Безграничная судьба. Дилогия (СИ) - Ласточкин Дмитрий

Я уже часа два шастал по местным буеракам, прокачивая травничество, шкуродёрство и рудокопство, когда в очередном клочке леса наткнулся на Марысю. Девочка лет 12 внезапно выпрыгнула из кустов и протаранила мне живот головой. С громким «ОЙ!» она упала на зад и посмотрела на меня сквозь грязные волосы, потирая лоб. Ну да, в металлические доспехи лобешником-то бодать не каждому по силам.

— Ты что так выпрыгиваешь, мелкая?! — я помассировал броню на животе.

— Я невиновата, вы просто слишком большая, вот я в вас и ударилась! — малышка очень быстро пришла в себя и вскочила на ноги.

— Ты кого жирной назвала, мелюзга?!

Я изловчился и схватил девочку за руку. Присмотрелся к её описанию:

«Имя: Марыся.

Возраст: 12 лет.

Профессия: помощница по хозяйству.

Место жительства: Деревня Семи бобров.

Умения:

дойка всего с выменем — ученик

уборка — ученик

стирка — ученик

готовка — подмастерье

сбор трав — подмастерье

алхимия — ученик

Описание: обычная деревенская девочка, помогающая местной травнице собирать дары лесов. Шебутная, взбалмошная и любящая подшутить, но работящая.»

Понятно. Деревенская девчушка. Ну сейчас пройдёмся до её деревни и покажемся родителям. Не то, чтоб я какая-то шишка, но для крестьянчеловек в броне и при мече — уже почти аристократ. Розг этой Марысе точно выдадут со всем тщанием!

— Сейчас я отведу тебя к родителям и расскажу, как ты на людей бросаешься и бодаешься. Посмотрим, что они скажут. Или сделают.

— Нет! Не надо! Нет-нет-нет! — она почему-то резко дёрнулась и почти заплакала. — Лучше вы меня побейте немного, но родителям не надо рассказывать!

— Ха! Раз боишься, значит, родители тебя умеют наказывать! Поехали!

Я вызвал ящера, закинул Марысю жопой кверху перед собой на круп ящера, и мы поскакали. К счастью, было недалеко. Минут через двадцать мы выбрались к окраинам небольшой деревеньки. Прям как Малое Копыто, только открытого пространства вокруг побольше. Я подъехал к одному из местных туземцев, окучивающему какую-то зелень на огородике:

— Уважаемый, я тут с девочкой столкнулась, Марысей звать.

— Знаем, знаем мы таких, ото ж! И что это отродье натворило?

— Да много чего. — а него ему уши греть. Не его проблема. — Где её дом, не подскажете? Родителям из рук в руки сдам.

— Та как же не знать-то. Чаво ж мы, не здешние, что ли? — крестьянин махнул рукой в каком-то направление. — Вот тудать ездите, уважаемая, третий дом от кузницы — еёйный!

— Спасибо, добрый человек. — я ударил пятками по бокам ящера, дёрнул поводьями, тот направился к дому Марыси. Скорее всего.

— Не надо, не надо! Не хочу! — девочка расплакалась. Мне даже жалко стало её немного, когда она поднимала ко мне лицо, залитое слезами. Ничего-ничего, зато по лесам меньше бегать будет и бодаться. Не, ну так-то пусть бегает, может, она траву собирала, а вот бодаться потом не надо. Ещё и жирной меня назвала!

Наконец мы подъехали к обозначенному домику. Обычная мазанка, рядом довольно большой огород, хлев, парочка сараев, стог сена. Из дома на мой стук ножнами по забору вышла женщина в грязном платье и ещё более грязном переднике.

— Привет, хозяйка! Я тут кое что нашла в лесу. Твоя ребёнка? — я поднял Марысю рукой и повертел её, показывая женщине.

— Моя, милостивая госпожа, моя! — женщина вытерла руки о передник и подошла поближе. — Дочка моя, Марыся. Убёгла надысь, обыскались всей деревней

— Тогда держи. — Я опустил девочку на землю, и женщина её схватила и прижала к себе. — Если будешь её розгами потчевать — то и от меня парочку влепи, для лучшей памяти!

— Не отдавайте меня ей! Не отдавайте! Меня… — Марыся заревела и вцепилась в мою руку, но женщина дёрнула её посильнее и оторвала от меня.

— Как скажете, госпожа, как скажете! А ну замолчи! — крестьянка поклонилась и повела девочку в дом, согнувшись и что-то шепотом выговаривая ей. Марыся плакала, пыталась вырваться, оглядывалась на меня полными слёз глазами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я развернулся и поехал прочь из деревни. Всё, грубую девочку сдал, скорее всего, матери, так что теперь это их дело. Пора обратно собирать всё дары природы.

