Шарик над нами - Леонид Смирнов

Пропажу Лика обнаружила только в гостинице, в своей комнате. Она вскрикнула и рухнула на кровать.

ГЛАВА 7

ГОЛЫЕ В ГОРОДЕ

1

Прикрытие, обеспеченное "Луна-Шансом", полностью нейтрализовало вражеские происки. Теперь Георг фор Белкин как бы существовал вне магического пространства и действовал исключительно сам по себе. Весьма необычное ощущение - быть голым. Домард впервые в жизни мог почувствовать, что испытывали предки, когда Магин не существовало в природе. Рассчитывать только на собственные силы, не иметь ни малейшей подсказки, никаких чудес, способных создать сухой пятачок в болотной топи или горящий камин в полярных снегах.

Встреча со стариком дворецким состоялась в его маленьком домике на берегу пруда, с трех сторон окруженного ивовыми джунглями. Генрих Вайфель был белый как лунь и походил на сбрившего бороду и коротко подстриженного Сайта-Клауса Обрамленные седыми ресницами маленькие его глазки слезились, и он то и дело промокал их клетчатым носовым платком.

Обстановка гостиной (она же столовая и кабинет) была скромной, но аккуратной и добротной. Вайфель жил, что называется, строго по средствам на пенсию и проценты со сделанных во время работы в Доме фор Белкиных накоплений. Гостиная пропиталась запахом антикварной библиотеки и вовсе не походила на богадельню. Обилие старинных книг и плоских фотографий на стенах наводило на мысль, что хозяин дома - человек, живущий исключительно прошлым. Впрочем, это не редкость среди одиноких стариков. Царящий в коттедже порядок говорил о природной аккуратности бывшего дворецкого.

- И зачем я только согласился?.. - в который раз пробормотал старик.

Вайфелю было жалко самого себя, своего спокойствия, остававшихся ему нескольких лет сытой, размеренной жизни, ведь он отлично понимал угрозу, отныне нависшую над ним.

- Ваш батюшка, как сейчас помню, всегда интересовался земными женщинами. Считал, что наши им в подметки не годятся. Одно время у него даже присказка такая была: "На Земле леди, а на Луне - хм... бабы". - Он заменил сочное словцо.

Распахнув дверь ударом ноги, в комнату ворвался чумазый взъерошенный малый с остро отточенной саблей. Он быстро вращал ею, со свистом рассекая воздух. Наверное, хотел взять на испуг. Зрелище и правда было весьма впечатляющим: нападавший покалечил книжный шкаф, расчертил острием обои и повалил на пол этажерку с какими-то реликвиями. Но кровавый бой так и не состоялся: Георг выхватил из кармана пистолет, заряженный капсулами со снотворным, и в упор выстрелил ему прямо в лицо.

Нападавший в последний раз взмахнул руками, разбив саблей один из плафонов, рухнул грудью на обеденный стол и картинно сполз на пол.

- Паршивец... - укоризненно покачав головой, пробормотал Генрих Вайфель. Он надел очки и огляделся, оценивая нанесенный дому ущерб.

- Нам надо убираться отсюда, - объявил Домард. - Меня засекли и теперь не дадут поговорить.

- Я никуда не пойду, - тихим голосом ответил отставной дворецкий.

Георг понял, что спорить со стариком бесполезно: это пустая трата драгоценного времени.

- Я продолжу, если вы не против... И вот однажды ваш батюшка, Царствие ему Небесное, никого не предупредив, исчезает на целый месяц. И если б не записка, найденная на его письменном столе, где говорилось, что он убыл на Землю, мы бы подняли на ноги весь город...

Стреляли через окно. Пуля прошила стеклопластик и, вонзившись в стену, разорвалась. Расщепленная дверь могла теперь сгодиться лишь на растопку, а висящий над камином портрет Андрея фор Белкина был порван в клочки.

Снаружи кипел бой.

- Давайте сядем на пол, - предложил Домард. - Так будет безопасней.

На этот раз старик не стал с ним спорить. Георг откатил мертвеца в сторону, и они с Вайфелем разместились около стола на некогда пушистом, а теперь уже изрядно вытертом ковре. Георг сел по-турецки, старик же вытянул ноги и привалился спиной к спинке кресла.

"Что там делает охрана? - подумал Георг. - Деньги заплачены, и немалые, а проку..."

Наверняка охрана старалась изо всех сил, устраняя опасность за опасностью. Но ведь чтобы убить человека, достаточно маленькой пули или колючки, пропитанной ядом.

- Так вот, через месяц он вернулся - и не один... - Вайфелю нужно было перевести дыхание.

"Да не тяни ты резину! - так и хотелось крикнуть фор Белкину. - Каждая секунда на счету!"

- С ним приехала земная женщина. Ее звали Мария. - Георгу это имя ничего не говорило. - Вскоре кто-то донес на вашего батюшку. В Правительстве поднялась настоящая буря. Канцлер-Президент лично приезжал в замок уговаривать Домарда. Ну, чтоб не позорил славное имя, не подрывал устои, а иначе... В конце концов вашему батюшке ничего не оставалось, как согласиться. Но он тянул время сколько мог и отправил ее на Землю, только когда...

- А моя мать?! - перебил старика Георг - и сразу пожалел о своей горячности.

- Изольда фор Белкина, - как-то очень уж официально произнес бывший дворецкий, - возникла на нашем горизонте сразу после ее отлета. Так внезапно... Женитьба состоялась уже через месяц.

- А что же Мария? Он любил ее?

Старик не ответил. Он молча смотрел в пол, потом решился продолжить:

- Да, и вы...

Ухнул армейский миномет. Взвыла подлетающая к дому стопятидесятимиллиметровая мина. Рвануло. Не выдержав прямого попадания, потолок обрушился. Вайфеля ударило по голове десятипудовой балкой, а Георга спас прочный дубовый стол.

2

Второй секретарь российского посольства господин Рябчиков чрезвычайно сожалел о случившемся, клятвенно заверил, что Лупол немедленно займется поисками похищенного.

- Мы будем держать вас в курсе расследования, - уверял он, хотя на самом деле полиция не собиралась и пальцем шевельнуть. - К сожалению, мы не в состоянии снабдить вас деньгами, даже на первое время. Но вопрос о ночлеге несомненно решим. Заходите сюда после восьми - наверняка что-нибудь придумаем. Да вы не переживайте, - бодро заверил он, успокаивающе похлопав девушку по руке, как будто это был лошадиный круп. - Все образуется.

Был этот Рябчиков чем-то похож на легендарного артиста Олега Табакова, который блистал на рубеже тысячелетий. Оригинал Лике очень нравился - в отличие от копии. Второй секретарь был немного круглее, зато гораздо сытее и самовлюбленней артиста.

Его кабинет представлял собой служебное помещение, лишенное всякой индивидуальности и ничуть не отражающее ни характера, ни привычек хозяина, и одновременно являлся по-своему уютным, обихоженным гнездышком. То есть для посетителя это было сугубо казенное, чужое, даже враждебное место, где он заведомо чувствовал себя не в своей тарелке, а для хозяина это был дом родной, лучше которого и не бывает.