Война по умолчанию - Леонид А. Орлов

них, торопливо идя по своим делам. Минут через десять Танасе подвел гостей к старому двухэтажному дому с аркой.

Глава 9

23 декабря. Тырговиште

В комнате стояла тишина, от которой закладывало уши. Станислав открыл глаза и взглянул на президентскую чету. Елену Чаушеску уложили на единственный диван, сам президент уселся рядом, подтащив к дивану кресло. Его голова свесилась на грудь и чуть вздрагивала во сне. Сергееву и Ваничу пришлось расположиться на полу, прислонившись спиной к стене. По требованию женщины свет в комнате не стали тушить совсем, оставив включенной настольную лампу.

Станислав не спал. Сон пропал, когда он услышал, что в замочной скважине повернулся ключ. Хозяин квартиры запер их.

«Встать, – мелькнула мысль в голове Сергеева, – вытащить у Чаушеску портфель и тихо уйти с лейтенантом через окно. Нет, нельзя, американцы знают, что архив с ним, и они будут идти по его следу. Да и знают они уже, что вертолет Чаушеску сел в районе Тырговиште. Наверняка знают. Надо до последнего, сколько это возможно, давать американцам повод думать, что архив еще в руках Чаушеску, что для него это защита. И если уж уходить, то оставить такую шумную и заметную подсказку, что архив теперь в моих руках, чтобы за мной кинулась целая свора их агентов. Жутковато, конечно, звучит, но только так можно помочь Половцеву и Акимову. Им надо помочь, потому что у них работа на порядок сложнее и опаснее, чем у дипломатов.

Где-то в глубине квартиры щелкнул замок, скрипнула дверь. Сергеев напрягся. Неожиданно откуда-то из глубин памяти очень некстати всплыла старая фотография комнаты в подвале дома в Екатеринбурге. Фантазия дорисовала картинку: царская семья и вошедшие чекисты с револьверами. Страшно, глупо и бессмысленно убит был с членами семьи Николая II и врач Евгений Боткин – сын знаменитого врача Сергея Петровича Боткина. Сергеев вдруг почувствовал себя в такой же ситуации, когда вошедшие люди могут навсегда и бесповоротно перечеркнуть социалистическое прошлое этой страны выстрелами в упор. И не разбираясь, кто и почему находится рядом с четой Чаушеску. Если рядом, значит, сторонник и сподвижник. Или… нежелательный свидетель произошедшего.

Внутренне собравшись, Станислав остался сидеть у стены. Он даже не стал никого будить. Зачем? Но дверь распахнулась не от удара ноги. Провернулся ключ в замочной скважине, потом раздались негромкие голоса. Дверь открылась, впуская в темную комнату свет из коридора. Затем щелкнул выключатель, и Сергеев увидел военных в шинелях и с автоматами. Офицер и десяток солдат заполнили комнату. Переводить с румынского было некому. Но по интонации было понятно, что всем приказали подняться. Чету Чаушеску и двух молодых мужчин быстро, но очень поверхностно обыскали, явно пытаясь найти оружие. Обыскали как-то стыдливо. Военные были настроены решительно, но почему-то не смотрели в глаза.

– Товарищи, – заговорил Ванич, когда понял, что происходит, – вот этот человек советский дипломат. Его нельзя арестовывать и применять к нему силу.

– Разберутся, – проворчал в ответ офицер, не проронивший больше ни слова.

Ванич пытался снова привлечь внимание к особе Сергеева, но Станислав остановил его. Их вывели на улицу. Под аркой дома стояли две военные машины. Чаушеску с женой посадили в первую, Сергеева с лейтенантом во вторую.

Когда они ехали по городу, возникало ощущение, что машины умышленно петляют по улицам, хотя к цели доехать можно было быстрее и более прямым путем. Потом железные ворота, очень похожие на все ворота во всем мире, которые ведут на территорию воинских частей. Потом дверь, коридор, Сергеев остался один в окружении молчаливых румынских солдат. Потом железная дверь с глазком и большим засовом снаружи. Потом дверь за ним захлопнулась.

– Ну, сразу не расстреляли – это уже приятный момент моей жизни, – сказал Станислав вслух, осматриваясь в комнате с двумя железными двухъярусными кроватями, зарешеченным окном и одним столом посреди комнаты.

Видимо, это была гауптвахта. Глянув на часы, Станислав подумал, что часов до восьми, а то и девяти утра его никто не тронет. Пока сообщат большому начальству, что чета Чаушеску схвачена, пока те решат, кого сюда прислать и что с президентом и его женой делать. Хотя, что с ними делать, могли придумать заранее. А вот что делать с их спутниками, придумывать кому-то придется экспромтом и быстро. Он улегся на нижнюю кровать прямо на старый матрац и свернулся калачиком. Сон не шел. Станислав то проваливался в небытие, то выныривал из него, прислушиваясь к шагам и голосам за дверью. Потом он все-таки уснул. А когда открыл глаза, то понял, что за окном заметно посветлело.

На допрос Сергеева повели в половине одиннадцатого утра. Короткое, но уже знакомое румынское Ieși afară[8], и вот он идет по коридору, выкрашенному до половины темно-синей масляной краской. Прошли помещение солдатской казармы, потом остановились возле двери с табличкой. «Судя по всему, ротная канцелярия, – подумал Сергеев, привычно осматриваясь и анализируя. – Опасные игры, если все решать в стране берутся военные. Урок Чили не забыть многим, всему человечеству».

Комната была небольшой. Окно, и сразу небольшой стол. Справа у стены шкаф со стеклянными дверками, за которыми выстроились корешки разнокалиберных книжек в твердых и мягких обложках. За столом, судя по погонам, – подполковник воздушно-десантных войск. Сергеев покачал головой. Десантники всегда были элитой любой армии, наиболее подготовленные и боеспособные части. Ох, не военным ли путчем пахнет в стране?

Подполковник жестом пригласил садиться, потом что-то сказал по-румынски, внимательно рассматривая Сергеева. Задал один вопрос, второй.

– Зря стараетесь, – устало ответил Станислав по-русски, чувствуя, что от голода он начинает терять силы. – Офицер, который производил арест, знает, что я советский дипломат. Он должен был сообщить начальству. И вам заодно.

– Rusă?[9]

– Я уловил слово «русский». – Сергеев перешел на английский язык. – Повторюсь, я советский дипломат, моя фамилия Сергеев. С кем я сейчас разговариваю? Представьтесь, пожалуйста.

– Хорошо, – ответил подполковник тоже по-английски, – если у нас с вами нет иной возможности общаться, подойдет и английский. Прошу прощения, но сначала вам придется доказать мне, что вы тот, кем себя называете.

– Пожалуйста. – Станислав Васильевич вытащил из внутреннего кармана пиджака удостоверение и протянул офицеру.

Отмечать низкий профессионализм подчиненных подполковника, которые не обыскали толком арестованных, он не стал. Незачем без дела раздражать того, от кого зависит, может быть, твоя жизнь. Да и напоминать о личном обыске не стоит, иначе у Чаушеску заберут портфель и осмотрят его содержимое. Хотя это они сделают обязательно,