Сказка о колдовстве, гаданиях и проваленной охоте на ведьм - Wellixen

холодные, алчные до зрелища. Что ж, Адам собирался им дать такое удовольствие.

— И всё же, я настаиваю на пересмотре этого дела. Я знал Прошку с тех времён, как он ел песок. Он не может быть инкубом.

— Знал, да? — Адам усмехнулся. Эта усмешка заставила старосту вздрогнуть. — То есть, вы уже чувствуете, что душа его мертва и по земле ходит только оболочка?

Староста озадаченно почесал макушку. Большая, некрасивая шапка оказалась задрана до макушки. Какое-то время мужчина молчал, стараясь осознать сказанное. Его глаза бегали от готовящегося кострища до Адама, и наоборот.

— Не понимаю…

Никогда Адам не думал, что его служба окажется настолько полезной.

— Вы сказали «я думал», голова. Не думаю, а думал. — Адам попытался выдавить самую понимающую и грустную улыбку из всех. — Инстинктивно вы чувствуете, что с Прошкой что-то не так. Не переживайте. Набожным людям свойственно чувствовать что-то такое.

Взгляды Адама и старосты пересеклись. Староста смотрел хмуро и недоверчиво. Адаму показалось, что он ясно слышит мысли мужчины.

Набожный человек? Ты идиот, да?

Адам снова полез в карманы и вытянул смятый лист из пальто.

— Пока что я восстановил только последние семьдесят лет в летописи. — Это было ложью. Адам застрял на последнем десятилетии. — И я не нашёл в этот период никаких записей о колдовских делах. Наверное, тяжело сталкиваться с этим впервые.

Староста шумно втянула воздух носом, и прикрыл глаза. Адам не понял, мужчина обиделся, разозлился или резко захотел в туалет. Лоуренс снова уставился на дрова, на тяжёлое серое небо и безрадостный пейзаж. Пальцы в правом карман нащупали сложенный вчетверо листок. Адам сделал вид, что удивлён находкой.

— Ах! Я почти забыл об этом! Возьмите!

— Что это? — Староста напряженно посмотрел на желтоватый лист бумаги.

— Помощь. — Тут же заявил Адам. — Я привёз это со столицы.

Это было последнее слово техники, шик из столицы, бесценный артефакт.

Это была листовка.

— Что это? — Повторил староста. Его маленькие глаза бегали по напечатнным строчкам.

— Вы же умеете читать, верно? Ну, так прочтите. Или… — Адам подвинулся ближе и сделал вид, что читает текст. Слова, выдавленные печатным станком на бумаге, Лоуренс успел заучить хорошо. — «Что делать, если твой близкий — порождение ереси?» Автор памятки — Адам Морган Лоуренс. Это, кстати, я. Так вот… Если твой близкий — это порождение ереси, то немедленно прекрати общение и сообщи об этом в инквизицию.

Какое-то время староста молчал. Адам видел, как маленькие глаза скользили от строчки к строчке. Это было бессмысленно, ведь все остальные указания были производными от первого правила. Исключений, послаблений или ошибок не существовало. Все дороги вели либо в пыточную, либо на костёр.

Этой работой Адам не гордился. Даже эта листовка оказалась в его багаже благодаря чистой случайности — тётушка завернула в неё бутерброды. Несколько жирных пятен залили лицо нарисованного чёрта и Адам не мог не подумать, что из-за масла бес и староста чем-то похожи.

Староста пожевал губами, а потом посмотрел на улыбающегося Адама.

— Тут ничего не написано об ошибках.

— Ошибках? Вы думаете, что я ошибаюсь?

Прозвучало не так уж и угрожающе, иначе почему староста согласно кивнул. Мужчина аккуратно, но с долей брезгливости, свернул лист и вернул тот Лоуренсу.

— Я не хочу бросить на вас или вашего сиятельного отца тень, но вы… молоды.

Чужие глаза остановились на гладком, как у юнца, подбородке. Адам криво улыбнулся.

— Так это не я принял решение, голова. Это отец послал указ, опираясь на мои отчёты.

— Тем более происходящее неправильно. Вы действительно молоды, Отче. Вы могли допустить ошибку. — Пальцы старосты нервно сжались вокруг старого, посеребрённого кольца. — Я не хочу ссор, но боюсь, что мне лично придётся написать вашему отцу.

Не было такого мускула, который дрогнул. Пусть в груди стало обжигающе холодно, а шея вспотела от недавно сказанной лжи, Адам нашёл в себе силы достойно снести удар.

Ему стоило что-то придумать. Стоило задушить этот энтузиазм на корню.

Мысленно Адам был благодарен почти зимнему ветру. Так щёки горели от холода, а не гнева.

— Знаете, я не просто так сказал о летописи. — Сердце замерло. Пусть тело стояло на твёрдой, безопасной земле, сердце будто выбросило на тонкий лёд. — Семьдесят лет без колдовства. Это, честно говоря, странно.

Мнимый лёд стал толще. Дыхание старосты участилось, а маленькие глаза засверкали гневно и зло. Тем не менее, тон его голоса был противоположен лицу. Слова звучали легко, почти довольно.

— Ничего странного в этом нет. Просто люди в деревнях живут другие, Отче. Хорошие.

— Как человек, приехавший из города, не соглашусь. Люди везде одинаковы. Разные лишь обстоятельства. — Адам чихнул. — Видите? Правда. Но я понимаю ваш скепсис. Вы близки к хорошему человеку, вам жаль бедного Прошу. Но голова, Вы же не думаете, что меня сюда послали просто так?

Ветер хлестанул по щекам. И Адам, и староста повернулись к готовящемуся костру. Лоурес мысленно представил как будет дымиться эта куча.

Какое-то время было слышно лишь то, как люди тащили ветви. Потом, выдержав время, староста мрачно спросил.

— И зачем же тебя послали, Отче?

Наконец они заговорили на одном языке. Дело сдвинулось с места.

Какое-то время Адам думал над очередной ложью, но потом сказал самое очевидное, что пришло на ум.

— Потому что, голова, ну не бывает такие мест, где целых семьдесят лет ничего не происходит. И если ты напишешь моему отцу, на следующей неделе прибудет ещё несколько моих коллег из Ордина. И тогда кровь прольёт не только Прошка.

Староста ничего не ответил, но Адам чётко ощутил вес камня, который рухнул на чужое сердце. Лоурес приподнялся на цыпочках.

— А, и да. Правильно твои люди делают, что березу на костёр тащат. Так чёрт быстрее задолхнётся.

Адам хорошенько потянулся, развернулся и пошёл в сторону местных каземат.

Роль тюрьмы в этой дыре на одеждах Всевышнего играла старая крепость, оставшаяся с какой-то древней войны. Адам был уверен, что каменный короб простоял два или три столетия. Тем не менее, крепость сохранилась относительно хорошо. Стены стали ниже, решетки отсырели и покрылись ржавчиной, старый камень окутали лозы. Тем не менее, Лоуренс верил, что ещё одно столетие «коробка» проживёт без проблем.

Внутри пахло мочой, плесенью и чем-то хуже. Адам скривился. Он совсем отвык от подобных запахов за время отстранения от инквизиции.

На входе, где располагалась «тюрьма», сидели два охранника. Случайные мужчины, Адаму смутно незнакомые, играли в кости. Лоуренс закашлялся и игра оборвалась.

— О! Отче! Зд…

— Откройте.

Он не стал церемониться. Люди не оценили доброго Адама, и Лоуренс решил