Любовные похождения князя - Пьер Сувестр

Его чувство к молодой женщине не только не уменьшилось, но даже возросло. Он был более, чем прежде, увлечен, более, чем прежде, влюблен; к любовнице он относился с почти религиозным обожанием, которое делало его, человека, по мнению света, довольно своенравного, мягким и слабым, но энергичным, умеющим противостоять бесконечным капризам возлюбленной.

– Фирмена, поверьте, в комнате надо кое-что переделать!

– Что же, друг мой?

Молодая женщина полным восхищения взором обвела столовую, которая по указаниям виконта де Плерматэна была обставлена известным дизайнером. Любовник Фирмены не поскупился – дизайнер лез из кожи вон, дабы угодить своим клиентам.

В этом великолепном и в то же время уютном зале, убранном с не бьющей в глаза, умеренной роскошью, казалось, все было на своем месте.

Шаги приглушали пушистые измирские ковры. Широкие стулья со старинной обивкой манили отдохнуть. В старинных буфетах блестело серебро, вышедшее из-под любящих рук мастера… Хрупкий фарфоровый сервиз хранил печать севрских умельцев, и в солнечные дни, преломляя нежный свет витражей, отбрасывал причудливые блики на висящие по стенам гобелены в дубовых рамках, которые радовали глаз наивностью рисунков, стариной красок, несказанной пестротой.

– Вы находите, здесь недостаточно хорошо? – продолжала Фирмена. – Раймон, да вы с ума сошли, поселили меня как принцессу, как королевну, и при этом замышляете пуститься во все новые безумства! Нет! Не надо! Поверьте, о таком убранстве я никогда не смела и мечтать… Будьте же, наконец, благоразумным, а не то я рассержусь!

Виконт де Плерматэн с улыбкой смотрел на любовницу, в этой улыбке читался любовный протест.

Конечно, элегантному завсегдатаю клубов тысячи и тысячи раз случалось общаться с женщинами более шикарными и высокопоставленными, чем его нынешняя любовница. Не довольствуясь посещением светских салонов, он наблюдал, как перед его огромным состоянием распахиваются золоченые спальни полусвета. Он привык к постоянным, неиссякаемым, никогда не утоляемым требованиям тех, кто благодаря своей роскоши и красоте царит над Парижем. Но в скромности молодой работницы, в скромности любимой женщины, отказывающейся от подарков, считающей свое содержание излишне расточительным, он находил неведомую доселе прелесть, прелесть невыразимую, непонятную, которой никак не мог насытиться.

Он прекрасно понимал, что Фирмена нисколько не лукавит.

Девушка отклоняла его дары не с тем, чтобы выманить более дорогостоящие, она не думала просить, это было выражением ее подлинных чувств; ей было хорошо, ничего большего или лучшего она не хотела!

Мало-помалу виконт де Плерматэн завладел сердцем работницы. Как часто бывает, Фирмена, оказавшись между чувствами виконта де Плерматэна и Мориса, предпочла последнего, преисполнившись к виконту ненавистью.

То, в чем она когда-то призналась богатому любовнику, в точности отражало ее тогдашние мысли.

Долгое время Фирмена говорила себе, что свяжет с Морисом судьбу, тогда как на виконта рассчитывать не приходилось. Долгое время Фирмена считала, что будет для богатого человека только игрушкой, развлечением, девчонкой для забавы, не более.

Чудовищное убийство Мориса, его таинственная и кошмарная смерть поначалу лишь укрепили чувства работницы. Она всей душой тосковала по несчастному молодому человеку, а виконта де Плерматэна терпела только потому, что желала иметь мир, покой и свободу вволю поплакать по любовнику; поэтому она и решила перебраться на улицу Пентьевр, а не оставаться в трущобах на Брошан, где старая мадам Беноа сделала ее существование невыносимым.

Фирмена снова сблизилась с виконтом, чтобы избежать семейных передряг, сцен с матерью, насмешек сестры, унизительной жалости соседей, которые считали ее конченой девицей!

Но мало-помалу, день ото дня, чувства ее незаметно изменились.

Конечно, у молодой работницы мучительно щемило сердце, когда она думала о Морисе, умершем возлюбленном; конечно, при воспоминании об ужасных мгновениях, пережитых ею на набережной Отей, где она увидела труп своей первой любви, при мысли о радостных часах, проведенных вместе, в их комнатке, на ее глаза по-прежнему наворачивались слезы…

Но, тронутая постоянной, неизменной, ровной и сердечной нежностью виконта, Фирмена все реже обращалась к воспоминаниям.

Она чувствовала, что виконт по-настоящему любит ее, всем сердцем и умом, душой и телом.