Уже порядочно отъехав от этих Бобров, я поймал себя на мысли, что что-то мне не понравилось там. Обдумывал эту мысль и так, и эдак, и ещё по-всякому, но не мог поймать мысли о том, что же мне не понравилось. А потом резко как-то БАМ — и дошло. В деревне не было детей! В том же Копыте детей было полно — бегали по поручениям или просто на заборах семки лузгали. Или в поле с родителями были. А тут — ни одного ребёнка на улице. Может, не зря Марыся так боялась, что я её домой привёл?

Надо вернуться. Блин, не хочется, но надо. Она, конечно, НПЦ обычный, но слёзы были как настоящие у неё на щеках-то. Я ж не железный в конце концов, и вообще сентиментальным на старости лет стал. Всё, решено, возвращаюсь!

Возвращаться стоило бы без помпы, подумалось. Я срезал несколько веток, обвязался ими и стал потихоньку прокрадываться назад, к марысиному дому.

Меня так никто и не заметил. Людей на улице вообще было не очень много. Что тоже не очень понятно. Огороды и поля в таких деревнях окружают кольцом поселение, так что днём значительная часть населения на виду. А тут почти никого. Где они все-то?

Наблюдательную позицию я организовал себе в стоге сена. Зарылся, как мышь, и так же притаился, рассматривая всё. Где-то лаяла собака, мычали коровы. По деревне изредка ходили люди, будто пришибленные немного. Ни громких разговоров, ни активных действий каких. Странное дело.

Где-то через час дверь дома открылась, из неё вышла женщина с Марысей. Мелкая упиралась, хваталась за косяк и плакала, всё время повторяя, чтоб её не вели «туда». Мать шикала на неё и тащила куда-то. Что ж, надо проследить, куда они пошли.

Я потихоньку вылез из стога и пошел за парочкой, прячась за заборами и кустами. Людей-то на улице нет, но мало ли кто пялится из вроде бы пустых окон. Мамаша же ничего не замечала и тащила Марысю прямым ходом к дому старосты. Я их обогнал дворами, притаился в собачьей будке и наблюдал. Крестьянка дотащила девочку до резиденции старосты, но не пошла внутрь, а повела к сараю позади дома. Добротный такой сарай, не хуже, чем дом, построен.

Я подождал полминутки, а потом зашел в сарай вслед за женщинами. Внутри было как и в любом сарае. Какие-то цепи, ржавый сельхозинвентарь, вязанки соломы, безколёсный остов какой-то телеги и тому подобное. Но больше всего привлекал внимание тёмный зёв входа в подвал в дальнем углу сарая. Интересненько.

Я подошел к дырке в неизвестное. Прислушался — ничего. Понюхал — пахнет чем-то неприятным. И теплом тянет. Из-под земли? Там как бы прохладно быть должно. Я воровато оглянулся и шагнул вниз.

Узкий проход опускался вниз. Не винтовая лестница, а всё уменьшающийся квадрат. Будто четырёхгранная перевёрнутая пирамида, по стенам которой спускается дорожка вниз. И довольно глубоко! Я минут сорок спускался, когда проход вывел меня к тёмной полости. Тут уже было изрядно жарко, а полость в противоположной стороне от входа была ярко освещена большим костром. Вокруг него тусил народ, там же была и Марыся, чей плач я даже тут отчётливо слышал.

Я подкрался почти к самому костру, чтоб слушать получше разговоры. Но разговоры они особо не вели. Марыся плакала, мать её молчала, мужики вокруг стояли и ритмично подвывали. Только один, видимо, главный, раскладывал какие-то ножи на столике у костра.

Долго копаться мужчина с ножами не стал. Схватил Марысю, одним движением сорвал с неё тряпьё и положил её на стол, привязав её ноги и руки к специально вделанным кольцам. Потом стал бормотать что-то и медленно поднимать нож. Мужики вокруг костра завыли громче, стали раскачиваться. Марыся утробно рыдала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я не стал дожидаться конца всего этого. Прыгнул к столику, рубанул мечом по рукам главного, отрубая ему обе конечности. Он заорал, а его прислужники вышли из транса, заорали в ответ и кинулись ко мне. Зря они так. Их кулаки меня совсем не ранили, полностью отражаемые бронёй. А я рубил их в капусту, отпихивая ногами отрубленные конечности и головы. Долго эта бойня не продлилась, буквально минута — и в живых остались только я, привязанная к столу Марыся, её мать, скулящая у стены, и стонущий главарь без рук.