Гранд-отель «Европа» - Илья Леонард Пфейффер

Это случилось утром в холле нашего отеля. Мы позавтракали и оделись на прогулку в город. На Клио была черная юбка-карандаш с кружевной отделкой, лиловая шелковая блузка и простой, но элегантный черный жакет «Армани», а на мне — серый костюм в тонкую полоску, белая рубашка с позолоченными запонками и однотонный лиловый галстук с позолоченной булавкой. На выходе из отеля Клио обнаружила, что забыла солнцезащитные очки, и поднялась обратно в номер. Я остался ждать ее в холле, разглядывая развешанные по стенам в качестве украшения интерьера репродукции старых городских пейзажей и карт Валлетты.

По широкой деревянной лестнице в холл спустился один из постояльцев гостиницы. Я описал бы его как дородного лысеющего мужчину в том возрасте, когда мужчины скорее привлекают женщин своим статусом и социальным положением, нежели отражением в зеркале. Его пивной живот едва прикрывала линялая, застиранная майка. Толстое лицо было красным как у рака: от отпуска и сопутствующих ему треволнений. На нем были предназначенные для занятий спортом пластиковые солнцезащитные очки со шнурком и яркой окраски бермуды в цветочек, открывавшие похожие на надутые свиные пузыри молочно-белые икры. Я из вежливости его поприветствовал.

— Кому-то нужно подняться наверх, — сказал он мне по-английски. — Унитаз не смывает.

— Весьма сожалею, — ответил я. — Но, боюсь, ничем не смогу вам помочь. Я здесь не работаю.

Он посмотрел на меня с недоверием, но потом обратился-таки со своей проблемой к сотруднику гостиницы на стойке администрации.

Этот, казалось бы, пустяковый инцидент не выходил у меня из головы. С тем фактом, что недостаточно благообразный турист принял меня за сотрудника отеля, еще можно было смириться. Но меня возмущала очевидность его ошибки, ибо я знал, чем она вызвана. Он принял меня за обслуживающий персонал по той причине, что я был в костюме и при галстуке. Ему не пришло в голову, что я тоже постоялец гостиницы и, строго говоря, такой же турист, как и он, исключительно в силу того что, в отличие от него, я не был эксгибиционистски непринужденно одет в нижнее белье и шлепки. В сущности, он был прав. И это раздражало меня больше всего. Он был нормой. Статистически доказанной. А я — диковинным исключением.

Ладно бы мы отдыхали на морском курорте. Хотя и в Льорет-де-Мар я бы тоже одевался с иголочки, ибо джентльмен не терпит компромиссов, но я смог бы понять, если на дискотечном пляже на человека в костюме и тщательно подобранном к нему галстуке смотрели бы с некоторым удивлением. Сейчас же мы находились в историческом центре Валлетты, древнем оплоте креста против ятагана, колыбели Мальтийского ордена, штаб-квартире тамплиеров, месте, где предлагали свои услуги художники со всей Европы и где писалась история континента. Но и здесь я был единственным респектабельно одетым мужчиной среди орды варваров в пляжном тряпье. В самом деле, галстуки и пиджаки носили только официанты, швейцары в роскошных отелях, сотрудники информационно-туристического центра, служащие парковки и музейные охранники. Ошибка, допущенная туристом в холле нашего отеля в то утро, была вполне объяснима и именно поэтому столь абсурдна, смехотворна и нелепа. Я изрядно завелся по этому поводу.

Когда-то мир был понятным. Господ можно было узнать по шляпам, сюртукам и галстукам, а их слуг и плебеев — по картузам и лохмотьям. Я не говорю, что это был идеальный мир, но в нем была известная логика. В какой-то момент истории исполнители ролей поменялись костюмами. В наши дни мир выглядит с точностью до наоборот и потому по-прежнему понятен, но менее логичен. Класс зажиточных фанфаронов может позволить себе в тошнотворно неухоженном виде и застиранной одежде развалиться на террасе кафе. Персонал же отличается от клиентуры безупречным внешним обликом. Официанта можно определить по галстуку-бабочке, сомелье — по костюму-тройке, а швейцара — по изысканному галстуку приглушенных тонов. Своих уважаемых гостей в купальных костюмах они провожают к забронированным для них столикам.

Странно то, что у себя дома: в Германии, Дании, Нидерландах или Америке — эти беззастенчивые туристы наверняка облачаются в костюмы и галстуки, отправляясь на работу в банк или страховую контору. Что вполне соответствует парадоксальной современной логике, ведь там они персонал. Свой костюм они расценивают как смирительную рубашку, а галстук — как кляп: атрибуты зарплатного рабства. Если прежде опрятный внешний вид считался проявлением внутренней культуры и уважения к окружающим, то теперь это навязываемая униформа несвободного существования, которую за порогом офиса люди стремятся немедля сбросить и заменить прямо противоположным тому, что воспринимается ими как обязанность.

При всем при том они гордятся своей работой, стрессом, зарплатой, взятыми в лизинг автомобилями, кабинетами и непреложными костюмами. Это символы статуса. Однако символы наивысшего статуса — это бермуды и шлепки. Если в штаб-квартире транснациональной корпорации кто-то разгуливает в подобном виде, можно с уверенностью сказать, что это крупная шишка. He doesn’t give a fuck[17], он может себе это позволить. Он вызывает всеобщее восхищение. Он образец для подражания. Кто не хотел бы зарабатывать миллионы по телефону, сидя на краю бассейна и потягивая коктейль? Вот они и играют эту роль во время отпуска. В течение трех недель, пока босс не дышит им в спину, they don’t give a fuck[18], и они всем вокруг это демонстрируют.

Вот только в этом всемирном обмене костюмами утратилось уважение к окружающим. Приличный внешний облик расценивается сегодня как повинность нищего наемного раба. В шоколаде оказывается лишь тот, кто, освободившись от этой повинности, получает право самодовольно и беспрепятственно выставлять напоказ свой гедонизм и эгоизм. Трехнедельный отпуск — это аванс на будущее.

Сообразно новой, глобальной, циничной религии неолиберализма, единственная душеспасительная цель существования человека заключается в том, чтобы зарабатывать как можно больше денег и тратить их в рамках непрекращающейся извращенной мессы потребительства, причем по возможности с минимальным учетом интересов ближнего. Уважение к другим не вписывается в менталитет победителя, которым мы восторгаемся и который насаждаем своим детям. Эгоизм — условие успеха. Предприниматель-альтруист — это плохой предприниматель. Неолиберальное богослужение требует от всех верующих обращения в предпринимателей и максимально продуктивного участия в игре между победителями и побежденными, в которой каждый победитель осознанно выигрывает за чужой счет. Таковы правила игры. Тот, кто выражает полнейшее пренебрежение к миру, без зазрения совести теша свой гедонизм, почитается святым и ставится в пример остальным. Вот что не так с нашим обществом. Вот почему полуголые туристы загрязняют