Простой советский спасатель 3 (СИ) - Буров Дмитрий

— Почему ты так решил?

— Потому что дом Лесакова обыскивали на моих глазах. После смерти старика.

— Откуда ты знаешь? — взволнованный Степан Иванович аж приподнялся с места от удивления.

Черт! Надо уже как-то определиться в собственной голове, а то так запросто свихнуться можно: то отцом едва не называю, то по имени отчеству. Соберись, Леха, и определись. Иначе рано или поздно назовешь соседа Блохинцевых батей, объясняй потом причину такого фортеля.

После минутного колебания, твердо решил даже мысленно обращаться к родителю только в уважительной форме, как к чужому человеку. Решение далось с трудом, но оно было верным. Я подлил чаю, с удовольствием промочил пересохшее от внутреннего волнения горло, и уставился на Степана Ивановича, который задумчиво подошел к окну и застыл возле него, по привычке поглаживая подбородок.

Сердце защемило от нежности. Сколько раз я наблюдал за тем, как отец именно так размышляет над сложными задачами, отыскивая пути решения. Едва придумает выход из создавшейся проблемы или ситуации, немедленно отомрет, развернется и громогласно попросит у мамы чаю.

А потом мы вместе обычно садились на кухне за стол, покрытым цветастой скатертью в будние дни и белой в праздничные, и слушали главу семейства. В разговор обязательно подключалась мама, и принималась задавать уточняющие вопросы, от чего отец всегда смешно фыркал, глубоко задумывался, морща лоб. Но благодаря такому мозговому штурму после чаепития все проблемы оказывались не такими уж и сложными.

Не знаю, во все ли происшествия посвящали меня родители, но с тех пор как мне исполнилось семь лет, я почти всегда участвовал в важных семейных собраниях. И отец, и мама интересовались моим мнением, и даже старались учитывать его, если оно вписывалось в схему выхода из ситуации. Так я научился не только слушать, но думать и чувствовать настоящую поддержку семьи даже в мелочах.

— Так, что тут у вас происходит? — раздался веселый голос доктора дяди Коли. — Что носы повесили? Лена, налей-ка мне чаю! — велел он дочери, и я с удивлением осознал: девушка все это время сидела тихой мышкой и не встревала в наш разговор. — Так, Иваныч, ты чего застыл у окна со скорбящим лицом? Пирожков переел?

Блохинцев хохотнул над своей шуткой, отодвинул от стола стул, придвинул кресло, уселся и потянулся к пирогам. Лена, тем временем, все также молча налила отцу чаю и поставила перед ним большую кружку, разрисованную такими же петухами, как и у Лесового. Видимо, эти чайные пары покупались именно для двух конкретных друзей-мужчин, любителей долгих разговоров и крепкого сладкого чая.

Я чуть виновато глянул на Лену, мысленно извиняясь, что совершенно забыл про нее. Девушка улыбнулась, давай понять, что не в обиде, снова забралась с ногами на диван, прихватив свою чашку из обычного стандартного чайного сервиза.

Я же опять переключил свое внимание на отц… на Степана Ивановича. Пауза затягивалась, он даже на юмор товарища не отреагировал.

— Степан, да что случилось-то? — окликнул Лесового Николай Николаевич, в два укуса проглотив пирожок. — Что я пропустил?

Сосед медленно обернулся, задумчиво посмотрел на меня, затем перевел взгляд на доктора.

— Видишь ли, Коля, кажется, мы приняли неверное решение. Нужно было настоять на том, чтобы Федор Васильевич уехал из города на время. Юноша уверен, что к нему приходили с вопросами, и что его дом обыскивали.

— Даже так? — Блохинцев приподнял бровь и глянул на меня. — Откуда такие сведения?

— Лично видел, — коротко ответил я.

Оба мужчины замолчали, задумчиво разглядывая меня. Комнату накрыла оглушающая тишина, которая своим напряжением перекрывала даже тиканье часов. Нарушала её Лена. С чисто женской непосредственностью девушка поинтересовалась:

— Пап, а ты когда начал изучать родословную дяди Степы? До того, как Федор Васильевич пришел к нему с невероятной историей, или уже после разговора?

Я замер, ожидая ответа, стараясь не упустить ни одной эмоции, ни одного взгляда и вздоха. Оба авантюриста переглянулись, словно передавая друг другу какую-то информацию, и пожали плечами.

