Метель - Андрей Бондаренко

– Спасибо тебе, дедушка Вьюга, за всё! – Петька отвесил необычному старцу низкий и почтительный поклон. – Спешу! Дела навалились – важные, неотложные, заковыристые. Ты, случаем, не подскажешь, где сейчас можно найти станционного смотрителя? Ивана Павловича?

«О, и в Жабино имеют место быть странные и фатальные совпадения!», – вновь оживился внутренний голос. – «Здешнего станционного смотрителя кличут Иваном Павловичем. Профессора-уфолога Гафта звали (зовут?) так же…. Кстати, если хорошенько вдуматься, да ещё и подойти к данной ситуации с философской точки зрения, то Иван Павлович – из далёкого двадцать первого века – тоже является «станционным смотрителем». В глобальном понимании этого термина, естественно…».

Юродивый уверенно, без суеты, вытащил из пруда очередного упитанного золотистого карасика, небрежно стряхнул его – с волчьего облезлого хвоста – в берестяной туесок. Прищурившись, зачем-то посмотрел на солнце и – без тени сомнения – оповестил:

– Смотрителя сейчас ищи возле старого курятника. Это сразу за большим складом, где хранится ямщицкий скарб и запасы овса. Всё, Странник, иди! Плохо, когда прощание затягивается…. Да не забудет тебе Бог всемогущий! Пусть поможет найти верный жизненный Путь…

– Мяу! – важно подтвердил чёрно-белый кот Аркадий.

Станционный смотритель стоял – спиной к Петру – возле распахнутой двери, ведущей в курятник, и, держась рукой за плетёную изгородь, читал строгую нотацию кому-то невидимому:

– Что же это такое, а? Мать твою нечистую…. На два яйца меньше, чем было вчера! Воруешь, стерва толстомясая? Гнида грудастая…. Яйца выпиваешь прямо на месте, а скорлупу прячешь в лохмотьях? Ну-ка, выверни все карманы! Быстро у меня! Так тебя, шалаву прожорливую, растак!

– Не гневись, барин! – жалостливо убеждал тоненький женский голосок. – Не воровала я! Вот те крест! Напраслина это…

– А почему яиц на два меньше?

– Кто же этих несушек знает? Может, петух-гад ленится…

– Смотри у меня, Матрёна! Засеку до смерти, если завтра история с яйцами повторится. Засеку, жалости не ведая!

Петька, громко кашлянув пару раз, хмуро сообщил обернувшемуся смотрителю:

– Мне, Иван Павлович, конь нужен. Дельный и, естественно, под седлом. Причём, прямо сейчас. То бишь, немедленно.

«Вылитый профессор Гафт, любитель деревенского самогона!», – умилился внутренний голос. – «Та же козлиная бородка клинышком, донельзя наивные глаза, но с характерной ленинской хитринкой, длинный нос с покрасневшим кончиком…. Очки, правда, отсутствуют. А так, одно и то же лицо. Прямо-таки, брат-близнец…. Гадом буду!».

Станционный смотритель внимательно и оценивающе посмотрел на Петра, громко сглотнул слюну, смешно дёрнув кадыком, и жалобным голосом заныл-заблажил:

– Господин подполковник, смилуйтесь! Нет у меня сейчас под рукой дельного коня. Честью клянусь! Одни – в ямщицком разгоне, других пришлось поставить – по строгому приказу Дениса Васильевича – в телеги…. Не обессудьте, но ничем помочь не могу. Ни чем! Может, подождёте до обеда? Вдруг, что и отыщется…. Вы, кстати, уже позавтракали? Если нет, то сердечно приглашаю составить мне компанию! Попотчую мясными щами, биточками из куропатки и пирогами с рыбной начинкой. Мои мужики ночью налима знатно взяли, пуда два с половиной…. Могу предложить отменную рябиновую настойку. Слеза натуральная, чистейшая!

