Война по умолчанию - Леонид А. Орлов

– Бажен, вот ты, офицер милиции, дававший присягу, ты бы стал спасать, рискуя жизнью, от самосуда закоренелого преступника лишь для того, чтобы он предстал перед судом справедливым и законным? Или махнул бы рукой, заявив, что считаешь преступника недостойным такой жертвы с твоей стороны и бросил бы его. А ведь он, даже будучи преступником, остается гражданином твоей страны.

– М-да, – пробормотал лейтенант, – сложный вопрос.

– Вопрос как раз очень простой, – возразил Сергеев. – Надо только решить для себя: либо ты всегда, в любой ситуации выполняешь свой долг, не обращая внимания на собственные симпатии и антипатии, либо ты руководствуешься только своими эмоциями и своей впечатлительной натурой. И тогда все станет очень простым. Я предпочитаю объективность и верность своей присяге. Сейчас ваш президент попал в сферу выполнения моего служебного долга, а эмоции и личные антипатии тут ни при чем.

– Перестаньте секретничать, – по-английски сказала Елена Чаушеску. – Говорите или по-румынски, или по-английски, но чтобы мы вас понимали. Иначе мы вас высадим.

Сергеев извинился, согласившись про себя с тем, что в нервном состоянии президента и его жены им всюду должно мерещиться предательство. Оставалось только сидеть и ждать дальнейшего развития событий. Нужно, чтобы президент попал хоть в какое-то относительно спокойное место, и тогда с ним можно поговорить еще раз. Может быть, удастся дозвониться до посольства, и к Чаушеску приедет кто-то из официальных лиц МИД. Может, он их послушается.

«А какова женушка, – подумал Станислав. – Высадим! Заигралась во власть, дамочка. Им ведь обоим лет по семьдесят, а высаживать собралась двух молодых крепких мужчин. Ей и в голову даже не приходит, что мы можем с легкостью, как в шпионских романах, связать их обоих, затолкать в багажник машины и увезти в любом направлении, в каком нам только заблагорассудится. А может, так и следовало бы, для их же пользы?»

Помотав головой, он отверг эту мысль как самую неприемлемую в данной ситуации. Он все же дипломат, а насилие над лидером государства еще никогда не приводило к поддержанию мирного добрососедства между двумя странами.

И портфель с пакетом пусть везет, пока он перед глазами. Если американцы знают, что архив у Чаушеску, они рано или поздно на него выйдут. Главное, чтобы они за этим пакетом охотились, а не за раненым Акимовым.

Город приближался как нечто нереальное. Может быть, нервы влияют на восприятие окружающего мира, может – освещение пасмурного сырого декабрьского дня и безлюдное шоссе. И приближающийся город с его невзрачными окраинами тоже выглядел безлюдным.

Водитель все время тер ладонью свою толстую шею и в страхе косился на сидевшего рядом с ним на переднем сиденье генерального секретаря компартии Румынии. Мужчина откровенно чего-то боялся, по кабине распространялся кислый запах пота. Лишь бы от страха у него рука не дрогнула где-нибудь на повороте или при объезде препятствия. Водитель сбавил скорость, и Станислав облегченно вздохнул. Первые строения, небольшие дома, вот какой-то поселок в стороне, а следом сразу бетонный забор промышленной зоны. Две трубы ТЭЦ, железные ворота в заборе и ни одной машины. Вот снова потянулись дома, теперь уже двух– и трехэтажные. А вот и люди.

Город перестал выглядеть безлюдным, когда справа вдруг открылась небольшая площадь перед зданием заводоуправления. Немного легковых машина на парковке и неспокойная митингующая толпа. С наскоро сколоченной деревянной трибуны какой-то мужчина, гневно вбивая кулак в небо, вещал низким басом, толпа вторила ему.

Чаушеску сообразил, что сюда подъезжать им не стоит, глянул на площадь и тут же отвернулся. Спросив, знает ли водитель, где в городе расположен горком партии, он приказал ехать туда.

Но когда они свернули на перекрестке на другую улицу, то почти сразу уткнулись в деревянные козлы, опутанные колючей проволокой. Несколько человек в рабочих куртках орали на двух солдат, энергично размахивая руками. Парни в шинелях только разводили руками и пятились назад. Что-то заставило Чаушеску положить руку на локоть водителя и приказать ему остановиться. Наверное, ему показалось, что эти несколько рабочих потому не на митинге, что они против переворота, что они за существующую власть, и, может быть даже, они – коммунисты.

Машина остановилась. Открыв дверь, президент вышел. На него сразу же обернулись все, кто был на улице возле ограждения из колючей проволоки. Чаушеску заговорил с рабочими, но Сергееву не понравился его тон.

«Не в его положении, – подумал Станислав, – разговаривать с народом тоном партийного докладчика. И что он от них хочет?»

Наклонившись к Ваничу, Сергеев хотел было спросить, что́ президент спрашивает у людей, как в капот машины ударился камень. Потом еще один отскочил от колеса и покатился по асфальту.

Сергеев не успел разглядеть, откуда и кто кидает в машину камни, как их водитель открыл дверь и выскочил из кабины. Тут же камень угодил в распахнутую дверь и еще два ударили по крыше. Теперь на дороге все кричали, показывали на Чаушеску, из кучи сваленного для ремонта дороги щебня выхватывали камни и бросали в машину. Один камень все же попал президенту в ногу, и он поспешил снова забраться в машину.

– Бажен, за руль! – крикнул Сергеев, выталкивая лейтенанта с заднего сиденья. – Быстрее!

Ванич бросился наружу, получил камнем в плечо, выругался по-румынски и захлопнул дверь. Машину он развернул мастерски и с такой ловкостью, что президентскую чету бросило на дверку. Еще два камня попали в багажник, но Ванич уже гнал машину по пустой улице к центру. Судя по насупленному виду Чаушеску, у него исчезли последние иллюзии относительно румынского народа.

Елена сидела рядом и ворчала. Получалось это у нее совсем как у старухи. Мельком глянув на нее, Сергеев подумал, что, собственно, при всей природной энергии Елены Чаушеску, при всем ее грандиозном опыте государственного строительства и управления, она – обычная пожилая уставшая женщина.

– Вон на площади горком, – сказал Ванич, показав вперед рукой. – Хорошо, что там нет людей, не проводится никаких митингов. Я уже свою порцию благодарности получил, в плечо.

– Не все такие, как эти, – вдруг сказал по-русски Чаушеску. – В стране есть румыны патриоты.

Бензин закончился всего в нескольких шагах от здания горкома партии. Машина стала дергаться, перестала тянуть и вскоре заглохла совсем. Чаушеску вылез из кабины, открыл дверь жене и, оглядываясь по сторонам, подал ей руку. К зданию они шли быстрым деловым шагом, как, наверное, тысячи раз ходили по ковровым дорожкам во время визитов в другие города, государства. Шли туда, где их приветствовали, ждали, шли мимо толп рукоплещущих людей, мимо почетных караулов. Сейчас