Защитник для Веры - Ольга Дашкова

роняю ее на сидение. Срочно нужен свежий воздух, иначе меня стошнит. Тянусь рукой до переднего сидения, чтобы позвать и попросить остановиться.

— Послушайте, эй, мужчины, — голос слабый и еле слышен даже мне. Но, на удивление, один из похитителей поворачивается.

— О, очнулась наша крошка. Посмотри, Костян, она очнулась, — он толкает в бок водителя, тот заглядывает в зеркало дальнего вида, но меня не видит и тоже оборачивается.

Пробегается по мне взглядов, хмурит широкий лоб.

— Ты чем ее накачал, придурок? Она выглядит, как готовая вот-вот откинуться. Что мы спросим с трупа? Дебил.

— Можно остановить.

— Чего ты там говоришь, крошка?

— Остановите, пожалуйста, мне плохо.

— Костян, ей плохо, что делать?

— За что мне бог послал такого придурка как ты, Антоха? Вот ты реально дебил. Она сейчас тут все заблюет, и ты будешь отмывать машину, придурок.

Скрип тормозов, машина резко останавливается. Водитель выходит, открывается пассажирская дверь и меня, словно куль, вытаскивают на улицу. Свежий морозной воздух проникает в легкие, я жадно его вдыхаю, еле стою на ногах, облокотившись на открытую дверь.

— Да там всего было несколько капель, Костян. Она должна была вырубиться ненадолго, на пару минут всего. Кто ж знал, что ее так рубанет на час.

— Я сейчас тебя вырублю на пару часов, заткнись.

Тот, что Костян — высокий, жилистый в короткой потертой кожанке, не могу разглядеть его лицо, очень темно. Дышу, прикрыв глаза, стараюсь успокоить поднимающуюся изнутри панику. В голове миллион вопросов, а еще больше обиды на судьбу, за то, что она со мной опять так неласкова. А, может, это и не в судьбе дело, а во мне, я делаю все не так, живу не так.

То, что они не прячут лица — это уже очень плохо. Я не специалист, но детективы читала и смотрела. Если не прячут лица, значит, не боятся, что я опишу их, значит, меня просто не оставят в живых.

— Можно попить?

В руки всовывают открытую бутылку минералки, медленно пью, смотря по сторонам, но практически ничего не видно, пустая дорога, справа поле, слева редкий лес и ни одной проезжающей машины. Отдаю бутылку, вытирая связанными руками воду с губ.

— Что вам от меня надо?

— Разговоры потом, залезай обратно.

— Правда, что вы хотите? Денег? У меня есть немного, но часть дома, а другая у адвоката. Можем поехать, я скажу адрес.

— Костян, слышал? Деньги у нее есть, может, мы себе заберем?

Тот, что Антоха, крутился рядом, невысокого роста, щуплый, зыркал маленьким свинячими глазками. Постоянно курил, мерзко сплевывая. Меня снова передёрнуло от отвращения. А что, если они захотят меня изнасиловать? Если везут именно туда, где изнасилуют, и их будет не только двое.

Ледяной озноб прошиб все тело, я так и замерла, глядя на похитителей. Бежать было точно бессмысленно, звать на помощь — тем более. Кто может меня услышать в этой глуши, непонятно в какой стороне от города.

— Садись в машину. И не заставляй меня повторять тебе что-то по нескольку раз. Мне хватает одного недалекого придурка. С тобой возиться я не намерен.

Я послушно села обратно, к самому окну. Дверь захлопнулась, мужчины заняли свои места. Машина тронулась и понеслась по дороге, набирая скорость.

А, может, выпрыгнуть на ходу прямо из машины? Или, когда она остановится на светофоре или сбавит скорость на перекрестке. Но, как назло, не было ни одного светофора или перекрестка, за двадцать минут пути в неизвестность встретились лишь две фуры.

Нет, прыгать далеко не вариант. И не потому, что я боюсь, наверное, страх за свою жизнь меня покинул давно. Я боюсь того, что может случиться дальше. Если на самом деле случится насилие, как я его переживу? Вот сейчас, останови они машину, ночь, пустая дорога, двое крепких мужчин. Один держит, другой насилует. И ведь не хватит никаких сил для сопротивления. Господи, смогу ли я пережить это?

Ехали еще полчаса, фары осветили поворот и табличку на въезде «Губино». Таких Губино полно вокруг города. Остановились, больно дернув за связанные руки, ведут в дом. Заходим дальше так же молча, через пустые и заброшенные комнаты. Старая мебель, рваные занавески на окнах, одинокие лампочки под потолком.

— Ты сидишь здесь смирно и не дёргаешься. Ты меня поняла?

Тот, что Костян, достает раскладной нож из кармана куртки. Медленно раскладывает, лезвие ярко блестит даже под тусклой лампой. Больно держит за плечо, я слежу, словно завороженная, за его действиями. Резко перерезает скотч на руках, слегка задевая кожу, отчего на запястье появляется алая тонкая линия.

Мужчина смотрит на кровь, переводит взгляд на меня, все еще держа в руке нож. Его взгляд вполне осмыслен, он не под дозой и понимает, что делает. От этого становится еще страшнее. Я не знаю, для чего я им, что будет дальше, но меня точно закопают в огороде около дома, и никто не станет меня искать. Может быть, только зануда-следователь, и то не долго.

— Скажите, зачем я вам? — мой голос дрожит.

Мужчина стирает кровь с раны, размазывая ее по руке. Долго молчит, рассматривая мое лицо. Взгляд задерживается на губах, хочется их поджать, отвернуться, но я этого не делаю и прекрасно понимаю, о чем он думает.

— А ты красивее, чем на фото.

— Каком фото?

— Не суть, — он резко одергивает мою руку, словно я его раздражаю. — Сиди тихо, как мышка.

Уходит, хлопая за собой дверью. Я остаюсь одна в небольшой комнате, на полу в углу матрац, заколоченное окно, на стенах веселые обои, видимо, это когда-то была детская. Местами они оборванные, пожелтевшие и грязные. На стене горит тусклое бра. В углу навалены тряпки, сыро, холодно и страшно.

Сажусь на матрац, кутаюсь в пальто и намотанный шарф. Отчего-то вспоминаю, как в свой шарф кутал меня Егор, как он пах его парфюмом и слегка табачным дымом. Да уж, от воспоминаний становится еще паршивее. Зачем я снова думаю о нем? Понимаю, что не надо, не стоит, но он того стоит, чтобы вспоминать и любить.

Глава 43

Вера

Просыпаюсь от того, что чувствую чей-то взгляд на себе. Лежу, не шевелясь, хотя это очень трудно, зная то, что тебя разглядывают. Стараюсь дышать ровно, но получается плохо. Меня начинают трогать, чьи-то руки скользят по ногам от щиколоток вверх до колен,