьем и в то же время стараясь наполнить жизнь любимого человека, предпочитая весь мир своему маленькому уголку на диване или находиться у ног своего любимого мужчины. Вместе с тем, нельзя было назвать ее и домоседкой, которая не видела ничего кроме четырех стен. Когда Ален приходил, она рассказывала ему истории, когда он был на работе, она занималась тем, что разыскивала и сочиняла новые сказки, истории, часто что-то узнавала, читала новое, чтобы вечером рассказать и доставить удовольствие любимому Алену.

Для нее это было одним из проявлений и свидетельств ее страстной любви к светловолосому атлету, которого она боготворила.

Таким образом прошел год и оба поняли, что это был самый короткий и. самый богатый период их существования.

В комнате с глициниями они сделали то, что считали необходимым после первого этапа их совместной жизни: пересмотрели все события.

Впрочем, они все прекрасно помнили и откровенно и честно вспоминали события, которые произошли с того вечера в дансинге в гостинице «Кларидж», а также обо всех поездках и путешествиях в снежные горы, и к морю, на солнечный берег.

– Дорогая, хочешь еще шампанского? Это ведь «Перье-Жуэ».

– С удовольствием. Мы с тобой его заслуживаем после этих воспоминаний. Хорошо, что все вспомнили, очень полезно, как ты говоришь, расставить все точки над «i». Теперь мы чувствуем, что наши сердца свободны, и можем начать новый год, который для нас начинается сегодня, пятого октября, Ты не думаешь, что следующий год будет таким же прекрасным, как и тот, что закончился?

Ален произнес задумчиво:

– Все-таки мне кажется, что он должен быть лучше, ведь любое богатство, которое не увеличивается – уменьшается. Так и любовь: если она не растет, значит, она прекращается.

Он начал ее раздевать. На этот раз он сумел придать этому столько нежности, чувства, ласки, что казалось, даже в ту первую ночь, триста шестьдесят пять ночей тому, все было не так прекрасно и чудесно, как в этот вечер. Это было похоже на священный ритуал, его движения напоминали действия какого-то мага или священнослужителя, который медленно обнажает прекрасное тело, чтобы погрузить его в бездонное море любви. Комнату объяла тишина, пришедшая на смену милым воспоминаниям. Наступили чудесные мгновения, когда их воспоминания, обновленные и ставшие ярче, выражались уже не словами, а гимном сердец, сливавшихся в одну прекрасную мелодию любви.

Он и она теперь были одним-единственным существом.

Рано на рассвете они покинули гостиницу. Расставаясь с любезным стариком, Ален приветливо произнес свою обычную фразу. Он чувствовал себя увереннее и сильнее, жизнь казалась ему легкой, приятной, радостной. Везде их ожидало счастье: дома, на улице, в городе, где бы они ни были.