Прикосновение - Рустам Ибрагимович Ибрагимбеков

С а л а е в. Ну и что?

Т и м а н о в с к и й. Откуда я знал, что полный зал наберется?

С а л а е в. Все ты знал. Просто пытался глупо схитрить.

Т и м а н о в с к и й (вздохнув). Пытался…

С а л а е в. И напрасно. Зачем же хитрить, если прав? (Журналисту.) Олег Тимофеевич, как я уже тебе говорил, начальник самой северной нашей экспедиции. Условия там тяжелые: тундра, метели, морозы. Но они ничего, работают неплохо… И вообще все было в порядке, пока там кляузник один не объявился, экономист, и не начал писать везде и всюду жалобы. Обо всем: о беззаконии, неполадках, аморалке, финансовых нарушениях — обо всем.

Т и м а н о в с к и й (жалобно). Работать стало невозможно. Комиссия за комиссией едет. Жалобы не подтверждаются — все равно едут…

С а л а е в (улыбаясь). Они вначале добром просили кляузника, чтобы перестал писать…

Т и м а н о в с к и й. Полгода уговаривали…

С а л а е в. Ну, а потом, бедные, не выдержали, связали его, собрали вещички, посадили в вертолет и отвезли в Салехард. Там высадили, перечеркнули в паспорте пограничную отметку, чтобы назад не смог вернуться, — экспедиция в погранзоне находится, — и, оставив товарища кляузника в Салехарде, улетели к себе домой.

Ж у р н а л и с т. Связанного?

Т и м а н о в с к и й (обеспокоенно). Зачем связанного? Развязали. И денег много оставили — полный расчет произвели. Все как полагается.

С а л а е в. Но товарища кляузника даже полный расчет не удовлетворил. И как развязали ему руки, дал он тут же телеграмму в Ялту, секретарю ЦК КПСС, — он как раз там, в Ореанде, главу какого-то государства принимал: так, мол, и так, прошу принять по делу особой государственной важности… Кто его в результате принял и принял ли вообще, неизвестно…

Т и м а н о в с к и й. Помощник с ним говорил.

С а л а е в. Но факт то, что позвонили из ЦК КПСС в обком и попросили принять меры против анархиста Тимановского, который самосуды над советскими людьми устраивает…

Т и м а н о в с к и й. А я даже не знал, что они его увезти хотят. Общественность от меня тайком сделала. Дружинники.

С а л а е в. Все ты знал.

Т и м а н о в с к и й. Но приказа такого не давал. Сами придумали… Надоело, в конце концов.

С а л а е в (журналисту). После звонка к ним секретарь обкома вылетел и потребовал, чтобы срочно общее собрание созвали. А товарищ Тимановский начал финтить…

Т и м а н о в с к и й. Боялся, что народ не соберется.

С а л а е в. Но народ собрался.

Т и м а н о в с к и й. Как назло, полный зал набился.

С а л а е в. И все как один выступили в его защиту. (Показывает на Тимановского, смущенно потупившего глаза.)

Ж у р н а л и с т (восхищенно). Прекрасный материал! Да!.. Такое можно было бы написать.

С а л а е в. Вот и напиши.

Ж у р н а л и с т. Ну, что вы! Никогда не напечатают. Вы нашего редактора не знаете…

Т и м а н о в с к и й. И слава богу. Мне сейчас только газеты и не хватает.

Зажигается лампочка на пульте. Салаев берет трубку. Слышен голос секретарши.

Г о л о с  с е к р е т а р ш и. Фарид Керимович, он освободился. Соединяю.

С а л а е в. Давай.

Все напряжены. Пауза. Тимановский пытается что-то напомнить Салаеву, но понять его невозможно.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Да… Слушаю…

С а л а е в. Андрей Николаевич, здравствуйте. Салаев вас беспокоит…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а (строго). Здравствуйте…

С а л а е в. Андрей Николаевич, я опять по поводу Тимановского. Я понимаю, он виноват, конечно, но все же слишком сурово с ним обошлись. Он же лучший наш начальник экспедиции… Смешно — из-за какого-то кляузника потерять хорошего работника.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Тимановский исключен из партии решением бюро райкома. И это решение не тема для телефонных разговоров. Свою точку зрения выскажешь на бюро обкома, когда этот вопрос будет стоять в повестке дня.