Он проявлял необычайный такт, никогда не сетуя на ее грустный и печальный вид.

Приходя к ней в первые дни после смерти Мориса в квартиру, которую самолично выбрал и обставил, и находя ее в слезах, он не просил ни ласки, ни нежного слова…

Напротив, подыскивая самые проникновенные слова утешения, которые могли облегчить потерю дорогого человека, он разгонял ее печали, сочувствовал ее горю, создавал между ними духовное родство.

Мало-помалу Фирмена поверила в доброту виконта.

Она была ему признательна, а будучи признательной, сожалела, что не может сделать его счастливым!

Так незаметно, этап за этапом она двигалась навстречу его любви.

Когда женщина сожалеет, что не может полюбить мужчину, а мужчина умеет ничего не требовать от предмета своей любви, очень скоро и ее захватывает это особое, стихийное, неподвластное разуму чувство.

И однажды вечером Фирмена сама нежно поцеловала виконта де Плерматэна, подарила ему поцелуй любви, бывший пока лишь обещанием, но от которого счастливый влюбленный совсем потерял голову.

Шли дни, серая дымка подернула дурные воспоминания. Появление Мориса-Оливье на празднике в «Литерарии», Мориса-Оливье, от которого Фирмена не получила никакой весточки, исчезновение Жака Бернара, признавшегося Фирмене в том, что Оливье не оставил для нее ни единой строки, притушили пыл первой страсти и укрепили нежную привязанность, которую молодая женщина отныне испытывала к виконту, постоянно галантному и полному такта, а главное, безумно в нее влюбленному.

Кроме того, виконт де Плерматэн безраздельно посвятил себя своей любовнице.

Фирмена подозревала, что до настоящего времени он вел разгульную светскую жизнь, не отказывая себе в удовольствиях, что с такой легкостью дарит Париж владельцам тугих кошельков, но отныне самые светлые свои часы он проводил в маленькой квартирке, что была на первом этаже дома по улице Пентьевр, которую он каждый раз стремился украсить по-новому, как человек, любящий стены, где живет его любовница, выбранная свободно, по воле чувства.

Допив кофе и докурив сигару, виконт де Плерматэн поднялся:

– Пойдемте?

Они прошли в соседнюю комнату, где возобновили беседу, исполненную для виконта неизменной прелести и очарования.

– Дорогая, раз вы находите, что у нас и так достаточно нарядно, я накажу вас за дурной вкус и больше не стану с вами советоваться!.. Нет, и не настаивайте! Я сделаю вам сюрприз!

И, сменив тему, виконт спросил:

– Скажите, Фирмена, чем вы занимались вчера, когда я не мог к вам прийти?.. Ваши волшебные пальчики трудились над вышиванием, которое вы мне на днях показывали?

Фирмена прилегла в глубокое кресло возле отворенного окна. Виконт устроился у ее ног на подушечке; опершись на подлокотник кресла и положив руку на колени Фирмены, он преданно глядел в глаза своей подруги.

– Нет, дорогой друг. Вчера у меня были гости…

– Господи, какие гости?

– Вас это удивляет!

– Немного!

– Почему же?

– Потому что, дорогой мой друг, я полагал, что совсем немногие знают о вашем нынешнем пристанище.

– Вы правы, Раймон, не буду вам больше морочить голову. У меня был посетитель, на самом деле, он был один, и еще один телефонный разговор, но это был деловой, а не дружеский визит!..

Виконт де Плерматэн казался вне себя от изумления.

– Фирмена, ради Бога, – проговорил он, – вы заблуждаетесь, если думаете, что я хоть что-нибудь понимаю. Что еще за деловой визит? Наверное, какой-нибудь поставщик?

– Нет, дорогой мой! Не догадываетесь?

– Нет!

– Так вот, Раймон, у меня был инспектор из сыскной полиции!

Виконт резко откинулся назад.

– Из сыскной полиции? – переспросил он. – Боже, что ему здесь понадобилось?

Затем, внезапно поняв, с горечью продолжал:

– А! Опять по поводу преступления?

Фирмена кивнула:

– Да, вы правы!..

Между любовниками повисло молчание. Виконт не решался расспрашивать любовницу. Ему по-прежнему было бесконечно больно вместе с нею предаваться воспоминаниям о Морисе, когда-то столь пылко любимом, к которому он, несмотря ни на что, испытывал ревность.

Догадываясь о мучениях любовника, Фирмена почти жалела, что затронула эту щекотливую тему. Но не в ее характере было лукавить, что-то скрывать, и потому ей было важно предупредить виконта.

Присев и с ласковой доверчивостью положив руки на плечи любовника, она вновь заговорила: