Шарф Айседоры - Мария Брикер

Другое дело – подставы! Да еще такие высококлассные. Филю сам факт того, что он просек аферу, – заводил. Смысла аферы Панкратов пока не понимал, но собирался обязательно докопаться до сути, а потом выдать статейку на тему, которая, несомненно, сделает Панкратова мега-звездой. Заказчики, правда, просили его только отследить все перемещения Копыловой, собрать инфу об отдыхе и контактах безнес-леди, но упускать шансы сделать себе громкое имя на скандале Филипп не собирался, ведь совершенно очевидно, что без участия режиссера Варламова здесь не обошлось. Филипп режиссера засек, когда рано утром Иван Аркадьевич заходил в номер Копыловой. Сначала Филипп удивился, решив, что Варламов ухитрился закрутить стремительный роман и бегает от своей дамы к другой, но режиссер пробыл в номере всего две минуты. Потом Панкратова осенило, и он понял, в чем тут дело. Молодец, Филипп, похвалил себя Панкратов и вновь недовольно посмотрел на часы. Ну и где же его суперприз? Красавица не торопилась порадовать его своим присутствием, и это сильно напрягало – он прилично опьянел, и механизм его мог дать сбой в самый ответственный момент. Зря, зря он выжрал столько виски, подумал Филя и с грохотом поставил пустую бутылку на стол. Подумал и аккуратно переставил емкость на пол, вспомнив примету, что пустая бутылка на столе – к покойнику.

За дверью послышалось какое-то шуршание, и ручка пару раз дернулась.

– А вот и мой суперприз! – оживился Панкратов, понюхал подмышку и гостеприимно распахнул дверь. – Радость моя пришла, – пьяно улыбнулся Филя, оглядел гостью с ног до головы и испытал волнение в штанах: закрытая белоснежная ночнушка до пола с застегнутыми на груди пуговками мгновенно привела его плоть в боевую готовность. В женщинах он всегда любил этакую таинственность. – Что стоишь, как не родная, рыба моя? Проходи, не стесняйся, – Панкратов схватил гостью за руку и втянул в номер. – Тю, солнышко, да ты никак обкурилась? Ай, ай, ай, – глядя в остекленевшие глаза гостьи, покачал он головой, – Ну ладно, я тебя прощаю, Ксюшенка. Или ты не Ксюшенька? – игриво спросил Филя и легонько шлепнул гостью по попке. – Давай-ка, докажи мне, что ты – Ксюшенька Копылова, чтобы завтра, по приезде в Москву, у меня случилась амнезия.

Ксюшенька ничего не ответила и пошла по направлению к спальне. Панкратов, срывая с себя рубашку и выпрыгнув из штанов, устремился следом, по дороге погасив свет, чтобы не видеть лица Ксюшеньки, которое без макияжа его совсем не радовало – даже после выпитой бутылки виски.

Ксюшенька легла на кровать и притихла. Панкратов снял исподнее, влез на ложе любви, нащупал в темноте вожделенное тело, подполз поближе и чмокнул Ксюшеньку в шейку.

– Нах… – сказала Ксюшенька басом и перевернулась на бок, к Филе спиной. Панкратов завелся еще сильнее, придвинулся ближе и, покусывая Ксюшенькино плечико, дрожащей рукой начал торопливо расстегнул пуговки на ночнушке. Наконец путь к бутонам страсти был открыт, Филя сунул руку Ксюшеньке за пазуху и столкнулся с новой преградой. Бюстгальтер словно приклеился к телу. К счастью, застежка располагались спереди. Изловчившись, Панкратов ее расстегнул.

– А ларчик просто открывался, – с придыханием сказал Филя, в этот момент Ксюшенька резко повернулась на спину, а ее грудь осталась у Панкратова в ладони. – Что это такое? – ошарашенно спросил Филя, включил свет и заорал во все горло.

Левон открыл глаза: на его постели сидел голый Панкратов и орал во всю пасть.

– Ах ты, падла! – сказала Лева и сунул Филе по челюсти. Панкратов свалился на пол, Минасян спрыгнул с кровати, схватил Панкратова за волосы и вышвырнул его за дверь. – Чтобы я тебя здесь не видела больше, извращенец грязный, – сказал Лева и с чувством полного удовлетворения вернулся в спальню. Стены вдруг закачались. Левон ошарашенно огляделся. – Ё-мое! – выругался Лева и стукнул себя по лбу: он выкинул Панкратова из его собственного номера! Минасян бросился к двери, чтобы впустить голого журналюгу обратно.

Панкратов лежал в коридоре на полу, глаза его были открыты, из его груди торчал нож, а в руке был зажат силиконовый имплантат. Секунду Лева в полном шоке смотрел на убитого, не понимая, что делать. Поскуливая от ужаса, нагнулся, чтобы забрать улику, – руку убитого свела судорога.

– Отдай сиську, сволочь, – пытаясь разжать пальцы Панкратова, уговаривал Минасян. – Отдай сиську!