С а л а е в. Понимаю…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Вот и хорошо, что понимаешь. Еще вопросы есть?

С а л а е в. Нет.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А как обстоят дела с обоснованием плана?

С а л а е в. Мы получили телефонограмму, что обсуждение перенесено на сегодня на четыре часа. Это плохо, потому что мы не успеваем закончить необходимую подготовку.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Плохо, что ты поднимаешь вопрос большой, государственной важности, недостаточно к нему подготовившись. Показуха и самореклама, которые отличают стиль твоей работы в последнее время, могут принести большой вред делу.

С а л а е в. Андрей Николаевич, если вы имеете в виду телеграмму в Госплан, то… (Срывается и начинает говорить быстро и возбужденно.) Вы же понимаете, что это был единственный выход… Если бы я не дал ее, утвердили бы первый вариант плана, и было бы поздно…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Что значит поздно? Что за мальчишеские штучки?! Какие варианты? Речь идет о государственном плане, который разрабатывается и обсуждается в течение нескольких месяцев и под которым в числе других стоит и твоя подпись. Какое ты имеешь право, не поставив в известность организации, отвечающие за этот план, давать телеграмму в Москву! Ты понимаешь, в какое положение ты ставишь область, всех нас? Откуда ты взял эти новые цифры?

С а л а е в. Они не новые. Я уже давно говорил, что у нас заниженные планы. Помните, я же вам тоже говорил. Но конкретно доказать не мог. А сейчас у меня есть полные расчеты. Мы действительно можем дать в восьмидесятом году триста миллионов. Я ручаюсь за это!

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А почему Журавлев и другие категорически возражают против этой цифры?

С а л а е в. Потому, что они не знают того, что знаю я.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Это еще надо доказать. И не забывай, что нефть добывает главк Журавлева, а не ваш. Ему давать эти триста миллионов.

С а л а е в. Наш главк занимается разведкой. И мы отвечаем за то, что к восьмидесятому году мы разведаем необходимое для этой цифры количество запасов.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а (звучит мягче). Мне рассказали, как ты там на своей вычислительной машине все рассчитываешь. Но учти — машина машиной, а решать твой вопрос будут люди. Заручись лучше поддержкой начальников экспедиций. Надоел ты всем своими фокусами. Это слишком серьезный вопрос, чтобы поддаваться эмоции. Все специалисты в один голос считают, что твои цифры авантюра.

С а л а е в. Они ошибаются.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А они считают, что ошибаешься ты… До свидания.

Слышны отбойные гудки. Салаев вешает трубку.

Свет в кабинете гаснет.

Воспоминание второе

(После событий первого воспоминания прошло три года)

Изба, в которой размещается контора геологоразведочной экспедиции. Н е с к о л ь к о  ч е л о в е к, и среди них  К а н т е й, ждут, когда их примет председатель разведкома.

Между посетителями и тремя столами, за одним из которых сидит  В е р м и ш е в, невысокая перегородка. Над Вермишевым висит табличка: «Председатель разведкома». Два других стола свободны. Видна дверь в боковую комнату, где живет начальник экспедиции. Над второй дверью, напротив, надпись: «Радиоузел». Неторопливо перебрав жиденькую стопку бумаг, лежащих на столе, Вермишев поправляет галстук и прическу, придает лицу строгое выражение и начинает прием.

В е р м и ш е в (важно, с нотками усталости). Пожалуйста, прошу, кто первый.

В приемной переглядываются. Кантей идет первым.

А-а-а… Кантеев… Прошу, садись. (Широким жестом указывает на табуретку по другую сторону своего стола.)