Любовь эпохи ковида - Валерий Георгиевич Попов

а спокойно-утвердительно, и, получив ее кивок-разрешение (на это уходило несколько секунд, ничуть не больше), я появлялся в зале, на виду у всей публики. Тут, конечно, надо было выглядеть достойно, чтобы быть своим. Еще не наступили тогда (и никто не ожидал, что наступят) те чудовищные изменения в мире моды, когда можно прийти в ресторан в мятом лыжном костюме и грязных кроссовках. Шестидесятые – самая элегантная эпоха из всех, что я застал. Конечно, костюм – как правило, шикарный, без единой морщины, как говорится, влитой, – красивая рубашка и обязательно галстук, всегда яркий, из роскошной ткани… не то что теперешние мышиные хвостики, словно стесняющиеся сами себя, и при этом стоящие невероятных денег.

Вернемся лучше в прежние времена. Я и сидящие за столиком не разглядывали друг друга – лишь краем глаза определяли: это – свой! Минуту я стоял в арке входа – и уже учтиво подходил официант в черном костюме и бабочке и указывал на свободный столик. Шел за тобой, отодвигал-подвигал стул, пока ты садился, или два стула, если приходили вдвоем. Почувствовав негу, комфорт и уважение, я оглядывал зал: все свои. Пусть даже незнакомые, но – свои.

Почему я, студент-третьекурсник, чувствовал себя достойным этого места? Время было такое. Необходимы были красота, импозантность, образованность, интеллигентность, эрудиция – и появление в лучших местах. И сделаться на «Крыше» своим было так же важно, как получить красный диплом. Почему мое поколение выросло таким уверенным и успешным? Потому что молодость прошла не в подворотне или в подвале, как у других поколений, а в лучшем ресторане, где собиралась общество – еще «тогда»!

«Так что же? – лениво подумывал тогда я, развалясь в кресле, благожелательно оглядывая зал. – Выходит, от чего ушли, к тому пришли? И лучшее – это оказывается то, что существовало еще при царизме?»

Теперь уже, значительно позже, у меня возникает другой вопрос: если бы царизм длился вечно, пустили бы нас туда?

«И как это вообще может быть? – воскликнет студент нынешний. – Со стипендией – и в лучший ресторан?..» Феномен времени! Известно, что до революции «Крыша» была любимым рестораном студентов-аристократов, «белоподкладочников», как их называли. Особенно часто тут гуляли студенты Института путей сообщения, заведения аристократического… Но как же мы, дети советских родителей, оказались тут? Как же, интересно, мы гуляли на «Крыше», на какие деньги? Дело в том, что нам выпало время уникальное, которое не повторится больше никогда. Наступившая уже свобода духа, поднявшая «нашу волну», сочеталась удивительным образом с сохранившимися еще устоями прежнего государства, с тоталитарной жесткостью цен. Когда мы встречались с моей будущей женой Ноной, я заходил в сберкассу и каждый раз снимал ровно десять рублей… И этого хватало на вкусный ужин – миноги, горячая бастурма (все по две порции) и бутылка сухого. Это было место для молодых, место для счастья, для красивой любви.

Полумрак, томная музыка, лениво скользящий по залу луч прожектора со сцены, вдруг высвечивающий на твоем столе бокал с ярко-желтым соком манго. Такой интенсивный цвет и вкус больше мне не встречался – может быть, потому что именно там и тогда я ощутил роскошь впервые?

Невдалеке за столиком – знаменитый (не только талантом, но и образом жизни) художник Желобинский, с великолепной шапкой русых кудрей, с прелестным взглядом огромных голубых глаз, в ослепительно белом жилете, который на ком-то мог показаться чрезмерно роскошным, но на нем он гляделся волшебно – глаз не отвести. Рядом с ним его постоянная спутница (жена?.. паспорт при входе тут не спрашивали), великолепная (чуть старше его) знаменитая Ирина Бергункер, во всем черном, худая, казавшаяся даже чуть изможденной – в те времена, когда еще не было моды на худобу, будущую моду опережавшая… Огромные черные глаза, слегка трагические. Как сейчас вижу ее. Не с нее ли началась у нас мода на женщин утонченных, «жгутиков», перевернувших наше сексуальное сознание? Главное – тогда красавицы были «штучными», их знали по именам, у каждой была своя история и неповторимое лицо… «Конвейер» стандартного женского гламура заскрежетал значительно позже. А тогда были – Ирина Бергункер (даже фамилия волнует), Жанна Бончковская, тоже часто бывавшая на «Крыше» (и вскружившая голову главному кумиру и плейбою нашего поколения Василию Аксенову, выпускнику нашего мединститута и тоже завсегдатаю «Крыши»), и Ася Пекуровская, красивая, насмешливая и неповторимая, от нее потерял голову еще неопытный Довлатов, полетевший к ней, как мотылек на огонь… Увлекался Асей и Василий Аксенов тоже… Но любила ли кого-нибудь сама роковая Ася? Вопрос. Может быть, талантливого физика с непростой фамилией Римской-Корсаков? Наверное, да. Физики тогда тоже принадлежали к бомонду и «Крышу» жаловали. Особо запомнил я там ученого – красавца Гулю Березина, который к тому же еще и фехтовал на мировом уровне… Еще в советские времена он возглавил иностранный отдел легендарного Физтеха, самой известной в мире нашей научной фирмы, и тогда уже ездил за рубеж с блистательными докладами и привозил великолепные шмотки… Леня Романков, тоже физик, красавец и острослов, впоследствии депутат, один из ярких деятелей эпохи борьбы за демократию в Петербурге, пишущий интересные книги… Да, блистала «Крыша»! Хорош был всегда великолепно одетый, поглядывающий чуть свысока и насмешливо, худой, бледный и рыжий (как многие Гиппиусы) Никодим Гиппуис – этот был знаменит как киношник, умеющий написать сценарий на любую тему (кроме тех, конечно, на которые считалось писать западло, элегантность не позволяла). Он был еще и великий бильярдист, иногда появлялся здесь прямо «с поля боя» с персональным драгоценным кием в алом бархатном чехле. Красавиц он тоже не чурался, но, судя по разнообразию его дам, относился к ним менее серьезно, чем к бильярду, общался с ними высокомерно-насмешливо.

Реже – но зато с бо́льшим эффектом – являлся еще один известный представитель бомонда, тоже с аристократически-бледной кожей, Александр Шлепянов. Его элегантность, холеность, светское воспитание (как он шел, как садился, как разговаривал) выделяли его даже среди посетителей «Крыши», тоже людей весьма заметных. Откуда вдруг появлялись в Стране Советов такие «штучные» люди? Был слух, что каким-то таинственным образом он связан с заграницей, в частности, с Англией. Дипломат? Или родственники там? Или разведчик? Эти догадки косвенно подтвердились после ошеломительного успеха сделанного по его сценарию фильма «Мертвый сезон», где подвиги нашего разведчика на Западе передавались с большим знанием дела. И, видимо, не случайно вторую часть своей жизни Шлепянов прожил в Англии и даже получил какой-то высокий английский титул. Конечно, все это были «великосветские новости», не появляющиеся в газетах, распространяемые устно и, в общем, объединяющие то