Петька со слезливым смотрителем спорить не стал. Только, печально вздохнув, меланхолично расстегнул тулупчик и расстроено сплюнул в сторону. После чего ловко вытащил – одним коротким движением – саблю из ножен (дома долго тренировался перед зеркалом!), и, резко крутанув кистью руки, взмахнул наискось…

Клинок, пройдя в непосредственной близости от головы смотрителя, уверенно перерубил тонкий сухой дрын (торчащий из плетёного забора), на который был надет старый глиняный горшок. Горшок, отлетев далеко в сторону и ударившись о дверной косяк курятника, звонко разлетелся на мелкие куски и кусочки.

– Зарублю на фиг! – очень достоверно пообещал Пётр, в глубине души удивляясь сам на себя. – Говоришь, что в лукошке не хватает двух яиц? Ну-ну…. Хочешь, я прямо сейчас отыщу пропавшую парочку, отсеку и сложу в корзинку? Хочешь, гнида скользкая?

Тутошний Иван Павлович, громко и неприлично испортив воздух, присел на корточки, и, испуганно прикрыв лицо ладонями, захныкал, всхлипывая через каждую вторую фразу:

– Нет, не хочу! Не хочу, честное благородное слово…. Нет! Не надо…. Не губите! Ради Господа нашего…. У меня двое детишек маленьких! Не надо…. Всё исполню, что скажете! Всё….

– Молчать! – жёстко прикрикнул Петька и добавил – уже гораздо более мягким тоном: – Пятнадцать минут у тебя на всё про всё, Палыч. Жду у крыльца светёлки. Время пошло…

Проходя мимо конюшни, он услышал, как за досчатой стенкой один ямщик тихонько говорит другому:

– Вот оно как, Проша. Денис-то Васильевич, он ещё ангел небесный во плоти, только рукам волю даёт. А этот-то, который Бурмин…. Ну, чисто волк лесной, оголодавший. Зарубит насмерть и не поморщится. Сторонкой его, упыря, надо обходить, сторонкой…

«Вот, даже, как оно, братец!», – неслышно для окружающих хохотнул внутренний голос. – «Если и дальше так пойдёт, то ты очень скоро станешь местной легендой – страшной такой, знаменитой, чёрной…. А твоей старинной фамилией будут пугать маленьких детей, чтобы они излишне не баловались, не капризничали и хорошо кушали по утрам…».

Оставалась, вернее, непреодолимо надвигалась, ещё одна существенная проблема. А, именно, надо было ещё как-то умудриться – забраться на коня. Типа – ерунда ерундовая…

Естественно, что за время своего многолетнего увлечения историческими «реконструкциями», Пётр ездил верхом на лошадях бессчетное количество раз. Более того, отбросив ложную скромность, он считал, что владеет этим высоким искусством вполне даже пристойно. Однако существовало одно, но весьма существенное «но»…. Не мог он – по причине избыточного веса – самостоятельно взобраться: хоть на коня, хоть на лошадь. Первые годы «реконструкций» ещё пробовал – регулярно и упрямо, но, при этом, всегда неудачно. А потом и пробовать перестал, не стесняясь, сразу же звал приятелей на выручку: один добровольный помощник крепко держал лошадку под уздцы и шептал ей в ухо успокоительные слова, а двое других усердно подталкивали Петьку под жирный зад.

«Здесь этот метод (способ, принцип?) категорически не годится», – ворчливо известил внутренний голос. – «Гусарский подполковник не может самостоятельно забраться на коня? Бред! Кошмар! Нонсенс! Ерунда ерундовая, короче говоря…. Надо было, братец, просить конную повозку. То есть, требовать…. Эх, голова садовая – два уха! А всё гордыня твоя непомерная, желание покрасоваться перед публикой. Любовь к дешёвым и сомнительным понтам, если смотреть в самый корень…. Впрочем, умолкаю. Как говорится, твои, братец, проблемы и трудности. Сам впутался, не спрашивая совета, теперь сам и выпутывайся…».