— Ну, знаешь…

— Позже…

Степан Иванович и Николай Николаевич начали говорить одновременно. Тут же остановились, хмыкнули, кивнули друг другу, и Блохинцев, печально глянув на пустую чашку, откашлялся и ответил первым.

— Знаешь, котенок, точно я уже и не помню, если честно. Мы со Степаном давно пытаемся выяснить хотя бы что-то про его родных. Все началось случайно. Иванычу… э-э-э, Степану Ивановичу стали сниться странные сны, — чуть смущенно продолжил Николай Николаевич. — Ну и он обратился ко мне за помощью.

— Но это же не твой профиль, — удивилась Лена, я же по-прежнему молчал, слушал и наблюдал. В душе все еще свербела обида из-за многолетнего молчания отца, я пытался понять причины, но пока не находил ни одной.

— Тебе ли не знать, что такое цеховая солидарность, дорогая, — Николай Николаевич покосился в мою сторону с хитрой улыбкой. — Ты и сама прекрасно научилась ею пользоваться.

Лена смутилась, сообразив, что сглупила с вопросом, я ободряюще ей подмигнул: мол, подумаешь, умничают тут всякие разные. Девушка дернула плечом, принимая мой мысленный посыл, и предложила всем чаю, чтобы прервать новую паузу.

Степан Иванович и доктор, как и предупреждала Лена, оказались заядлыми чаеманами и потянулись на зов поближе к столу. Хозяйка подхватила чайник и ушла на кухню. Мы же скрестили взгляды, как на фехтовальном ринге, каждый хотел что-то сказать, но не решался.

— Так вот… — Николай Николаевич откашлялся и вернулся к разговору. — Степан пришел за помощью, и я отправил его к своему другу. Он практиковал метод гипнотического погружения, искал способ быстрого возвращения памяти пациентам после травм. Надо сказать, что у него интересные наработки, некоторые из них я бы рекомендовал применять при работе с онкологическими больными. С моей точки зрения…

— Коля, сейчас не об этом, — мягко прервал доктора друг.

— Ах, да, простите, — Николай Николаевич смутился, и стало понятно, на кого похожа младшая Блохинцева. — Так вот, о чем это я? Да… Да, Степан побывал на сеансе гипноза и выяснилось, что его память блокировала травматические воспоминания из детства. Ему удалось вспомнить о том, что из детского лома его выпускали с небольшим наследством. В коробке, которую ему отдали, хранилась одна единственная вещь… — доктор дядя Коля замолчал, задумчиво нахмурясь.

Мы терпеливо ждали продолжения, я вопросительно глянул на Степана Ивановича, но он отрицательно качнул головой, не желая продолжать за друга. Ну, ладно, подождем. Тем более Лена заверила, что с дежурной сменой договорилась, проблем не будет.

Я потянулся к пирожку и хмыкнул про себя: жор во время решения какой-то задачи, серьезного разговора — это тоже у нас, выходит семейная черта. Никогда не задумывался, а тут надо же, как ярко проявилось. И я, и Лесовой старший одновременно взяли с подноса по пирожку.

— Так вот, о чем это я… — Николай Николаевич отмер, обвел нас отрешенным взглядом. — Да, после гипноза Степан вспомнил не все. Далеко не всё. Но то, что удалось восстановить в его памяти, вызвало в нас профессиональный интерес. Конечно, мы всего лишь любители. Но, поверьте, Алексей, мы профессиональные любители, если Вы понимаете, о чем я.

Я верил и понимал, прекрасно помня одержимость моего отца в плане проверки достоверности любой мало-мальски интересной городской легенды. В плане исторических знаний, что Степан Иванович, что доктор дядя Коля, могли дать фору любому ученому историку. Что касается хроник родного города, то в этих вопросах два друга, пожалуй, даже музейных работников перещеголяют. Разве что покойный архивариус знал больше.

— Принимаю, — кивнул я. — Что Вы вспомнили? — в упор глядя на соседа, уточнил я.

— И вспомнил, и даже нашел, — Степан Иванович вздохнул, сунул руку в карман и что-то достал из него.

В комнату вошла Лена, поставила чайник на поставку, оглядела нашу застывшую в очередном приступе молчания компанию, и громко объявила: