Экземпляр - Юлия Купор

от испуга. Костя своими глазами видел, как ее светлая кожа покрылась мурашками. В руках госпожа Сара держала увесистую папку, похожую на досье из криминальных фильмов.

— О Дейзи, звезда моя, — произнесла Сара и улыбнулась.

Это была очень-очень зловещая улыбка. Да что с этой женщиной не так? Полноте, а человек ли она? В этом аду ничему не приходилось удивляться.

— Слушаю, — дрогнувшим голоском произнесла Дейзи.

Косте стало ее бесконечно жаль. А главное, он не понимал, почему эта Сара на нее так взъелась. Вероятнее всего, так она общается со всеми, кого считает слабее… то есть со всеми.

— Я смотрю, ты времени зря не теряешь, — заметила Сара, теперь уничижительного взгляда удостоился Костя. — Я вам, очевидно, помешала.

— Сара, а обязательно было появляться именно сейчас? — Дейзины хрупкие плечики подрагивали от возмущения, однако же она говорила спокойно.

— Мое белокурое дитя порока, я всегда, слышишь, всегда появляюсь вовремя.

Свободной рукой Сара задумчиво почесала подбородок, очевидно, обдумывая, какую бы еще гадость сказать. В том, что она планировала что-то мерзкое, сомневаться не приходилось.

— Что, понравился наш новенький? — без обиняков спросила Сара, начисто игнорируя тот факт, что «новенький» сидел тут и все слышал.

Для Сары как будто бы не существовало праздника, такая она была серьезная, но как-то же она попала не вечеринку, вот только непонятно, с какой целью, пока она только настроение портила. Она походила на конторскую служащую старого образца, чопорную и строгую.

— Уважаемая Сара… — любезно произнес Костя, но осекся, потому что не придумал продолжения, так эта фраза и повисла в воздухе.

— Константин, можете на меня так не пялиться. Да, в данный момент я нахожусь на службе, в отличие от вас, пришедших сюда повеселиться. У меня нет выходных дней и оплачиваемых отпусков. А еще постоянно штрафуют за отказ от ношения повязки.

Боги, что же это за служба такая, удивился Костя. Наверное, у нее хорошая зарплата, раз она заявилась на вечеринку к аццкому сотоне да еще и права качает. Эх, пожаловаться бы на нее.

— Дейзи, — продолжила Сара, — брильянт моего сердца. Возможно, находясь в эйфории и будучи увлеченной этим прекрасным молодым человеком, ты начала идеализировать прекрасный образ, и… Да черт с тобой, ты все равно не поймешь. В этой папке содержится досье на господина Григорьева. Советую с ним ознакомиться, а потом делать выводы — такой ли уж зайка твой новый знакомый. Но сперва, конечно, пусть сам Григорьев изучит это досье.

— Да что здесь может быть такого? — спросил Костя, забрав у Сары тяжеленную папку и пристроив к себе на колени. — Ох, черт! Вы там издеваетесь, что ли?

Фотография из выпускного альбома — та самая фотография, которую Костя так ненавидел. Он начал неспешно листать досье, оказавшееся на удивление скучным. Детский сад. Школа, первый класс. Надо же, какой лялечка. Куртку мама купила, бежевую, а батя сказал Еремеевым отдать, а то она как девчачья, и шапочка, шапочка эта дурацкая, с помпоном, которую мама отдать не разрешила. Отдельная глава про фрау Либерман — ну кто бы сомневался. Диана — двенадцатилетняя Диана Белогорская, дочь местного бандита, тогда еще тощая угловатая девочка со строгими чертами лица и высокомерным взглядом. Диана Анатольевна. Первый секс — однако, они и этому событию посвятили отдельную главу? Выпускной.

Екатеринбург. Университет. Ого, а вот про эту драку в клубе он забыл — скорешились с местными пацанами, а потом что-то не поделили и устроили мочилово прямо на танцполе, прямо под трек Бенни Бенасси, и мутузили друг друга, пока трек не закончился, и когда он закончился, не переставали друг друга мутузить, и Косте тогда сломали нос, Хабибулину сломали челюсть, а одному из залетных парней разбили губу, но потом девчонки подняли кипеж, начали визжать, и музыку даже остановили, и диджей вылез из-за пульта с криком: «Да вы там совсем охерели!» — и приехали менты, и всю оставшуюся ночь просидели в отделении милиции, а потом, уже под утро, те пацаны решили извиниться и даже предложили дружбу, но Костя и Хабибулин оказались гордыми и от предложенной дружбы отказались. Костя потом еще месяц ходил с гипсовой повязкой на носу, как после ринопластики.

Все эти сведения, порочащие и без того сомнительную Костину репутацию, хранились в этой увесистой папке. И тут Костя долистал до отдельного блока досье, озаглавленного как «04.06.2007».

— А, это я тогда уже в Воскресенск-33 вернулся, — вспомнил Костя.

Две тысячи седьмой был непростым годом — Костя его целиком не помнил, помнил отрывочно, фрагментарно, и возможно, память исказила какие-то факты, как это часто бывает при такой ретроспективе. В начале года батя купил себе «Анаконду». Ту самую «Тойоту», жизнерадостную, как сон шизофреника, цыплячье-желтого цвета. Эдакий металлический цветок. Вообще, в январе купить спортивную машину — до этого мог додуматься только батя.

— Скажи честно, — голос квадратной Сары звучал глухо, он доносился до Кости как будто издалека, возможно, из глубины веков, — ты притворяешься, что ничего не помнишь? Или на самом деле ничего не помнишь? Что случилось четвертого июня две тысячи седьмого года? Ну?

Сара эта была как плохой экзаменатор, который чуть ли не клещами тянет слова у нерадивого студента. Впрочем, Костя готов был дать голову на отсечение, что эта квадратная Сара могла бы взять настоящие, сделанные из металла, щипцы, и… ой… При этой мысли Костя невольно поежился. Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором возникла следующая картина: неяркий теплый закат, серая лента Соловьевского шоссе, разделительный барьер. Тот самый отбойник, в который и врезалась ослепительно-желтая «Тойота». И тут Костя даже подскочил со своего места. Ощущение было, будто на него вылили ушат ледяной воды. От этого руки затряслись и сердце в груди зашлось, как бешеное.

— Костя, скажи честно, — в голосе Сары прорезался металл, — кто был за рулем той злосчастной «Тойоты»?

Внезапно Костя ощутил такой приступ слабости, будто бы из него выкачали всю жизненную силу. На краткий миг потемнело в глазах. Впрочем, очень скоро изображение восстановилось. Очень-очень сильно захотелось пить — воздуха здесь было мало или же похмелье уже давало о себе знать.

— Я, — очень тихо, с трудом разлепляя спекшиеся губы, произнес Костя, и голос этот показался ему до странности чужим, будто это говорил диктор на радио или голос из озвучки любимого сериала.

— Кто устроил аварию на Соловьевском шоссе?

— Я устроил, — Костя говорил все тише и тише, он был точно воздушный шарик, из которого выкачивают воздух. — Это я виноват в гибели пассажира. Это я убил своего друга.

— Ты это вспомнил?

Костя не поднимал глаз,