Рядом послышался скрежет отпираемой двери, Минасян с силой дернул имплантат, пальцы убитого разжались, и Лева кубарем завалился обратно в номер Панкратова. Он успел закрыть дверь ногой прежде, чем в коридоре раздался дикий крик. Захлопали двери других номеров.

Минасян сунул имплантат в лифчик и забегал по комнатам.

Господи, как же он здесь оказался! Номер Платонова располагался на той же линии, что и его, через один, после номера Варламова. Наверное, ночью у него случился очередной приступ сомнамбулического сна, он пошел гулять по коридору, а потом перепутал двери и оказался у Панкратова в гостях. Какой ужас! Ужас! Где же был этот подлый режиссер? Почему не привязал его к кровати? Все пропало! Все кончено! Труп обнаружили, скоро сюда явится полиция, его схватят и посадят за убийство. За убийство, которое он не совершал! Лева выбежал на балкон. Босые ноги жгло от снега, ночная рубашка раздувалась от ветра парусом. Он перелез через перила на соседний балкон, но понял, что дальше перелезать никуда не в состоянии – тело одеревенело от холода и не подчинялось. Да и куда лезть, если балконная дверь в его номер заперта, а ключей от входной двери у него нет. Вот и все, усмехнулся Левон, сполз по стеклу на снег, обхватил колени руками и истерично расхохотался.

Балконная дверь открылась.

– С Новым годом, – простучал зубами Минасян.

– Что ты тут делаешь, идиот? – спросил Варламов, беспокойно оглядываясь.

– Гуляю, – икнул Лева.

– Иди отсюда!

– Не могу, я, кажется, примерз, – доложил Минасян.

Варламов схватил Минасяна за шкирку, втащил в номер и распахнул шкаф. – Полезай, быстро, – скомандовал Иван Аркадьевич и втолкнул Левона в темное пыльное нутро.

Хлопнула входная дверь.

– Вань, зачем ты холод в номер напустил? – спросила Зотова и поежилась.

– Душно было. Немножко проветрил, – прочирикал Варламов. – Что там случилось? – лениво поинтересовался он.

– Я как чувствовала с утра, что произойдет какая-то неприятность. Представляешь, журналиста зарезали, – сообщила Елена Петровна. – Слава богу, не в мое дежурство, – пошутила она, села обратно к столу и вытянула руку, любуясь новым подарком Варламова. Пожалуй, это была самая волшебная ночь в ее жизни. Сразу после полуночи Иван Аркадьевич снова сделал ей предложение и вручил бархатную коробочку. Внутри лежало удивительной красоты старинное кольцо с бриллиантом. Конечно же, она ответила «да»! Потом они кушали фирменные тирольские блюда, пили поостывший глинтвейн, беседовали, смотрели телевизор. Если бы еще Варламов не вел себя весь вечер, как неврастеник, постоянно вскакивая с места и бегая по номеру туда-сюда, совсем все было бы хорошо.

– Ну, я жду, – Елена Петровна нежно посмотрела на Ивана Аркадьевича и взяла бокал с шампанским. – В чем ты хотел мне признаться?

– Я хотел тебе сказать, Лена… – Варламов замялся, пряча от нее глаза. Елена Петровна замерла, сердце ее затрепетало от волнения. – Я хотел сказать… Что… – досказать Варламов не успел, из шкафа послышался громкий чих. Елена Петровна с недоумением посмотрела на Ивана Аркадьевича, потом на шкаф, поднялась и распахнула двери. Из шкафа вылез человек в белой ночной рубашке и снова громко чихнул.

– Будьте здоровы, Левон Давидович Минасян, – сказала Елена Петровна, села на кровать и расхохоталась. Она хохотала и не могла остановиться, слезы катились из глаз, размазывая тушь и пудру. Варламов принес ей воды, она сделала два глотка и вновь расхохоталась, уронив стакан на пол. Пожалуй, в такое идиотское положение она не попадала ни разу в жизни: пока прокуратура и уголовный розыск пытался отловить Минасяна в Москве, он спокойно жил вместе с ней в одном отеле, мало того, в соседнем номере! Вот куда шастал Варламов с утра пораньше. Сволочь! Истерика неожиданно стихла. Зотова стянула с пальца кольцо, вложила его Варламову в ладонь и отвесила режиссеру смачную пощечину.

– Лена, ну выслушай меня! – Варламов вился вокруг Зотовой, одно его ухо существенно отличалось по цвету от другого и опухло. За окном уже рассвело, солнце разлилось по горам, лезло в комнату.

– Не надо мне ничего объяснять, Иван Аркадьевич, – усмехнулась Зотова, сложила вещи в чемодан, оставив на вешалках подарки Варламова, села на кровать и посмотрела на часы. Через полчаса за ней должна была прийти машина, чтобы доставить ее с Минасяном в аэропорт. Повезло, билеты удалось обменять легко, желающих совершать полеты первого января оказалось немного.