Убойное лето - Владимир Григорьевич Колычев

нарушить еще вчера, но голова кружилась, перед глазами плыло, и ноги плохо слушались. Пришлось остаться в больнице на ночь. Засыпая, Прокофьев настраивался на побег из больницы. Утром следующего дня, в крайнем случае в полдень он будет уже на службе.

Утром ему действительно полегчало, головокружение прошло, ноги окрепли, но разболелась рука, ему сделали укол – полегчало, но накатило сонное состояние. Только вот заснуть не удалось, в палату нагрянули Бордов и Ярыгин. Прокофьев смотрел на них с надеждой, но, увы, хороших новостей они не принесли.

– Квартал прочесали, участковые по домам ходят, пока глухо, – развел руками Ярыгин.

– И видеокамер в этом районе нет. С авторегистраторами работаем, может, кто-то из жителей что-то засек. Луковы ходят, опрашивают. – И у Бордова в голосе не чувствовалось веселья.

– Что со Свищом?

Ему понравилась версия со Свищом, которую выдвинули ребята, а сработали они довольно-таки оперативно. И номер телефона пробили, технарей озадачили, биллинг задействовали.

– Да как-то не очень, – пожал плечами Бордов. – Он как с нами разошелся, жене своей позвонил, затем любовнице.

– Затем второй любовнице, – усмехнулся Ярыгин. – Стресс снять возникла необходимость, одной бабы показалась мало. Видно, сильный был стресс. Очень сильный, вы уж, Егор Ильич, поосторожней с бандитами, души у них нежные, ранимые.

– А любовницы? – спросил Прокофьев.

В Карамболя стреляла девушка, возможно, и Свищ крутил шашни с какой-нибудь киллершей.

– И у них вообще все нежное, особенно мозг.

– Совершенно нежное и совершенно жидкое состояние, – с самым серьезным выражением лица пошутил Ярыгин.

– Настолько жидкое, что даже кора головного мозга утонула, – подхватил Бордов. – Мозг есть, а коры нет.

– Это у первой, у второй все ровно наоборот. Кора есть, мозга нет. Но и в том и другом случае психических отклонений не замечено. Просто законченные дуры. С криминалом никак не связанные.

– Киллеру мог позвонить кто-то из свиты Свища, – сказал Прокофьев.

– Мы уже думали об этом, – кивнул Ярыгин. – Работа идет, надеемся на результат.

– Но Свищ у нас в прицеле?

– Ну да, отслеживаем перемещения.

– Карамболь – фигура серьезная, Свищ это дело никому не поручит, сам будет его отрабатывать. Проследить за ним надо, плотно проследить, с кем встречается, всех подозрительных в разработку.

– Сделаем, – кивнул Бордов.

– Как рука, Егор Ильич? – спросил Ярыгин.

– Сегодня после обеда буду в управлении. По Садовой у нас что?

Бордов надул щеки и быстро выдохнул:

– Да глухо пока. Всех, кого можно, опросили, никто ничего не знает. Всех, кого можно, подключили. А кровь на земле там все-таки обнаружили, все-таки ранил кого-то Ветряков.

– И машина стояла как раз там, где вы сказали, – кивнул Ярыгин. – И конденсат от нее на земле.

– Конденсат уже высох, – мрачно усмехнулся Прокофьев. – И след остыл. Где Хвойникова? Что с ней?

– Ну мы пойдем? – правильно понял его Бордов.

– В шестнадцать ноль-ноль совещание, – кивнул Егор. – У меня в кабинете.

– Вдруг что-нибудь нароем, – заставляя себя улыбнуться, сказал Бордов.

Ребята ушли, Прокофьев закрыл глаза, но заснуть не успел. Открылась дверь, и в палату вошла мадам Мелентьева. Пышная прическа, румянец на сытых щечках, сдобная сочность видна в коротком, но широком декольте. И пахло от нее свежестью осеннего парка. Прокофьев улыбнулся, глядя на женщину. Что-то вдруг расхотелось спать.

– А я вот узнала, что вы у нас тут на излечении, товарищ подполковник! А телевизор где? – нахмурилась она, глядя на тумбочку, на которой лежал свернутый в круг конец антенного кабеля. – Безобразие!

– Спасибо за заботу, Евгения Викторовна, но не нужно, – улыбнулся Прокофьев.

Он и не сомневался в том, что к обеду его здесь уже не будет. Уже и совещание в своем кабинете назначил, фактически пообещал вернуться на службу.

– Неужели все так плохо? – сокрушенно спросила женщина.

– В том-то и дело, что хорошо, – улыбнулся он. – А вы появились – стало еще лучше.

– Что ж это такое, бандиты средь бела дня в людей стреляют! Вы, наверное, на хвост им наступили?

– Надеюсь.

– А ведь вас убить могли. Как подумаешь, аж мурашки по коже!

– Может, муж где-то рядом? – усмехнулся Прокофьев.

– А-а, вы об этом! Кстати, а ведь я тогда не ошиблась! Муж мой тогда с работы возвращался, потому и мурашки. Только вот не вернулся.

– Что такое?

– Да забыл договор подписать, назад повернул. Но кое-что успел увидеть! – широко улыбнулась Мелентьева.

И, нацелив указательный палец в потолок, посмотрела Прокофьеву в глаза. Она хотела знать, насколько он заинтригован.

– И что ваш муж успел увидеть?

Дверь открылась, и в палату широким начальственным шагом вошел высокий худощавого сложения мужчина в темно-синем костюме с подстреленными брючками зауженного кроя. Не красавец на внешность, особенно его портил длинный костлявый нос, но ухоженный. Выглядел мужчина неплохо, даже респектабельно, однако Прокофьев все-таки обратил внимание на некоторые странности в его обличье.

– Валера, не успели тебя вспомнить, а ты уже здесь! – всплеснула руками Евгения Викторовна.

– Мелентьев Валерий Макарович, – косо глянув на нее, представился мужчина. – Главный врач больницы!

– Только что с дороги, Валерий Макарович? – спросил, медленно поднимаясь, Прокофьев.

Он еще не знал, что такого интересного видел Мелентьев, но все-таки поднялся ему навстречу. С подполковником Прокофьевым все в полном порядке, и Мелентьев должен это знать. Может, он своим личным распоряжением переведет Егора на домашнее лечение.

– Только что приехали, – глянув на жену, кивнул Мелентьев.

– Подполковник Прокофьев Егор Ильич. Рад с вами познакомиться, Валерий Макарович.

– Ну давайте знакомьтесь, – усмехнулся мужчина. – Халата на мне нет, значит, только что приехал. Так вы это определили?

– Пожалуй.

– Шерлок Холмс?

– Просто подполковник Прокофьев. И, возможно, мне нужна ваша помочь, Валерий Макарович. И не врачебная.