Экземпляр - Юлия Купор

музыка звучала именно оттуда. Дейзи равнодушно пожала худенькими плечами. Костя пнул тяжелую дверь, пропустил Дейзи вперед, и вот они очутились в маленьком помещении, где освещена была только сцена, и на этой сцене стоял худой человек с гитарой и что-то вполголоса пел. Народу было совсем чуть-чуть, и все стояли возле сцены — слушали человека с гитарой. Линялые джинсы — впрочем, освещение могло как угодно исказить первоначальный цвет, — стоптанные найковские кроссовки, бесформенный джемпер. Волосы чуть ниже плеч, осветленные пряди. Костя не сразу, но узнал его. Это был тот самый Николай Сонин — без вести пропавшая уральская рок-звезда.

Все проблемы начались, когда в ад провели электричество…

Раньше проще было понять, где добро, а где зло, во сто крат.

Мефистофель и Фауст затеяли спор, рассуждая логически,

Цепенея от холода, стоя у мраморных врат.

Сонин пел тихо, будто бы и не было толпы людей перед сценой. Играл он — Костя только сейчас это понял — посредственно и временами фальшивил. Впрочем, это ничуть не мешало восприятию.

— Тебе это нравится? — удивленно спросила Дейзи.

Она явно не могла взять в толк, отчего это Костя так увлекся несимпатичным худым человеком, которые пел со сцены странные тексты, фальшиво подыгрывая себе на гитаре.

— Знаешь, а во мне еще есть что-то хорошее, — неожиданно для самого себя произнес Костя.

19

Сонин спел еще несколько песен, потом снял гитару каким-то уютным, очень бардовским жестом, попрощался со зрителями и сошел со сцены. Костя был впечатлен. Он так давно не был на концертах, что забыл почти это теплое ощущение родства с мирозданием, вызванное тем, что какой-то незнакомый всклокоченный человек с гитарой поет о тебе, и его неловкие, непричесанные песни знают тебя лучше, чем все твои якобы друзья. А Дейзи, эта заморская пайеточная Дейзи, так ничего и не поняла. Она поспешила увести Костю, у которого душа размякла, снова на шумный танцпол.

Лицо Дейзи, окрашенное цветомузыкой, становилось попеременно то сиреневым с уходом в синеву, то розовым, то белым. Цвета менялись с эпилептической интенсивностью, а музыка ритмичным набатом била по ушам. Играло что-то старенькое: быстрая походка и взгляд безумный, поэтому меня называют чугунный, быстраяпоходкаивзглядбезумный, чугунныйчугунныйчугунныйчугунный.

Костя так давно не был в клубах, что для него вся эта ослепительная круговерть показалась чем-то новым, неизведанным, как первый секс в кабинке туалета или как первый «Б52», ой, горячо, и как водка с «Рэдбуллом», и как пьяные драки на выходе из клуба (недалеко от универа был грязненький клубешник, возле которого все время дежурили скорая и милиция, и слава богу, что именно в этом клубе «Б52» не подавали, а то бы и для пожарных нашлась работа), и как треки Армина ван Бюрена, и как дежавю, и как будто все это когда-то уже было, но не с ним, не с Костей, по крайней мере, с другим Костей Григорьевым, Григорьевым, который жил и учился в большом городе и ездил на метро (вот тоже адское творение), и это все уже с кем-то было, и сейчас разрозненные картинки из прошлой жизни мелькали перед мысленным Костиным взором, как сумасшедшая мультипликация с канала «2×2», и никак не могли собраться в единый сюжет, и все мелькали, и мелькали, подсвечиваемые сиреневым с уходом в синеву, и розовым, и белым, как подсвечивалось лицо очаровательной Дейзи, про которую Костя, погрузившись в свои воспоминания, по правде говоря, забыл.

Дейзи, чтобы напомнить о себе, взяла Костю за руку своей холодной крохотной ладошкой, и от неожиданности — а может, от холода — он вздрогнул.

— Тебе надоело? Только честно? — Дейзин голос кое-как прорвался через помехи.

— Что надоело?

— Музыка.

— Да. Дейзи, милая. Пойдем отсюда.

И они ушли с танцпола и снова очутились в уютном предбанничке, где стоял плюшевый диванчик и пепельница была чистой, как слеза. Костя уже понимал, что сейчас произойдет. Легонечко Дейзи присела на край диванчика — Костя встал на одно колено перед ней, точно ущербный рыцарь перед порочной прекрасной дамой. Дейзи протянула к нему свои руки, миг — и он оказался в ароматном коконе, и начал уже целовать ее нежную кожу, и пора было уже избавляться от дурацкого платья.

Костя почувствовал такое сильное возбуждение, что даже испугался — такими темпами до секса не дойдет. Ситуация выходила из-под контроля, и вот уже мир перестал существовать, только нежная кожа Дейзи, и ее крохотная грудь (от платья избавились), и торчащие, как у анорексичной девочки-подростка, ключицы. И в тот самый момент, когда Костя, притянув к себе крохотную Дейзи, зашептал ей на ушко какую-то романтическую блажь, за его спиной раздался властный, очень резкий, почти металлический голос.

— Ах вот вы где!

20

Костя, пытаясь кое-как привести себя в порядок — застегнуть молнию, пригладить волосы, — все ж не мог перестать таращиться на странную даму, которая столь жестоким и бесцеремонным образом нарушила их с Дейзи уединение. Возбуждение спало, как будто его и не было. Костя даже и забыл, что пять минут назад у него была эрекция, которая мешала соображать. Дама уселась прямо на стеклянный столик и устремила на Костю пронзительный осуждающий взгляд. Этот взгляд заставил Костю почувствовать себя старшеклассником, которого родители застукали за просмотром порно.

— Меня зовут Сара.

— Сара, — как попугайчик, повторил за ней Костя.

Он пошарил по карманам и выудил на свет божий запечатанную пачку сигарет. Дрожащими пальцами снял прозрачную обертку, ухватившись за крохотный заусенец, и нервно закурил.

Никто бы не удивился, если б у этой Сары в руках были весы — такие, знаете, с подвесными тарелочками, которые раскачиваются туда-сюда, — настолько она выглядела как богиня Фемида, случайно попавшая в дружный коллектив со стабильной и перспективной работой. Эта Сара была до неприличия квадратной, будто ее проектировали штангенциркулем. Квадратное лицо с тяжелым подбородком (такие отчего-то называют упрямыми), тонкие, в ниточку, губы — это лицо словно бы стеснялось плавных линий. Глаза были спрятаны под очками с прямоугольной оправой. Светлые прямые волосы — одна прядь выбивалась из общего строя, но это только подчеркивало симметрию. И даже в одежде преобладала тотальная квадратность — пиджак с широкими плечами, как будто под пиджаком эта дама пыталась унести плазменную панель из ближайшего «Эльдорадо». А взгляд… О, что это был за взгляд! «Смотреть, как Белогорская», говорите?

Госпожа Сара взяла бы десяток белогорских из десяти — взгляд ее холодных глаз, да еще умноженный диоптриями, мог бы уничтожить базу повстанцев. Этим уничижительным взглядом квадратная Сара (Канцлер Сара, тут же прозвал ее Костя) посмотрела на Дейзи, которая буквально съежилась